Тот не человек, кто забудет Озаричи

В будущем году мы отметим 70–летие освобождения Беларуси от гитлеровских захватчиков. Праздник не просто большой, праздник по–настоящему великий. Загремят и засверкают торжественные салюты, зазвучат душевные песни о Победе «со слезами на глазах». И действительно будут слезы — не песенные, а самые настоящие. Потому что среди нас те, для кого история Победы, путь к ней — не глава из школьного учебника и не события компьютерной игры. Это история их собственной жизни, в которой есть другие памятные вехи — своего рода черные юбилеи, которых у нас не три, не пять и даже не десять. Совсем недавно мы вспоминали сожженную фашистами Хатынь — 70–летие трагедии. На октябрь приходится 70–летие уничтожения нацистами Минского гетто. А на начало будущего года — 70–летие создания гитлеровского лагеря смерти в окрестностях полесского местечка Озаричи. На границе зимы и весны, как и нынешним мартом, бывшие узники лагеря традиционно соберутся на месте своих безграничных страданий, чтобы вспомнить замученных родных, оплакать искалеченное детство. «С каждым годом нас все меньше...» — с грустью констатировали участники недавнего траурного митинга. Что чувствовали они в те страшные дни 1944–го в глухом лесу, переходящем в болото? Какой болью разрывались сердца матерей, видевших страдания своих детей и не имевших возможности ничем им помочь — ну разве только умереть вместе... Спросите об этом Ивана Ильича Бобрика, Михаила Константиновича Папругу, Раису Аркадьевну Корзун, Ларису Ивановну Сташкевич, Людмилу Сергеевну Ермалович, Валентину Ивановну и Нину Ивановну Исаевых, Геннадия Ивановича Лаптева...

«Вам — туда, а вам — сюда»

На памятное мероприятие к обелиску приехали представители калинковичских властей, местные школьники, батюшка Георгий отслужил панихиду... Матушка Татьяна в небольшой новенькой часовенке рядом с мемориалом продавала поминальные свечи. В музее в Озаричах участники митинга в очередной раз осмотрели экспозицию, хотя какая для них это экспозиция — это их прошлое. Ну а что в настоящем?

В настоящем общественное объединение бывших узников лагеря в Озаричах уже не первый год сражается за определение формального статуса своего бывшего узилища. Раньше лагерь назывался «концентрационный», но позже определение изменили. Кто–то скажет, мол, что такого — слова и есть слова, тем более столько времени прошло. Но это для не видевших, не знавших и лично не испытавших просто слова: концлагерь, лагерь смерти, специальный лагерь и т.д. А когда ты сам прошел круги ада... Сегодня действует целая международная классификация мест принудительного содержания и уничтожения людей в годы Второй мировой войны, с четко расписанными условиями и особенностями функционирования каждой отдельной категории. Поэтому «вам — сюда», а «вам — туда». Ни для кого не секрет: выплаты материальных компенсаций за причиненный вред и страдания, некоторые льготы связаны и с таким вот распределением по полочкам. Понятно, когда бывшая вражеская сторона, обязанная выплачивать деньги, старается максимально процесс структурировать и формализовать. Но мы–то зачем с упорством, достойным лучшего применения, делим страдания своих родителей, дедов и прадедов на категории? Опять из–за льгот? Может, пришло время изменить подходы? Да, деньги любят счет, лишних средств у страны нет. Но давайте сэкономим на чем–то другом. Разве все эти старики не пережили страшнейшую войну, которая прокатилась безжалостным катком по каждой семье? И разве дело это, когда жертвы лихолетья Великой Отечественной начинают ревниво считаться «преференциями», чаще весьма иллюзорными?

Сегодня рядом с нами еще живет поколение детей войны. Они уже вступили в очень почтенный возраст, они нуждаются в сердечной отзывчивости и искренней помощи молодых — таких сильных и, хотелось бы верить, благодарных. Надо поторопиться.

Галина УЛИТЕНОК, «СБ».

Из письма бывшей узницы Озаричей

Конец февраля — март 1944 года.

