"Чернобыльский марш" на Москву, страсти по колбасе и охота за окурками. Проект TUT.BY "Вспоминая 90-е"
10.09.2014 13:59
—
Новости Общества
TUT.BY продолжает проект "Вспоминая 90-е", участники которого - рабочие, врачи, учителя, продавцы, служащие, милиционеры, бизнесмены – делятся воспоминаниями о времени, когда вокруг менялось все.
– Решили, что нужно ехать в Москву и напрямую встречаться с Горбачевым, чтобы рассказать ему в глаза все как есть. Тогда эти проблемы замалчивались, а мы даже не знали всей правды о последствиях радиации...
Инициировали поездку депутаты городского Совета, а организатором выступил гомельский забастовочный комитет. Сегодня сложно представить, но комитет с таким названием действовал вполне легально. Транспорт – несколько десятков автобусов - выделили предприятия города. А на фабрике "8 марта" специально сшили накидки с лозунгом "Чернобыль – наша боль". Владимир Пекельник сохранил ее до сих пор.
– Поехало нас человек триста. До Москвы добрались без происшествий, а уже там колонну несколько раз останавливали. Подходили какие-то генералы в милицейской форме, в корректной форме пытались отговорить, но после переговоров все-таки пропустили.
В районе Красной площади нас снова остановили – на этот раз какие-то люди в штатском. По-моему, это были сотрудники КГБ. Они сказали, что в Кремль всех не пустят. Сошлись на том, что туда пойдут депутаты и члены забастовочного комитета.
В Кремле нас досматривали, всюду в проходах стояли военные в форме с буквами ГБ на синих погонах. Потом завели в какой-то небольшой зал и объявили, что Михаил Сергеевич очень занят и встретиться с нами не сможет. Вместо него вышел премьер-министр Николай Иванович Рыжков. Также присутствовал его зам Виталий Догужиев, один из заместителей министра здравоохранения СССР, если не ошибаюсь, главный санитарный врач и другие официальные лица.
Разговор выдался эмоциональным – высказывали все, что накипело. В первую очередь выражали претензии за сокрытие информации о радиационной опасности – и это на пятом году со дня катастрофы! Лично мне Рыжков показался безынициативным чиновником, который сам ничего не решает. На все вопросы отвечал дежурными фразами, говорил, что правительство в курсе проблем и будет помогать… В конце еще раз сказал, что Горбачев встретиться с нами не смог из-за плотного графика, но в будущем постарается приехать в Гомель. В этом он не соврал.
Среди выдвинутых гомельчанами требований были пункты о денежных доплатах, увеличении отпусков, а также просьба открыть медицинский вуз. Поездка, убежден Пекельник, дала результат. В Гомель зачастили представители министерств и другие деятели союзного правительства, а в феврале 1991-го побывал собственной персоной Михаил Горбачев.
Через какое-то время стали выплачиваться "чернобыльские" пособия, которые в народе метко окрестили "гробовыми". Увеличилась и продолжительность трудовых отпусков. А уже в ноябре началось создание Гомельского медицинского института (ныне – университет). Кроме того, в 1991-м был принят Закон о соцзащите граждан, пострадавших от катастрофы на ЧАЭС.
– В здании на углу улиц Пушкина и Первомайской к тому времени размещалась какая-то организация, которую называли биржей. У моего друга был знакомый оттуда, и вот он хвастал, что у них там компьютер, единственный в Гомеле, который подключен к сети Фидонет. И по нему они первыми узнают, что происходит в Москве.
Сразу после августовских событий при Верховном Совете БССР была создана Временная комиссия, которой поручалось дать оценку действиям государственных органов, должностных лиц и граждан в дни путча.
В Гомеле к работе комиссии был привлечен и депутат облсовета Владимир Пекельник:
– Мы наделялись полномочиями, позволявшими изучать документы с грифом "совершенно секретно". Прежде всего нас интересовала входящая и исходящая корреспонденция в период с 18 по 21 августа. Проверяли обком партии, облисполком, областные УВД и УКГБ, прокуратуру, военкомат. Побывали также в воинской части связистов, которая дислоцировалась в Лещинце (сейчас здесь находится в/ч 5525 внутренних войск. – Прим. TUT.BY) и в фельдъегерской службе (отдельное формирование правительственной связи. – Прим. TUT.BY).
