Да – в кепках! Да – колхозники! И «взяли» в Москву…
Жизнь начиналась в Понизовье
В Оршанском районе сразу две деревни имеют название Понизовье. Но одна раскинулась широко. А вторая, наоборот, — компактная, маленькая. Вот из нее-то и родом Константин Романовский.
В его юности Понизовье насчитывало 60 дворов, а сегодня в нем живут всего три человека. Но родное сердцу, красивое место по-прежнему притягивает Константина Романовича. Наведывается он в Понизовье почти каждое лето. Там же живет и жена родного брата Алексея — Лидия Николаевна. Родительский дом и теперь поражает своим видом: в деревне ни у кого не было такого красивого жилища с резными окнами. Этот дом отец Константина Романовича построил сам.
Большое мамино сердце
Родители — особая тема разговоров. Особенно о маме Константин Романович вспоминает при любом удобном случае…
В Понизовье Евдокию Яковлевну Романовскую по местному обычаю называли Романихой — ведь мужа-то звали Роман Степанович. И Константина родители сначала хотели назвать Романом. Был бы он тогда Романом Романовичем Романовским. Но после передумали. Всего же у Евдокии Яковлевны и Романа Степановича росли пятеро детей: кроме Кости, мальчишки Мефодий и Алексей, а также девчонки — Мария и Ирина.
Семью Романовских в деревне уважали. И было за что. Трудолюбивые, хозяйственные. У них был огород соток пятьдесят. Живность разная: корова, свинки, овечки, куры. Жили в достатке.
Роман Степанович — мастеровой человек. Он — и печник, и кузнец, и столяр, и плотник, и даже портной. Можно смело сказать, что такого мастерового в округе не было. В колхозной кузнице всю жизнь проработал. Чего только не мастерил: и колеса, и плуги. И если в телеге обода не барабанили, а бежали по земле как нож по маслу, местные уверенно отмечали: «Это Роман сделал!» За что ни брался Роман Степанович, все делал на совесть. А еще на молотилке работал. К награде сколько раз выдвигали…
Костя помогал родителям по хозяйству. В колхозе трудился во время каникул. Частенько «бульбу» окучивал, чтобы заработать больше трудодней…
Не у каждого же в деревенском доме имеется швейная машинка «Зингер», а у Романовских она была. На ней Роман Степанович и кожухи шил, и пиджаки, и любую другую одежду. Занимался хозяин дома и пчелами. Но ни разу Романовские и баночки меда не продали. Не было у них коммерческой жилки. А Евдокия Яковлевна, когда услышит, что кто-то из знакомых занемог, в своей ли деревне, соседней, тут же соберется в дорогу, возьмет мед, колбаску, самодельные свечи и — к заболевшему. И за три, и за пять километров шагает натруженными ногами. Очень жалела людей. Все в деревне знали, какая она добрая, совестливая…
«Сынок, это же твоя работа — учиться...»
Школа, в которую ходил Константин, была рядом — только через речку перейти. Учеба давалась легко. Редко когда четверку в дневнике приносил, и это было для него уже ЧП.
Крестьяне, ни мать, ни отец Константина Романовича не умели читать. И Евдокия Яковлевна никогда к сыну в дневник не заглядывала. Об учебе в семье не принято было спрашивать. И если сегодня некоторых детей нужно заставлять учиться, то Константин сам тянулся к знаниям. Даже когда вечером в доме зажигали лампу-коптилку, становился возле нее и жадно читал…
Бывает, придет Костя из школы и давай хвастаться: «А у меня одни пятерки!» Мама тут же найдет, что ответить: «Сынок, это же твоя работа — учиться в школе. А разве можно работать плохо?» Тут уж получается, что и сыну нечем хвалиться. Но Костя продолжал: «А вот у других одни двойки и тройки». Мама же снова замечает: «Костенька, посмотри, как они бедно живут. У них керосина для лампы нет, чтобы вечером книжки читать. А днем эти ребятишки родителям по хозяйству помогают. Поэтому они и плохо учатся». Каждого Евдокия Яковлевна оправдает, но своим детям спуску не дает…
Как-то видит Костя в окно, идет по улице соседская девочка Маня, и как засмеется: «Вот, обезьяна идет». А все потому, что у девчушки руки длинные. Мама же пожмет плечами и ответит сыну: «Ну, если уж Маня некрасивая, то я красивых не знаю…» И больше ничего не говорит… Так вот мудро воспитывала сына. О людях ни разу плохо не сказала.