...Немцы гонят нас на железнодорожную платформу. Всех людей загоняют в товарные вагоны. На весь вагон сверху по два маленьких окошка. Люди стоят как селедки в бочке. Для туалета пробиты дыры в полу. Слышно, как закрывают вагоны, и поезд пошел. Как долго мы ехали, не знаю. Привезли нас на какой–то полустанок поздно ночью и начали выгружать. Люди шли через рвы, канавы и пришли в большой лагерь. Темно, холодно, хотелось пить. Мы ножиками рыли землю и цедили оттуда воду. Когда рассвело, увидели, что лагерь разделен пополам. На второй половине был колодец, и люди побежали за водой, но немцы сразу стали стрелять.

Здесь мы пробыли недолго. Нас погнали дальше. За лагерем по обе стороны дороги были выкопаны большие рвы, и около них стояли немцы в черных мундирах с автоматами в руках — эсэсовцы. Я отвернулась, посмотрела назад и увидела там много–много оставшихся вещей и среди них куклу. Хотела ее взять, но мама не разрешила. К вечеру мы попали в маленький лагерь в лесу. Здесь немцы отделяли женщин от мужчин, а детей и стариков погнали дальше. Это была длинная дорога, частично выложенная жердями. По ней шли машины, после которых оставались широкие колеи, из которых мы брали воду и пили.

Дальше — большой лесной лагерь. Мы вместе с двоюродными братьями и сестрами и их мамой устроились под сосной. Подложили еловых веток, сделали крышу. Шел снег, мокро, холодно... Немцы подкармливали узников кое–каким хлебом. Бросали его прямо из машины.

...И вот утро. Кругом тишина, всходит яркое солнышко. Вдруг за проволокой видим наших солдат. Они тихонько разрезали проволоку и приказали выходить по одному цепочкой. Но люди так обрадовались, что бросились в лес, где и подорвались на минах — немцы лес вокруг заминировали. Потом, двигаясь по разминированной тропе, мы видели этих подорвавшихся, тех, кто сразу бежал из лагеря.

Нас поселили в школе в Речице. Мы все переболели тифом. Когда мама лежала в госпитале, мы с сестрой Зиной ходили просить милостыню. Чистили маленькую картошку размером с орех и в консервной баночке варили в грубке...

После освобождения Жлобина направились домой. И хотя от нашего дома остались только стены и крыша, были рады и этому. Немного устроились и пошли в школу. Началась мирная жизнь.

Мария ВИРЕЙСКАЯ, Жлобин.

Можно сказать, что своего пика жестокость гитлеровцев в отношении мирного населения Белоруссии достигла осенью 1943 — весной 1944 года. 1–й Белорусский фронт освободил восточные районы Гомельской области, и тогда гитлеровское командование под предлогом борьбы с партизанами усилило массовый террор. Для депортации и уничтожения людей к войскам СС, СД, СА, гестапо, зондеркомандам подключились регулярные войсковые соединения вермахта.

Особенно тяжело пришлось населению, проживавшему на ближайших к тылу немецких армий «Центр» территориях. Вермахт отступал, и нацисты изгоняли из домов и заключали в лагеря практически все мирное население. Таких лагерей, по данным КГБ СССР, было 7: Настановичи, Микуль–Городок, Мыслов Рог, Литвиновичи, Медведь... В них оставляли нетрудоспособных стариков, женщин с детьми и инвалидов. Молодых и здоровых отправляли на каторжный труд в Германию, использовали на строительстве оборонительных сооружений, подноске боеприпасов. Дома в деревнях и поселках разбирались для строительства линий обороны или сжигались, зачастую вместе с жителями. Отступая, враг оставлял за собой выжженную мертвую зону. Частью этого дьявольского плана стал концлагерь в трех километрах северо–западнее поселка Озаричи Калинковичского района. 20 января Красная Армия освободила поселок — тогда в боях погибло две с половиной тысячи наших солдат. И вот чтобы создать настоящий живой щит, немцы приступили к оборудованию лагеря. Войска СС, СД, вермахт на первоначальном этапе использовали для этого жителей Смоленской и Орловской областей, которые затем стали узниками. Выжили из них единицы. В марте 1944 года Озаричи просуществовали примерно неделю. Но собрали свою кровавую жатву полной мерой. Эти дни стали сгустком народного страдания.