Должен сказать, "охоты на ведьм" никто не устраивал. Во всех ведомствах нас встречали спокойно, показывая своим поведением, что бояться им нечего. Телеграммы, в которых сообщалось, что ГКЧП возлагает на себя полномочия, мы видели, а вот ответов не было.
Возникало ощущение, что на местах в дни путча заняли выжидающую позицию. То есть просто решили не отвечать и посмотреть, как будут развиваться события. Поддерживать ГКЧП никто не рискнул – по крайней мере, документальных подтверждений мы не нашли.
– До этого многих товаров тоже было не достать. Например, чтобы купить мебель, приходилось записываться в какие-то очереди, получать талоны и ждать месяцами. Хочешь быстрее – нужен блат. Поэтому работа в торговле считалась престижной. Предприимчивый завмаг мог обеспечивать "нужных людей" дефицитами и сам жить, как сыр в масле.
В конце 80-х еще и вьетнамцы приехали – работать на "Гомсельмаше". Те вообще все, что могли, скупали – даже ведра, тазики оцинкованные. Все в контейнеры – и на родину. Потом поляки точно так затаривались, а уже позже мы к ним ездить стали…
Своего рода символ продовольственного дефицита советских времен – колбаса. Мясокомбинаты работали на полную мощь, однако основная часть продукции отправлялась в Москву. Парадокс, но чтобы затариться колбасными изделиями, выпущенными дома, гомельчанам приходилось ехать в столицу СССР.
Альтернативный маршрут с той же целью – тур в Киев, куда добирались теплоходом или по железной дороге. В обиходе гуляла шутка-загадка – "длинное, зеленое, колбасой пахнет – что это?" Ответ – поезд из Киева.
Владимир Пекельник рассказывает случай, происшедший с ним в подмосковном Щелково:
– Зашел в магазин, чтобы купить колбасы – столько, сколько смогу увезти. Тогда все так делали, поскольку брали не только для себя, но и родственникам, знакомым, которые точно также привозили другие дефициты. И вот, стал отовариваться, а в очереди начинают ворчать. Вот, мол, понаехали, раскупают все…
Меня такая обида взяла, говорю им: "Вообще-то эту колбасу у нас в Гомеле делают, я что – не могу раз в год в отпуск приехать и хотя бы здесь ее купить?" У людей большие глаза – никто не верит. Тогда я пошел на принцип и потребовал накладные. Продавец, недовольная, принесла, читаем: поставщик – Гомельский мясокомбинат.
Так вот, когда уже шло к распаду Союза, обыватели судачили: ну и хорошо, мол, отделимся – зато вся колбаса будет у нас оставаться.
Последствия не заставили долго ждать. Возле рынков появились бабушки, которые продавали махорку, – табак-самосад, оперативно взращенный на приусадебных грядочках. На остановках транспорта можно было наблюдать, как прилично одетые люди, украдкой глянув по сторонам, приседают якобы для того, чтоб завязать несуществующий шнурок. И подбирают окурок (он же "бычок"), более или менее пригодный к повторному употреблению.
Особо жаждавшие никотина тут же отходили за остановку и жадно прикуривали. Если окурок был с фильтром, его предварительно слегка обжигали пламенем спички или зажигалки – для дезинфекции. Те, кто выходили на охоту за "бычками" целенаправленно, приносили улов домой, потрошили "останки" сигарет, ссыпая табак в одну тару. А затем дедовским способом вертели самокрутки, с наслаждением вдыхая "дым отечества". Пессимисты, не верившие, что это все временно, обзаводились трубками. Некоторые, опять же, мастерили их сами.
В конце концов сигареты вернулись. Но теперь, как и прочие товары, их отпускали по талонам. Из расчета 10 пачек в месяц на одного совершеннолетнего члена семьи. Если все они были курильщиками со стажем – лимита не хватало. Впрочем, такие люди знали решение. Купить сигареты без талонов и очередей можно было у представителей цыганской диаспоры – в частном секторе на ул. Бочкина в Западном микрорайоне.
