"Дзе ты са ўсяго света пазбіраеш і ўзоры, і краскі!" Что хранится у бабушек в сундуках?

Нынешним летом этнографы собирали информацию в деревнях Вилейского района. TUT.BY отправился по их следам – в деревню Талуть, что в Любанском сельском Совете. Местные жительницы-ткачихи показали журналистам свои работы, вместе с нами вспомнили молодость и погрустили о настоящем.

"Ай! Пойдуць у магазін і купяць. Нашто гэта лішняя работа?"

Нина Ковалик родилась в Талути. В сентябре сорок третьего деревню сожгли, а жителей угнали на работы в Германию. Семья Нины Ивановны спаслась: отец с сестрами в момент пожара были в соседней деревне, а самой героине с мамой удалось сбежать.

– Мы так і не папалі ў Германію. А тут ўсё згарэла. Восень, жыта было пажатае – і чыста ўсё згарэла... Ай, я ўжо змаруся гаварыць. Дзе вы ўжо хочаце, каб усё расказала…

Нина Ковалик - известная на всю округу ткачиха. Первое свое полотно соткала в 14 лет.

Те, кому повезло больше других, вернулись на прежнее место уже весной сорок четвертого. Сначала жили в землянках, потом стали отстраивать новые хаты в своих сожженных дворах. Нина Ивановна все это хорошо помнит - родилась в 1931 году.

Спрашиваем, каким же было самое первое вытканное полотно.

– Ай, дзіцятка, калі тое ўжо было! Тое ўжо і парвалася. Первый раз я саткала палатно для навалачак - у восем нітоў. Некрашанае было, суровае, з лёну. Гэта ж 84 мне гады зараз, дык 70 гадоў прайшло ўжо з таго часу. Дык дзе ж ты ўсё ўспомніш!





С тех пор, за жизнь, Нина Ивановна соткала многое. С особенной нежностью смотрит на полотно, которым укрыта икона. “Я дык надта люблю гэтыя васількі!” - улыбается бабушка и продолжает вспоминать.

"Я надта люблю гэтыя васількі! Сяджу і любуюся", - говорит об этой своей работе мастерица.

В семье было девять детей. Едоков много - работать приходилось тяжко.

– Мы ўсе тады зямлю рабілі: сеялі, жалі, аралі – усё ж уручную. Дзяўчат вучылі ткаць, прасці. Сеялі лён. Лён рвалі ўручную, тады слалі пад жнівеньскія росы. Тады паднімалі яго, у бані мялі. А тады ж ужо і трапалі, і часалі – грабяні такія былі жалезныя, на даску цвікоў набіта. А тады ўжо пралі, ніткі гэтыя снавалі. Да сцяны прыб’юць палкі, туды-сюды наснуюць! А тады ўжо на станок нацягваюць і ткуць. Многа наткуць, а тады вясной на рэчцы Чорнай палотны насцеляць, набеляць іх. Як выбеляць – ужо ў трубачку скачаюць. Як дзеўка замуж ідзець – нада ж, каб трубачка палатна была ў куфры.

У девушки из сожженной в войну деревни в сундуке с приданым полотна не было – беднота. Эти не вытканные до замужества метры полотна Нина Ковалик с лихвой наверстала потом.

Дочка Нины Ковалик Алла достает покрывала, вытканные мамой.

– А рамашкі ж, дачка, гэныя пакажы! – вспоминает вдруг Нина Ивановна про одно из своих узорчатых покрывал.

Узорами местные мастерицы делились друг с дружкой. Хорошие схемы узоров прямо с тканого полотна "снимала" мама Нины Ивановны.

Когда позволяло время, тканые работы украшали еще и вышивкой, и кружевом.

У Нины Ковалик двое детей, двое внуков и одна правнучка. О том, чтобы передать кому-то свое мастерство ткачества, речи не ведет.

– А каму хочацца брацца за гэтую работу цяпер? Ай, дзеткі мае! Пойдуць у магазін і купяць. Нашто гэтая лішняя работа? - скромничает собеседница.

– А не жалко, что это уйдет в прошлое?

– Шкода. Дык а што ж рабіць, – вздыхает ткачиха. – Ніхто ж раней тут нічога не купляў, рабілі ў вёсцы кожны сам сабе. На вокны як нічога не было, дык выразалі з бумагі. А цяпер не нада – во купіў гатовае, і ўсё.

“Рабіла і паясы. Ну не шырокія, а проста як вяровачкі. Паясы нявесце патрэбныя былі. Ідзець нявеста ў баню – і пояс паложыць, да вяселля нясе лыжкі на стол – абвяжа іх”.

Вместе с мастерством ткачих уходит в прошлое и насыщенная жизнь деревни. В Талути осталось, как говорит Нина Ивановна, "чатыры хаты па адной бабе і дачнікі”. А было время, когда в здешней семилетке учились 37 человек.

