Приемные родители вкладывают в чужих детей больше, чем в своих

В Беларуси 18 179 детей живут в замещающих семьях, больше половины из них могут быть усыновлены. Постепенный отказ от интернатного содержания детей в пользу замещающих семей или детских домов семейного типа — целенаправленная государственная политика. Однако, говорят приемные мамы, ребенку нужна хорошая, а не любая семья.

Среди детей, которые живут в замещающих семьях, на воспитании в опекунских семьях находятся 9700 детей, в семьях усыновителей — 7064 ребенка, в приемных семьях — 6800 детей, в детских домах семейного типа — почти 2000 детей.

В детских интернатных учреждениях находится 4902 ребенка.

По словам заместителя начальника управления социальной, воспитательной и идеологической работы Министерства образования Елены Головневой, устройство вновь выявленных детей-сирот или детей, оставшихся без попечения родителей, в интернатные учреждения уменьшилось с 50% в середине 1990-х годов до 17% в 2013-м. За последние три года в Беларуси закрыты 12 детских интернатных учреждений системы Минобразования.

Как сообщила директор Национального центра усыновления Министерства образования Наталья Поспелова, почти четыре тысячи детей, которые могут быть усыновлены, находятся в интернатных учреждениях, а девять тысяч — в семьях.

172 из 551 усыновленного в прошлом году ребенка были выходцами из приемных семей. «И я убеждена, что наступят времена, когда каждое усыновление будет проходить из приемной семьи, потому что интернатная система просто перестанет существовать как способ ухода за детьми», — отметила Наталья Поспелова.

Государство заинтересовано в том, чтобы дети воспитывались в семьях, а не в интернатах. Однако, говорит приемная мама из Орши Елена Кашина, ребенку нужна хорошая, а не любая семья. У Елены трое своих и двое приемных детей.

Недавно из ее семьи ушли трое выросших приемных детей — двое молодых людей и девушка, которая сама недавно стала мамой.

«Когда я вижу, как она трясется над своим ребенком, — рассказала Елена Кашина, — хотя у нее значительная задержка развития, осознаю: мы достигли того, что она понимает ценность семьи. Мои приемные дети не звонят подолгу только тогда, когда у них все хорошо. И я узнаю об их жизни в соцсетях, где они меня указывают как маму. Проблем, пока росли старшие, у нас было очень много: и воровство, и побеги из дома, и бродяжничество. Дети, воспитывавшиеся в асоциальных семьях, очень сложные. С младшими тоже всякое бывает, но легче».

Два брата-погодки Стас и Влад живут в семье Елены с двух и трех лет, теперь им 9 и 10 лет. Елену называют мамой: «Я же их вырастила, совсем маленькие были, когда ко мне попали. Со своей биологической мамой дети знакомы, правда, родительско-детской связи с ней у них нет».

Сама встреча с ней стала для детей стрессом, потому что контакта не получилось. Мама (лишена родительских прав в отношении Стаса, Влада и старшего мальчика, живущего в другой приемной семье) сейчас не пьет — закодировалась. Однако живет в ужасных условиях, в неприспособленном помещении, без электричества.

Любопытно, что она заявила о планах восстановить материнство в отношении старшего ребенка.

«Ни старший мальчик, ни мои дети не считают эту женщину мамой, много лет жили, не зная ее. Отдать детей этой женщине — означает вырвать их из привычной среды», — уверена Елена Кашина.

Насколько ей известно, биологическая мама мальчиков обратилась к местным властям в Дубровно, где живет, с просьбой помочь привести жилье в порядок перед тем, как вернуть ребенка в семью.

«Скажите, мальчику нужна такая семья?» — задается вопросом Елена.

По ее словам, «женщина выплачивает средства на содержание детей, а ее сожитель — их отец — нигде не работает и в этом не участвует». «Мне непонятно, почему государство не заинтересовано в установлении отцовства? — удивляется Елена Кашина. — Таких случаев, когда женщины, лишенные родительских прав, в одиночку возмещают государству расходы на детей, очень много. Приемным родителям внушают, что у государства нет средств платить им нормальную зарплату и пособие на детей, а этот ресурс не используется».