К 1992 году проблема с куревом решилась окончательно. По всему Гомелю, как грибы после дождя, стали появляться коммерческие ларьки. В них продавалось все - если под этим подразумевать ширпотреб в ярких упаковках. Шоколадные батончики, растворимые напитки в пакетиках, жвачки, карамель на палочках – все то, чем в силу разных причин не мог побаловать потребителя советский пищепром.
Сигареты же стали продавать не только пачками, но и поштучно – для малокурящих. Или малообеспеченных. Если любознательные школьники не могли позволить себе пачку новомодных тонких More с ментолом, то покупка 3-5 "вкусных" сигарет была по карману.
Возле рынков и магазинов кучковались предприимчивые пенсионерки. Показывать "товар лицом" не рисковали, поэтому вполголоса, как мантру, бормотали названия: "Союз", "Магна", "Элэм". Последняя марка – сигареты L&M в красно-белых пачках - пользовались особой популярностью.
Коммерческую жилку в себе в 90-е годы обнаружили многие граждане постсоветских государств.
Одни, пользуясь хаосом в экономике, собирали начальный капитал. Для других в условиях бешеной инфляции, простаивающих предприятий и задерживаемых зарплат это был временный способ выживания. Третьи торговали потому, что "все так делают".
– В Польшу, наверное, только я не съездил, – шутит Владимир. – Знакомые мои все мотались. На продажу возили все – даже бельевые веревки с прищепками.
А у кого с деньгами получше – челночили в Китай. Там, например, хорошо продавались наручные механические часы марки "Командирские".
Из Китая везли джинсы, кожаные куртки, другую одежду. Одна знакомая, продав партию часов, привезла столько тряпок – пришлось грузовик нанимать, чтобы забрать баулы из аэропорта.
В 1992 году впервые побывал за границей и Владимир Васильевич. Поездку в Турцию частично оплатил завод:
– Вначале все почему-то решили, что это поездка на отдых в Анталию, и стали спорить за места – до скандала дошло. Но когда выяснилось, что едем в Стамбул, страсти поутихли – деньги на шоп-тур были не у каждого.
Даже те, кто ехали, брали, где могли – потрошили заначки, одалживали у родственников. Я, к примеру, по такому случаю даже кредит в банке взял. Никто не сомневался, что поездка окупится.
Кое-что, конечно, и с собой везли – спиртное, в частности. Не для себя, а в качестве презентов. Помню, при пересечении границы Украины с Румынией заходит в автобус румынский таможенник и со страшным акцентом спрашивает: "Сюмка-водка есть?". Руководитель группы дал ему сумку. В Болгарии та же картина, разве что таможенник говорил чище: "Водка есть?". Взял 10 бутылок – тариф.
Правда, уже в самой Турции никто от нас ничего не требовал. Мы ведь сами к ним закупаться приехали – что с нас брать?
В то же время в самом начале царила эйфория – ощущение свободы и перемен. В 90-м я, выдвинув свою кандидатуру, победил на выборах и, обойдя трех конкурентов, стал депутатом областного Совета. По-моему, это были единственные по-настоящему свободные выборы.
Кстати, заседания сессий тогда проходили очень бурно, особенно в городском Совете. Разногласия, дебаты возникали по каждому вопросу – особенно когда обсуждался бюджет. Каждый депутат отстаивал интересы своего округа, сферы или конкретного учреждения. По некоторым статьям расходов заявляли протесты, могли даже встать и демонстративно уйти. Доходило до того, что и за грудки друг друга хватали. Тогда такие выходки считались нормой вещей.
Может быть, мы говорили много чего-то популистского, но это на самом деле рвалось из души. По крайне мере, мы верили в то, что говорили, и люди нам тоже верили…
"Чернобыльский марш" на Москву
Бригадир слесарей завода "Коммунальник" Владимир Пекельник в 1990-м был избран депутатом областного Совета депутатов. Еще одно яркое воспоминание того года – акция с целью привлечь внимание правительства СССР к чернобыльским проблемам:– Решили, что нужно ехать в Москву и напрямую встречаться с Горбачевым, чтобы рассказать ему в глаза все как есть. Тогда эти проблемы замалчивались, а мы даже не знали всей правды о последствиях радиации...