На деле концлагерь Озаричи состоял из трех лагерей: людей содержали в Озаричах, Подосиннике и Дерти — в лесисто–болотистой местности вдоль линии фронта. Фактически они прикрывали немецкую оборону на наиболее уязвимом для гитлеровцев участке на протяжении 15 км между Паричами и Озаричами. Лагерь в Дерти был создан 35–й дивизией вермахта, которой командовал генерал–лейтенант Георг Рихерт (повешен в Минске на ипподроме в 1946 году по приговору военного трибунала БВО). Лагеря в Подосиннике и Озаричах организованы 110–й дивизией вермахта генерал–лейтенанта фон Куровски (осужден к 25 годам тюрьмы на гомельском процессе в 1947 году).

В конце февраля 1944 года по указанию Гитлера и командующего группой армий «Центр» Буша (умер в плену в Англии в 1945 году) командующий 9–й армией вермахта Гарпе отдал приказ о депортации мирных граждан, проживавших в тылу 9–й армии, в концлагерь Озаричи. Приказ после исполнения был уничтожен и не значится в архивных документах. В течение 4 — 5 дней в лагерь были этапированы жители из Жлобинского, Бобруйского и Кировского районов. Из пунктов сбора их отправляли на автомашинах или гнали пешком до Жлобина, Телуши, Красного Берега, затем грузили в вагоны–телятники по 60 — 65 человек в каждый и везли в течение 1 — 2 суток до станций Рудобелка и Старушки. Всего, по данным немецких архивов, было отправлено 9 эшелонов по 60 вагонов в каждом. Узников полесских промежуточных лагерей в этот же период этапировали пешком или на автомашинах. По пути следования людей смешивали с тифозными больными. Кто отставал в пути — расстреливали. За колоннами узников следовали похоронные команды, сжигавшие трупы. Всего в концлагерь Озаричи заключили более 55 тысяч человек — стариков, инвалидов, женщин и детей. Там же было 7.000 тифозных больных...

Концлагерь Озаричи был освобожден 18–м корпусом Самарской 65–й армии с 18 на 19 марта 1944 года. Затем в течение трех дней наши солдаты по разминированным проходам выводили, вывозили на повозках и выносили на носилках тысячи истощенных узников и тифозных больных. То, что увидели освободители, было настолько вопиюще, что в армейской газете 65–й армии «Сталинский удар» от 22.04.1944 года даже появилось специальное обращение к советским воинам: «Тот не человек, кто это забудет! Это нельзя, невозможно забыть, как облик своей матери и нежное личико своей дочурки. Вы помните, товарищи солдаты и офицеры, наши рассказы о лагере смерти, из которого одна наша часть освободила 33.434 старика, женщины и детей?..»

В материалах Нюрнбергского процесса также прозвучали эти цифры: среди освобожденных детей до 13 лет — 15.960 человек, нетрудоспособных женщин — 13.072 и стариков — 4.448. Суд народов признал лагеря в районе местечка Озаричи Полесской области специальными концентрационными лагерями на переднем крае обороны. В выступлении Л.И.Смирнова, помощника Главного обвинителя от СССР, прозвучало: «В этих лагерях не было крематориев и газовых камер. Но по справедливости они должны быть отнесены к числу самых жестоких концентрационных лагерей, созданных фашизмом в осуществлении плана истребления народов».

В послевоенные годы историки и публицисты СССР о концлагере Озаричи писали немного. История лагеря пока изучена поверхностно. Многие архивы еще закрыты для массового ознакомления, в том числе и немецкие. Однако профессор Кристоф Раас издал книгу об Озаричах, был снят фильм. Для наших студентов историческая правда об Озаричах — неподнятый пласт истории родной страны. Этот символ геноцида белорусского народа в годы Второй мировой войны ждет своих неравнодушных исследователей.

Леонид КАРАНКЕВИЧ, подполковник в отставке; Федор ВЕРАС, председатель Республиканского общественного объединения бывших узников фашизма концлагеря Озаричи; Георгий КОВАЛЬЧУК, зам. председателя объединения; Владимир ИВАНОВ, капитан в отставке, — бывшие узники концлагеря Озаричи.

Автор публикации: Галина УЛИТЕНОК