У Романовских был сад. И яблоки с соседской яблони, упавшие на их двор, мама собирала и подсовывала под забор. «Мама, что ты делаешь?» — удивлялся Костя. «Посмотри, сынок, тут же яблочко, как у них на яблоне. Оно, значит, не наше. Чужого никогда нельзя брать! Лучше свое отдать…»
Когда Роман Степанович и Евдокия Яковлевна вернулись из концлагеря, коровы на подворье у Романовских не было. Как-то пошел Костя к соседям поиграть с детьми, а ему хозяйка чашку молока налила. Мальчик пришел и маме похвастался. А она ему в ответ: «Костя, ты видел, сколько в этой семье детей? И каждый хочет кушать. Тебе молока нальют, а кому-то не хватит. Молока хочешь? Я тебе куплю». И вот так мама раз сказала сыну, и он уже никогда, хоть стреляй, хоть умоляй, не брал чужую еду.
Из глубинки — во ВГИК
Константин Романович окончил школу с медалью, поступил в престижный вуз — ВГИК. Всего на курс взяли 25 человек. Из Беларуси Романовский был один.
Память имел хорошую: фразу произнеси, и он ответит, на какой странице ее можно найти в книге. Учился Романовский в институте на совесть. Ни одной четверки в зачетке не было. Сессии всегда сдавал досрочно. На первом курсе из-за этого произошел курьезный случай. Еще только Константин поступил во ВГИК, а уже приехал домой на месяц раньше, чем каникулы начинаются. Встретил директора школы, и тот ему: «Костя, не расстраивайся, в следующем году поступишь!» Директор подумал, раз парень в деревне, значит, не поступил в вуз. ВГИК все-таки!
А Константин ему в ответ: «Алексей Иванович, все нормально у меня!» И справку показал, где было написано: сессию сдал досрочно. Расчувствовался директор школы, обнял на радостях бывшего ученика…
Окончил Константин Романович институт с «красным» дипломом. Мог поехать на работу в любую из республик Союза. Или остаться в Москве, поселиться в Ленинграде, но вернулся домой.
Благодаря ему с 1959 года в разных белорусских изданиях появилась премьерная рубрика «Фильмы недели». Об этом новшестве напечатал заметку корреспондент газеты «Правда». После этого рубрика стала популярной во многих периодических изданиях Советского Союза.
Погнали наши городских
История с кепкой, которую носит Константин Романович, тоже не случайная. Парень с гордостью постоянно носил ее и во время учебы в Москве. А все потому, что увидел, как некоторые горожане пренебрежительно относятся к деревенским. Однажды в транспорте он услышал злобную реплику: «В кепках! Колхозники! Приперлись сюда». И работящие, трудовые деревенские люди, которые ехали в автобусе, жались от стыда в уголочке. Подобное отношение возмутило Константина до глубины души. Поэтому он, деревенский парень, решил носить кепку всегда, вопреки всему…
Как-то студент ВГИКа ехал с учебы и из Орши прибыл в Понизовье на такси. Думал, что так будет круто, родителей порадует. Ведь другие студенты тоже в деревню приезжали на такси, а потом их родители этим хвастались. Но мама Кости не обрадовалась. Обняла сына, вздохнула и сказала: «Сынок, если ты с таких пор ездишь на такси, трудновато тебе будет жить. Если деньги у тебя лишние, отдай тому, у кого их совсем нет…» И не сказать, что Евдокия Яковлевна денег жалела. Просто учила бережливости. И ту науку Константин Романович помнит и теперь, хоть преподала урок мама более пятидесяти лет назад. До сих пор не ездит он на такси. Мамины слова врезались в память навсегда…
Война
Детская память сохранила многие эпизоды того лихого времени. Война началась, когда Константину было восемь лет…
В 1943-м маму и отца за связь с партизанами немцы отправили в концлагерь в Могилев. А сестру Ирину еще дальше — в Германию… Удалось сбежать от немцев только Косте и его брату Алеше. Алексей спрятался на чердаке. А Костю немец пинком вытолкнул за калитку. Думал, что это чужой ребенок бегает во дворе Романовских.