Инициировали поездку депутаты городского Совета, а организатором выступил гомельский забастовочный комитет. Сегодня сложно представить, но комитет с таким названием действовал вполне легально. Транспорт – несколько десятков автобусов - выделили предприятия города. А на фабрике "8 марта" специально сшили накидки с лозунгом "Чернобыль – наша боль". Владимир Пекельник сохранил ее до сих пор.
– Поехало нас человек триста. До Москвы добрались без происшествий, а уже там колонну несколько раз останавливали. Подходили какие-то генералы в милицейской форме, в корректной форме пытались отговорить, но после переговоров все-таки пропустили.
В районе Красной площади нас снова остановили – на этот раз какие-то люди в штатском. По-моему, это были сотрудники КГБ. Они сказали, что в Кремль всех не пустят. Сошлись на том, что туда пойдут депутаты и члены забастовочного комитета.
В Кремле нас досматривали, всюду в проходах стояли военные в форме с буквами ГБ на синих погонах. Потом завели в какой-то небольшой зал и объявили, что Михаил Сергеевич очень занят и встретиться с нами не сможет. Вместо него вышел премьер-министр Николай Иванович Рыжков. Также присутствовал его зам Виталий Догужиев, один из заместителей министра здравоохранения СССР, если не ошибаюсь, главный санитарный врач и другие официальные лица.
Разговор выдался эмоциональным – высказывали все, что накипело. В первую очередь выражали претензии за сокрытие информации о радиационной опасности – и это на пятом году со дня катастрофы! Лично мне Рыжков показался безынициативным чиновником, который сам ничего не решает. На все вопросы отвечал дежурными фразами, говорил, что правительство в курсе проблем и будет помогать… В конце еще раз сказал, что Горбачев встретиться с нами не смог из-за плотного графика, но в будущем постарается приехать в Гомель. В этом он не соврал.
Среди выдвинутых гомельчанами требований были пункты о денежных доплатах, увеличении отпусков, а также просьба открыть медицинский вуз. Поездка, убежден Пекельник, дала результат. В Гомель зачастили представители министерств и другие деятели союзного правительства, а в феврале 1991-го побывал собственной персоной Михаил Горбачев.
Через какое-то время стали выплачиваться "чернобыльские" пособия, которые в народе метко окрестили "гробовыми". Увеличилась и продолжительность трудовых отпусков. А уже в ноябре началось создание Гомельского медицинского института (ныне – университет). Кроме того, в 1991-м был принят Закон о соцзащите граждан, пострадавших от катастрофы на ЧАЭС.
Поддержать путч никто не рискнул
Впрочем, все эти маленькие победы на "чернобыльском фронте" не могли ни предвидеть, ни тем более предотвратить глобального краха самой государственной системы СССР. О путче Владимир Васильевич узнал, как и большинство гомельчан. Были, впрочем, и те, кто получал чуть больше информации:– В здании на углу улиц Пушкина и Первомайской к тому времени размещалась какая-то организация, которую называли биржей. У моего друга был знакомый оттуда, и вот он хвастал, что у них там компьютер, единственный в Гомеле, который подключен к сети Фидонет. И по нему они первыми узнают, что происходит в Москве.
Сразу после августовских событий при Верховном Совете БССР была создана Временная комиссия, которой поручалось дать оценку действиям государственных органов, должностных лиц и граждан в дни путча.
В Гомеле к работе комиссии был привлечен и депутат облсовета Владимир Пекельник:
– Мы наделялись полномочиями, позволявшими изучать документы с грифом "совершенно секретно". Прежде всего нас интересовала входящая и исходящая корреспонденция в период с 18 по 21 августа. Проверяли обком партии, облисполком, областные УВД и УКГБ, прокуратуру, военкомат. Побывали также в воинской части связистов, которая дислоцировалась в Лещинце (сейчас здесь находится в/ч 5525 внутренних войск. – Прим. TUT.BY) и в фельдъегерской службе (отдельное формирование правительственной связи. – Прим. TUT.BY).
Должен сказать, "охоты на ведьм" никто не устраивал. Во всех ведомствах нас встречали спокойно, показывая своим поведением, что бояться им нечего. Телеграммы, в которых сообщалось, что ГКЧП возлагает на себя полномочия, мы видели, а вот ответов не было.