Зарплата Елены как приемного родителя — 2 млн. 600 тыс. рублей (у нее большой стаж работы и высшее образование). На каждого приемного ребенка выплачивается еще около 1 млн. 500 тыс. рублей:

«Труд приемных родителей не оплачивается в должной мере, а суммы, которую государство выделяет на детей, не хватает на то, чтобы содержать их достойно. Дают на детей полтора миллиона, а спрашивают за три. Чтобы не ходить с протянутой рукой, приходится подрабатывать. Вот и получается, что надо или смотреть детей, или деньги зарабатывать. Не удивительно, что приемные родители рассказывают, что вкладывают в приемных детей больше, чем в своих — и морально, и материально. Скажите, в чем виноваты родные дети?».

Елена Кашина считает, что приемная семья должна быть профессиональной, так как только обогреть и пожалеть детей недостаточно. Чтобы растить сразу многих детей разного возраста и разного уровня социальной адаптации детей, надо иметь соответствующие знания и опыт.

«У нас органы опеки исходят из того, чтобы «было тихо, — отметила приемная мама. — В результате дети оказываются в приемных семьях, где с ними плохо обращаются.  Или попадают к людям, не готовым к такому испытанию, в результате их часто тасуют по разным семьям. Родители не справляются, а дети страдают».

Кроме того, существует проблема юридических коллизий между трудовым и семейным законодательством при регулировании деятельности приемных семей. Приемные родители — это наемные работники, но реализовать им элементарные трудовые права трудно.

«Например, практически невозможно реализовать право на отпуск, на перерыв, на определенное рабочее время. Таким образом, трудовой договор не дает ничего, кроме возможности получить заработную плату. Материальная поддержка семей с приемными детьми недостаточна, как юридическая, так и психологическая», — отмечает Елена Кашина.

У многодетной мамы из Бобруйска Ольги Казначеевой трое родных и пятеро приемных детей — от полутора до 17 лет. Несколько месяцев назад семья получила статус детского дома семейного типа, где Ольга работает воспитателем.

«Моя зарплата, — говорит она, — как у воспитателя детского сада. Получается чуть больше 3 млн. рублей. На каждого приемного ребенка получаю пособие».

О материальных проблемах Ольга не рассказывает. Их семья очень довольна домом, который предоставило им государство. Чтобы иметь статус семейного детского дома, детей должно быть не меньше десяти, поэтому у Ольги скоро появятся еще двое ребятишек. Пока Ольга будет работать воспитателем, семья будет жить в большом доме. Если же уйдет с работы, то придется вернуться в свою квартиру.

Поддержкой специалистов отдела образования, психологов в частности, Ольга довольна: «В нашем регионе с этим всё хорошо. Я всегда могу рассчитывать на помощь. Сложности с детьми серьезные, но решаемые. Действительно, для того, чтобы растить столько детей, мало быть доброй и хорошей, надо быть образованной, строгой и любящей».

Ольга уверена, что для детей важна семья не сама по себе, а хорошая семья. Она считает, что определенные требования к биологическим, когда им возвращают детей, вполне оправданы и не должны снижаться.

Ольга сама выросла в неблагополучной семье и хотела создать такую семью, которой у нее не было, хотела помочь детям состояться.

«Для меня важно дать им ресурс для того, чтобы налаживать самостоятельную жизнь. Понимаете, я вижу, как из очень тяжелых детей, которых некоторые окружающие называли последними словами, мои дети становятся обычными. Я понимаю, что наследственность может выстрелить в любой момент, но условия, в которых воспитывается ребенок, меняют его, приспосабливают к жизни, дают ему возможность стать счастливым и создать в будущем благополучную семью», — уверена Ольга Казначеева.