Не спали,чтобы не умирать ночью

Источник материала:  
ЛЕНИНГРАДЦЫ, которым удалось пережить эти страшные 872 дня, 872 ночи, считают 27 января своим вторым днем рождения. Некоторых из них судьба прочно связала с Беларусью. Военная блокада немецкими, финскими и испанскими войсками города на Неве длилась с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944-го (блокадное кольцо прорвано 18 января 1943-го). В осажденном Ленинграде осталось более 2,5 миллиона жителей. За время блокады погибло до 1,5 миллиона человек. Причем только 3 процента из них — под бомбежками, остальные умерли от голода.


– КОГДА началась война, я была студенткой Ленинградского университета, — рассказывает Валентина НЕОФИТОВА (награждена медалью «За оборону Ленинграда»). — Училась на биофаке, и для нас были организованы медицинские курсы, так что Великую Отечественную я встретила уже военнообязанной.

Поначалу нас использовали на строительстве укреплений — копали противотанковые рвы. И еще 8 сентября были там, слышали взрывы, но уйти не могли — не было распоряжения. Но вскоре прибежал солдатик с новостью, что немцы рядом, и велел нам убегать. Мы побежали на железнодорожную станцию, но там нас обстреляли из миномета. Младшего брата, ему было 11, эвакуировали, 14-летнюю сестру оставили в городе. Когда прощались, мама упала в обморок, словно чувствуя, что расстается с сыном навсегда. Она, как бабушка и другие родные, умерла от голода. Отец погиб под Гатчиной.

Умирали целыми семьями, и смерть становилась облегчением. До сих пор вспоминаю слова соседки, которая говорила мне: «Молю Бога, чтобы дочь умерла раньше, чем я, чтобы я знала, что она больше не мучается».

Невозможно передать словами патриотизм ленинградцев. Голодные, изможденные, они вставали и шли на работу. Пока могли двигаться — шли. Не могли — падали и замерзали, их заносило снегом. По всему Ленинграду были насыпаны снежные сугробы над мертвыми людьми. Ежедневно на сборе трупов работали 50 машин. В «трехтонку» помещалось 75, в «пятитонку» — 100 тел…

Моя служба была связана с 50-м фронтовым 79-м инфекционным госпиталем, где я работала медсестрой. Инфекционных больных не было, к нам привозили истощенных солдат. Мало кто из них мог сам передвигаться, чаще доставляли на носилках. Госпиталь был развернут в здании школы. Как и в любом другом здании города, у нас не было ни воды, ни электричества, ни тепла. Но в центре палаты на 18 человек стояла буржуйка, мы рубили парты и топили ими печку.

Чем мы могли помочь солдатам? У нас имелись сердечно-сосудистые препараты. Инструменты дезинфицировали, раскаляя на той же буржуйке. Варили суп из дрожжей, которым и кормили пациентов. Конечно, смертность была огромной. На каждом этаже госпиталя находился морг.

Поскольку умирали чаще всего ночью, солдаты просили не давать им спать. Мы подходили к каждому, садились, разговаривали, слушали их истории. Солдаты были из разных республик Советского Союза — татары, узбеки… Они обещали, когда закончится война, пригласить нас к себе на родину и откормить нас, ведь у них так тепло и много фруктов. Часто, конечно, наша помощь сводилась лишь к моральной поддержке.

Когда в 1943-м прорвали блокаду и вдоль Ладожского озера проложили узкоколейку, по ней в город стали поступать продукты. Хоть их было мало, но они ведь настоящие — не хлеб-эрзац из мучной пыли и размолотой древесной коры, а белый хлеб и даже американская сгущенка. Ее выдавали по чуть-чуть, в лекарственных мензурках, но я ее никогда не забуду. Появилась надежда.

Не помню, чтобы я ощущала какую-то радость. В день снятия блокады со мной случилась истерика. Я долго плакала, вспоминая самых близких мне людей. Я осталась главой семьи, нужно было поднимать младших.

Чтобы забыться, не думать, Валентина Кирилловна много работала, занималась наукой. Вскоре последовал переезд на Кольский полуостров, где она в составе группы ученых вела секретные разработки. Потом мужа откомандировали в Минск, здесь она заведовала лабораторией Института защиты растений. Валентина Неофитова — кандидат биологических наук, имеет 5 авторских свидетельств об открытиях в науке, все они внедрены в производство.

БОРИС ПАВЛОВ из Жодино трехлетним малышом встретился со смертью не понаслышке. Отец ушел на фронт в первые дни войны. В Ленинграде объявили эвакуацию. Вместе с матерью маленький Борис должен был покинуть город:

— Мама дала мне кусочек хлеба и попросила сидеть возле дома. А сама отлучилась, возможно, купить билет на паром. Я сидел и ждал, как было велено, — говорит Борис Николаевич. — В это время мимо меня проехала грузовая машина. Она собирала детей на паром, чтобы эвакуировать через Ладожское озеро. Куда их должны были везти, я не понимал. Было страшно.

Один паром с детьми уже отчаливал от берега, другой — готовили к отправке. Вдруг началась бомбежка. На отплывающем судне погибли все. Паром, на котором должен был спастись Борис Павлов, задержали, а его пассажиров определили в детский дом… Он всю жизнь помнил свою воспитательницу — Анну Бушуеву. И разыскал ее в 1980 году в Свердловске. Там жил и его товарищ по детдому Владимир Утуков, с которым, к сожалению, свидеться не удалось.

— Я пугаюсь праздничных салютов. Кажется, что снова началась война, — говорит супруга Бориса Павлова Лидия Степановна. — Военные годы из памяти не стереть. О том голоде и страхе вспоминаю с ужасом.

74-летний блокадник Борис Павлов нынче проходит лечение в Республиканском клиническом госпитале инвалидов Великой Отечественной войны имени П. М. Машерова в агрогородке Лесной Минского района.

Юлия БОЛЬШАКОВА, Татьяна УСКОВА, «СГ»

←Мясной «душок» в колбасном фарше

Лента Новостей ТОП-Новости Беларуси
Яндекс.Метрика