Возникало ощущение, что на местах в дни путча заняли выжидающую позицию. То есть просто решили не отвечать и посмотреть, как будут развиваться события. Поддерживать ГКЧП никто не рискнул – по крайней мере, документальных подтверждений мы не нашли.
"Отделимся, и колбаса у нас останется…"
Говоря об одной из примет начала 90-х – пустых прилавках, рассказчик отмечает привычность явления:– До этого многих товаров тоже было не достать. Например, чтобы купить мебель, приходилось записываться в какие-то очереди, получать талоны и ждать месяцами. Хочешь быстрее – нужен блат. Поэтому работа в торговле считалась престижной. Предприимчивый завмаг мог обеспечивать "нужных людей" дефицитами и сам жить, как сыр в масле.
В конце 80-х еще и вьетнамцы приехали – работать на "Гомсельмаше". Те вообще все, что могли, скупали – даже ведра, тазики оцинкованные. Все в контейнеры – и на родину. Потом поляки точно так затаривались, а уже позже мы к ним ездить стали…
 |
Фото: 20th.su |
Своего рода символ продовольственного дефицита советских времен – колбаса. Мясокомбинаты работали на полную мощь, однако основная часть продукции отправлялась в Москву. Парадокс, но чтобы затариться колбасными изделиями, выпущенными дома, гомельчанам приходилось ехать в столицу СССР.
Альтернативный маршрут с той же целью – тур в Киев, куда добирались теплоходом или по железной дороге. В обиходе гуляла шутка-загадка – "длинное, зеленое, колбасой пахнет – что это?" Ответ – поезд из Киева.
Владимир Пекельник рассказывает случай, происшедший с ним в подмосковном Щелково:
– Зашел в магазин, чтобы купить колбасы – столько, сколько смогу увезти. Тогда все так делали, поскольку брали не только для себя, но и родственникам, знакомым, которые точно также привозили другие дефициты. И вот, стал отовариваться, а в очереди начинают ворчать. Вот, мол, понаехали, раскупают все…
Меня такая обида взяла, говорю им: "Вообще-то эту колбасу у нас в Гомеле делают, я что – не могу раз в год в отпуск приехать и хотя бы здесь ее купить?" У людей большие глаза – никто не верит. Тогда я пошел на принцип и потребовал накладные. Продавец, недовольная, принесла, читаем: поставщик – Гомельский мясокомбинат.
Так вот, когда уже шло к распаду Союза, обыватели судачили: ну и хорошо, мол, отделимся – зато вся колбаса будет у нас оставаться.
 |
Фото: exo.in.ua |
На остановку за "бычком"
Но колбасы вместе с обретением суверенитета почему-то не прибавилось. Напротив, даже те товары, в которых обычно не было недостатка, словно ветром сдуло. Особенно пострадали заядлые курильщики, для которых настал поистине черный день. Был период, когда сигареты попросту исчезли.Последствия не заставили долго ждать. Возле рынков появились бабушки, которые продавали махорку, – табак-самосад, оперативно взращенный на приусадебных грядочках. На остановках транспорта можно было наблюдать, как прилично одетые люди, украдкой глянув по сторонам, приседают якобы для того, чтоб завязать несуществующий шнурок. И подбирают окурок (он же "бычок"), более или менее пригодный к повторному употреблению.
Особо жаждавшие никотина тут же отходили за остановку и жадно прикуривали. Если окурок был с фильтром, его предварительно слегка обжигали пламенем спички или зажигалки – для дезинфекции. Те, кто выходили на охоту за "бычками" целенаправленно, приносили улов домой, потрошили "останки" сигарет, ссыпая табак в одну тару. А затем дедовским способом вертели самокрутки, с наслаждением вдыхая "дым отечества". Пессимисты, не верившие, что это все временно, обзаводились трубками. Некоторые, опять же, мастерили их сами.
 |
Фото: goodgood.me |
 |
 |
В конце концов сигареты вернулись. Но теперь, как и прочие товары, их отпускали по талонам. Из расчета 10 пачек в месяц на одного совершеннолетнего члена семьи. Если все они были курильщиками со стажем – лимита не хватало. Впрочем, такие люди знали решение. Купить сигареты без талонов и очередей можно было у представителей цыганской диаспоры – в частном секторе на ул. Бочкина в Западном микрорайоне.