Так и жили братья вдвоем довольно долго. Потом родителей освободили, и они вернулись в Понизовье. Когда сельчане узнали, что возвратилась Романиха с мужем, то поделились последним, накрыли богатый стол, где были и колбаса, и сметана, и яйца, и молоко, и сало, и творог. А ведь в то время голодали. Но отблагодарили Романиху за ее доброту. Добро на добро всегда отвечает…
Родители возвращались из концлагеря пешком. Ноги сбили в кровь. А тут Евдокия Яковлевна нашла на дороге кошелек. А в нем больше пяти тысяч рублей. На то время три-четыре коровы можно было купить. И не только… Другой бы воспользовался случаем, время же тяжелое. Но не Евдокия Яковлевна. Пошла по деревне спрашивать, у кого случилась пропажа. Узнала, что здесь проезжал недавно Аронов — еврей-старьевщик из Смольян. Его знали все в округе. А Смольяны находятся за семь километров от Понизовья. И с окровавленными ногами Романиха пошла в Смольяны. Была такая довольная, что вернула кошелек!
После Аронов не один раз приезжал в Понизовье, оставлял в хате Романовских свои пожитки. Всегда снимал замки с сундуков, мол, здесь чужого не возьмут: «Если я еще в этом доме замки буду вешать, меня Бог накажет».
Все в округе знали, что Евдокия Яковлевна — честнейший человек. Если в колхозе или в деревне бывали кражи, то обыскивали все подворья, но к Романовским не заходили никогда: «Тут Романиха живет, тут не найдем ничего чужого!»
И Бог, наверное, отблагодарил Евдокию Яковлевну за ее доброе и честное отношение к людям. Когда Романовские из концлагеря вернулись, прибились к ним во двор откуда-то чужие куры — штук сорок. И это в голодное время! Хозяева подумали, что это соседская живность. Гоняли птиц, а те все равно в калитку лезли. Потом выяснилось, что когда немцы отступали и ехали через Понизовье, очень торопились и бросили клетки с курами…
Оставили оккупанты и другие «подарки». Недалеко от деревни, в лесу, Костя и другие дети обнаружили ящики со снарядами и стали у них отвинчивать головки. До беды было недалеко. Евдокия Яковлевна приходила в лес и искала там сына. У него были полотняные белые штанишки — где бы ни спрятался, видно далеко… А когда Костя был виноват, то прятался под самодельный, сделанный отцовскими руками, диван и жалобно пел мамину любимую песню: «Жена найдет себе другого, а мать сыночка — никогда…» У Евдокии Яковлевны слезы выступали. Она тут же прощала сына. Но вида не показывала: «Пой, пой, паршивец! Мне вот сейчас некогда, но я все равно приду, не думай…»
К слову, в простом деревенском доме Романовских был настоящий… граммофон. Взрослые вместе с детьми любили послушать пластинки.
Бесценная земляника
В 1944-м брата Алексея забрали в армию. Ему еще и семнадцати не стукнуло. И вот в семье узнали, что новобранец пройдет в колонне солдат, которая будет двигаться по шоссе Москва — Минск. А это недалеко от Понизовья. Мама и Костя решили повидаться с Алешей. Путь их лежал через лес, где Константин нашел пять земляничек и аккуратно нес их в ладошке брату. Когда Костя и Евдокия Яковлевна пришли к дороге, долго смотрели на колонны солдат, которые двигались на фронт по широкой магистрали. Полдня простояли. И как только смогли разглядеть в такой толпе Алексея! Младший брат высыпал из своей ручонки гостинец на ладонь старшего. Алексей съел ягоды, утирая слезы, обнял родных и ушел на фронт. К счастью, вернулся живым. Прожил долгую, хорошую жизнь. И часто признавался Константину, что лучшего подарка, чем те пять земляничек, у него никогда в жизни не было.
Иконы и жена Ворошилова
Однажды на постой к Романовским определили женщину-полковника, врача. Оказалось, что это жена самого Климента Ворошилова. Начали снимать иконы в комнате, где она поселилась. Но Евдокия Яковлевна сумела встретиться с женой Ворошилова, нашла нужные слова. И в результате не тронули ни одной иконы. А потом гостья прониклась уважением к Романихе. Когда она уезжала, то отблагодарила гостеприимную Евдокию Яковлевну. Оставила добродушной сельчанке серебряные ложки, а также посуду, столы, стулья: «Все это вам, и дай вам Бог!..»
А в Бога Романовская верила всегда. За семь километров ходила в церковь в Смольяны. Бывало, всю ночь перед Пасхой простоит на коленях, молится. И никогда ни на что не жаловалась, хоть ноги у нее болели. Говорила: мол, все, что происходит вокруг, — на это воля Господа…
Даже сейчас Константину Романовичу кажется, что его мама присматривает за ним, не дает в обиду. И он ни на минуту не забывает свое родное Понизовье.
Вера ГНИЛОЗУБ, «БН»
Фото из личного архива Константина РОМАНОВСКОГО