– Толькі што няма дохтара. ФАП закрылі, у Любань нада ехаць, а цяпер казаў Лукашэнка, што нада будзець яшчэ і за прыёмы плаціць… Ужо цяпер бяры бульдозер і гарні ўсіх на кладбішча! Ужо няма маладых нікога. Вот, дзеці прыедуць. Прылятуць, як птушкі, і палятуць.

По мнению Нины Ивановны, умение ткать полотно помогло ей когда-то наладить отношения со свекровью. “Я са свекрывёй 30 гадоў пражыла ў адной хаце. Яна надта любіла, як я тку. У яе было пяць сыноў, і ўсе памярлі, адзін толькі астаўся, што ажаніўся са мной. Свякроў надта была давольная, як дачка ў нас нарадзілася. І калыбель павесіла з сабой, і ноччу мне карміць прынасіла".

Несмотря на грустные темы, ткачиха произносит все эти слова с какой-то философской и молодой жизнерадостностью. И заявляет, что этой зимой ехать к детям в Вилейку все еще не собирается.

"Прыходзяць гэтыя этнографы, а ў мяне поўны стол лісіц!"

Тамара Гиль живет неподалеку от Нины Ковалик. У нее, как и у подруги, есть звание народного мастера, она тоже ткачиха. Когда журналисты “з Мінску” вошли во двор, Тамара Васильевна чистила картошку на улице за большим столом, греясь на солнце. Услышав, что нас интересуют ее тканые работы, засмеялась и добродушно принялась рассказывать про этнографов, которые приходили к ней этим летом.

Тамара Гиль со своей работой.

– Я ж з імі толькі гадзінку пагаварыла, а тады й кажу: ідзіце ўжо, хопіць! Яны ж прыходзяць, гэтыя этнографы, а ў мяне поўны стол лісіц! Дзеці навезлі з лесу. Куды ж я іх надоўга кіну?

В ответ на наши встревоженные взгляды Тамара Гиль убеждает: уж нас-то прогонять не будет, потому как на этот раз "такой напорыстай" работы нет.

Дома мастерица достает из шкафа особым образом сложенные "посцілкі". Край к краю, сгиб к сгибу - пожилые люди умеют беречь вещи.

- Што я рабіла? Усё рабіла, ткала. Дзецям посцілкі давала, унукам, сватам, знакомым. Калі замуж ідуць, дык у цэркві пасцілаюць. А во вінаград - на іконы.


Специальных покрывал на иконы Тамара Васильевна выткала и вышила много, причем делала это и в советские времена.

"Гэта ж знаніца! А нада сцяліць на добрыцу", - приговаривает Тамара Гиль, перестилая покрывало для фотосъемки лицевой стороной вверх.

Родом женщина из деревни Вороничи, неподалеку от Талути. Ее родная деревня после войны осталась целой, поэтому на фоне талутьских погорельцев Тамара Васильевна выглядела богатой.

– З Варонічаў выйшла замуж сюды, за Гіля Уладзіміра. У мяне быў адзежы і палатна повен куфар! Я, як зайшла сюды, ні па чым не бедавала. А яны ж тут усе пагарэлыя. Дажа свякроў кажа: а дай ты мне на спадніцу! Ну папрасіла – дык дала. І мы ў Варонічах не ткалі альбы якое – усё маднейшае. Помню, усе рады неяк так ішлі, наўскасяк...

Про деревню Талуть: "Весялей было б, каб болей людзей. Раней і клуб рабіў, і камбінат рабіў, і ФАП рабіў, і жалезны магазін быў. І аўтобусная астаноўка – можна зайсці і пагрэцца. Але ж цяпер сакрацілі гэтыя аўтобусы – у кажнага машына".

Ткать научилась еще при немцах. В разговоре про ткачество, как и подруга, вспоминает, какой успела увидеть войну.

– Знаеш жа, у вайну якая дабрата. Ноччу ідуць партызаны. Удзень – недалека жалезная дарога – ідуць немцы. І немцы як прыедуць – ідуць у хату, тады ў хлеў вядзі, хазяін. Мама адну авечку на плечы і баба адну, і трэба нясці. Немцы хлеба не бралі, не. Партызаны дык да паследняга кусочка возьмуць. Баба кажа: кіньце дзяцём булачку! Яны ідуць вёскай і чуюць, у кага спечаны хлеб. Знаеш, такі дух! І тады ўвесь забяруць. Калі баба пад галавой схаваець маленькую булачку, дык назаўтра мы з’ядзём. А тады ўзноў. Але ж нада было і адзецца, і пад’есці партызанам.

После войны в Талути сосед Тамары Васильевны сделал своей жене такой станок, которыми пользовались и другие женщины деревни. Позже, вместе с Ниной Ивановной, ездили на фестиваль "Матчыны кросны" со своими станками, которых хватало в талутьском клубе.