К 1992 году проблема с куревом решилась окончательно. По всему Гомелю, как грибы после дождя, стали появляться коммерческие ларьки. В них продавалось все - если под этим подразумевать ширпотреб в ярких упаковках. Шоколадные батончики, растворимые напитки в пакетиках, жвачки, карамель на палочках – все то, чем в силу разных причин не мог побаловать потребителя советский пищепром.
Сигареты же стали продавать не только пачками, но и поштучно – для малокурящих. Или малообеспеченных. Если любознательные школьники не могли позволить себе пачку новомодных тонких More с ментолом, то покупка 3-5 "вкусных" сигарет была по карману.
Возле рынков и магазинов кучковались предприимчивые пенсионерки. Показывать "товар лицом" не рисковали, поэтому вполголоса, как мантру, бормотали названия: "Союз", "Магна", "Элэм". Последняя марка – сигареты L&M в красно-белых пачках - пользовались особой популярностью.
"Сюмка-водка есть?"
Коммерческую жилку в себе в 90-е годы обнаружили многие граждане постсоветских государств. Одни, пользуясь хаосом в экономике, собирали начальный капитал. Для других в условиях бешеной инфляции, простаивающих предприятий и задерживаемых зарплат это был временный способ выживания. Третьи торговали потому, что "все так делают".
– В Польшу, наверное, только я не съездил, – шутит Владимир. – Знакомые мои все мотались. На продажу возили все – даже бельевые веревки с прищепками.
А у кого с деньгами получше – челночили в Китай. Там, например, хорошо продавались наручные механические часы марки "Командирские".
Из Китая везли джинсы, кожаные куртки, другую одежду. Одна знакомая, продав партию часов, привезла столько тряпок – пришлось грузовик нанимать, чтобы забрать баулы из аэропорта.
 |
Фото: nnm.me |
В 1992 году впервые побывал за границей и Владимир Васильевич. Поездку в Турцию частично оплатил завод:
– Вначале все почему-то решили, что это поездка на отдых в Анталию, и стали спорить за места – до скандала дошло. Но когда выяснилось, что едем в Стамбул, страсти поутихли – деньги на шоп-тур были не у каждого.
Даже те, кто ехали, брали, где могли – потрошили заначки, одалживали у родственников. Я, к примеру, по такому случаю даже кредит в банке взял. Никто не сомневался, что поездка окупится.
Кое-что, конечно, и с собой везли – спиртное, в частности. Не для себя, а в качестве презентов. Помню, при пересечении границы Украины с Румынией заходит в автобус румынский таможенник и со страшным акцентом спрашивает: "Сюмка-водка есть?". Руководитель группы дал ему сумку. В Болгарии та же картина, разве что таможенник говорил чище: "Водка есть?". Взял 10 бутылок – тариф.
Правда, уже в самой Турции никто от нас ничего не требовал. Мы ведь сами к ним закупаться приехали – что с нас брать?
"Мы говорили то, во что сами верили"
– Сложно объективно судить, были ли 90-е годы такими уж лихими, как их принято считать, – заканчивает рассказ Владимир Васильевич. – В те годы я сам был моложе, а когда есть силы, то и самые большие трудности преодолимы. Тяжелее всего пришлось старшему поколению – привыкшим к советской стабильности пенсионерам, которые нищали, застигнутые врасплох бешеной инфляцией.В то же время в самом начале царила эйфория – ощущение свободы и перемен. В 90-м я, выдвинув свою кандидатуру, победил на выборах и, обойдя трех конкурентов, стал депутатом областного Совета. По-моему, это были единственные по-настоящему свободные выборы.
Кстати, заседания сессий тогда проходили очень бурно, особенно в городском Совете. Разногласия, дебаты возникали по каждому вопросу – особенно когда обсуждался бюджет. Каждый депутат отстаивал интересы своего округа, сферы или конкретного учреждения. По некоторым статьям расходов заявляли протесты, могли даже встать и демонстративно уйти. Доходило до того, что и за грудки друг друга хватали. Тогда такие выходки считались нормой вещей.
Может быть, мы говорили много чего-то популистского, но это на самом деле рвалось из души. По крайне мере, мы верили в то, что говорили, и люди нам тоже верили…