– У першы раз з’ездзілі ў Старыя Дарогі на іхнія кросны – ай, там нейкія даўнія карчы! – восклицает. – Што даўнія, то даўнія! Дык мы патом свае разбяром, у машыну возьмем і з сабой, там скора разложым і тчом.

"Талуцкі СДК", - так помечены покрывала, вытканные народным мастером Тамарой Гиль. Хоть Дома культуры в Талути уже нет, эти метки помогают не растерять покрывала на выставках вдали от дома.

Тамара Гиль вспоминает, как однажды обратилась к ней двоюродная сестра мужа – после операции ткать в одиночку не могла, просила помощи.

– Ну што ж – мужык яе лесніком: і дасць сасонку дзе ўрэзаць, і сена прыцэп паможыць накасіць. Ну як жа не памоч. Кажу: а ці многа? Мне-та самой нада два: сабе і нявестцы. Яна як стала шчытаць: дачка не замужам – два на дружкаў, два сабе, нявестцы рушнік... – пяць! Тады братавай рушнік – шэсць! Тады мая залніца захацела рушнік – сем! Ну выткалі мы гэтых сем, асновы многа ёсць яшчэ! Ну давай маме ейнай вытчэм – восем! І астаецца ўсё роўна ўжо асновы... А чым жа ткаць? Кажа, што ёсць у Мядзелі зялёныя клубочкі. Я выправіла сына за клубочкамі, ён купіў. Дык вот, дзесяць рушнікоў! Яшчэ можна было выткаць маленечкі, дык я ўжо прыстала. Не магу: аж ногі закручваюцца. Аддала ёй ніткі, што засталіся, – латаць нясі, ніткі добрыя.

Сейчас ткать полотна уже не хватает здоровья. Но у Тамары Гиль по сей день много ниток - сейчас из них отлично вяжутся носки. Кросна мастерицы отдали сначала в местный, талутьский, клуб, а после закрытия здешнего клуба их передали куда-то дальше по цепочке.

– Учучка мая ўмела ткаць! – довольно заявляет Тамара Васильевна. – Абманець мяне: баба, ужо карове пара даваць! Я ж ужо і пайду ў хлеў. А яна гэтым часам за кросны! Была ўжо паступіўшы ў інстытут, вучылася на дохтара і січас робіць дохтарам. А цяпер дзе ж яна будзець ткаць? Я ня тку і яна ня тчэ... Ааай! Ты фатаграфіраваў мяне ў гэтай хустцы? (к фотографу. – TUT.BY).

Тамара Васильевна накидывает другой платок и говорит, что к фотоаппаратам привычна – они сейчас и у внуков, и у правнуков. И те, и другие приезжают в Талуть, когда у нее день рождения. Кстати, зрение у мастерицы, проработавшей с полотнами, получше, чем у внуков.





– Я чытаю газету без ачкоў. Унукі - панадзеваўшы ачкі. Я кажу: нашто вы? Ачкарыкі… Дык яны кажуць: а мы ж, як вучыліся, многа чыталі.

Тамаре Гиль талант ткачихи, похоже, тоже передался от мамы.

– Мая мама ткаць надта любіла. Ад яе людзі не вылазілі з хаты. Прынясуць які ўзор – самі ж не начнуць, ня ўмеюць. У яе ўсягды палка, якая бумажына, асадкі. І кладзець палку і карандашом рысуець – у сколькі нітоў будзеш ткаць. Чатыры – чатыры палкі. У восем – восем палак.

Собеседница вспоминает удивительного мастера, из-под Нарочи.

– Але я туда не ездзіла, у Занарачча. Мужчына сам ткаў, у палотны несшываныя. І я ткала несшываныя, шырокія – дык надта цяжка такія ткаць. Бліжэйшыя вёскі заказвалі яму посцілкі. А ён... радугі! Радугу відзела пасля дожджа? Вот гэткія ткаў. Цвяты падбіраў, акраску гэту. Не, я так навучыцца не хацела. А дзе ты з усяга света пазбіраеш і ўзоры, і краскі? (отмахивается. - TUT.BY).

"Аж туды, да Нарачы, хадзілі па краскі, а аўтобусы ж не ездзілі. Прыйдзеш, а там нейкая баба ў склепе, ці ёй з Мінска, ці ёй з Вільнюса дзеці прывозілі краску. Дык Божа, ложачку чайную насыпіць! Але сукно добра бралася!"

– Што хацелася – усё навучылася. Усякія кросны ткаць і перабіраць, – резюмирует Тамара Васильевна, оглядывая свое тканое богатство.

P.S. Авторы благодарят Студенческое этнографическое общество (СЭТ) за помощь в поиске героев для материала.