ОЛЕГ ВОЛЧЕК: «НИКТО НЕ ЗАСТРАХОВАН ОТ «СУТОК» НА ОКРЕСТИНА»
Правозащитник недавно вышел после повторного ареста. Оба раза интеллигентный человек попадал на Окрестина за то, что якобы ругался матом. Второй раз «наругался» аж на 9 суток.
— Любопытно, что 23 мая я вошел в группу экспертов представительства ЕС, которое выступило с инициативой модернизации, в том числе пенитенциарной системы. А 24-го меня задержали и дали дополнительную возможность ознакомиться с нюансами работы милиции, суда и ЦИП. Теперь я точно знаю, как нужно модернизировать Окрестина, — полушутя говорит правозащитник.
Задерживали Олега Волчека без насилия — у подъезда крепкие омоновцы «пригласили пройти».
Суд впечатлил.
— Интересная реакция у судьи. Она — молодая, красивая, ухоженная, долго читала мои характеристики, благодарности от КГБ, грамоту от Горбачева, документы о том, что я почетный гражданин других стран. Потом — показания милиции и в итоге выдала: «Ну как вы докатились!» Я так и не понял: то ли она меня подколола, то ли реально так подумала? У сотрудников милиции перечни матов, которые я якобы произносил, совпали только на одном слове. Но церемониться со мной не стали — 9 суток.
Холод, мерзкий хлеб и пытка светом
— Окрестина часто называют СИЗО или тюрьмой, но правильное название — Центр изоляции правонарушителей (ЦИП), — продолжает правозащитник. — Первый раз я отбывал три месяца назад, и за время трехмесячного «отпуска», к сожалению, существенного улучшения условий не увидел.
Сравнивать было легко: попал в ту же 21-ю камеру. Пару изменений были: вода из крана не капала круглосуточно, его починили. И присутствие крыс уже не чувствовалось — мы прошлый раз забили дырку в полу.
Но как был тухлый запах в камере, так и остался, как воняло туалетом — так и продолжает вонять. Камера холодная — в лучшем случае летом прогревается до 18 градусов. Спать на деревянном настиле (матраца и подушки с одеялом не выдают) холодно. Отбывающие греются старым способом: обматывают ноги газетой и завязывают целлофаном. Ведь если ноги мерзнут, спать невозможно. Настил этот называют еще и сценой. Ложишься спать в том, в чем задержали. Один из парней попал туда в сланцах на босу ногу, в шортах и майке. И так он два дня до суда, скрючившись, лежал на досках, накрыв ноги газетами.
После первого пребывания на Окрестина я изучил положение о правилах содержания в ЦИП. И на этот раз написал заявление с вопросами: где полагающаяся мне кровать? Где подушка? Одеяло, полотенце, туалетные принадлежности — это все должны обеспечивать отбывающим наказание в ЦИП. Мне объяснили: понимаете, у нас ремонт идет. Впрочем, ремонтом там и не пахнет.
На следующий день мама привезла теплую одежду, пальто, на котором можно было спать.
В положении о содержании написано, что ежедневно отбывающих наказание в ЦИП должны выгуливать по 20 — 30 минут. За 9 дней смог уговорить начальство только на две прогулки. Арестанты выразили благодарность за это. Сказали, что если бы не «политический», то есть я, никто бы нас не выводил. Спросил у офицеров, в чем проблема, почему не выводят? Те объяснили, что площадка для прогулки — рядом, на территории ИВС, а с ИВС нужно согласовывать выгул. А у них не всегда есть время для арестантов из ЦИП.
В соответствии с положением, право на душ есть каждый день. Но сводили в душ раз в неделю. Объяснили — нет возможностей делать это чаще.
Чтобы было понятно, объясню масштаб проблемы: как построили здание в 1970-м, так ни разу не приводили в порядок. На стенах слой вонючей копоти. В текстах диссидентов советских описана штукатурка — «шуба». По некоторым версиям, ее специально клали такую, чтобы она накапливала миазмы и заразу. Такая же штукатурка на Окрестина.
Туалет ужасен. Грязный — не то слово. На нем можно пребывать только на корточках. В камере у двоих человек были серьезные проблемы со здоровьем. Один из них почти инвалид — с проблемами тазобедренного сустава. Он фактически не мог присесть… Проветривать смысла не имело — сквозняки и без того, а вонь не улетучивалась. Пришел с Окрестина и долго еще казалось, что тело покрылось какой-то слизью, специфический запах въелся в кожу. Наверное, с десятой ванны удалось от этого избавиться.
— Как кормят?
— Трехразовая каша — сечка, перловка, реже рис, раз в день суп и одна котлета. Хлеб — от него появляются рези в желудке. Я был вынужден обратиться к врачу. Нельзя ни фрукты передавать, ни печенье, ни шоколад. Плохое питание — это то, что должно, по-видимому, усиливать давление от наказания.
— Кажется, разрешены были раньше передачи?
— Теперь — нет. Чтобы выдержать от завтрака до обеда 7 часов, люди сушили этот жуткий хлеб.
— Сколько вас в камере?
— Может поместиться 7 человек, но нас было 5 — 6. Мы сразу оказались там втроем и уже просили, чтобы кого-то добавили: втроем тяжело. Время тянется долго. День за три. Казалось, вечность прошла, а не 9 суток. Спасали газеты. Их можно передавать. Но почему-то газеты догадываются передавать только оппозиционерам. И арестанты «политических» ценят — за газеты, за сигареты и за то, что на Окрестина условия хоть немного, но улучшаются. В общем, к нам относятся уважительно.
— Что самое невыносимое, кроме антисанитарии?
— Невыносимое — это то, что ни днем, ни ночью не выключают свет. Даже те, кто отсидел в тюрьме несколько раз, и те не выдерживают. Страшно и безделье, от которого потихоньку съезжает крыша. Лежишь на настиле, смотришь на эту стенку, и кому-то начинает казаться, что по ней течет вода или что стена передвигается.
Еще один напрягающий момент — не говорят, сколько времени. Человек теряется, и это морально тяжело. Радио нет. Мы ориентировались по завтраку-обеду-ужину, два раза отбой и утреннее построение у солдат — они там песни поют и ходят по плацу, и самолет в одно и то же время пролетает — вот и все ориентиры.
В ЦИП забирают «для галочки»
— Кто сидит на Окрестина?
— Половина — мелкие воришки. Воруют в магазинах еду и алкоголь. Некоторые попадают по 10 — 60 раз. Сроки за украденную водку и колбасу — до 15 суток. А уже после семи дней пребывания в замкнутом пространстве начинается разбалансировка сознания — нервозность, конфликты, вспышки агрессии. Когда-то Василевич (бывший генеральный прокурор) говорил: чиновников надо водить в СИЗО, чтобы меньше взяток брали. Мое предложение — сводить в ЦИП тех, кто отправляет на сутки — может, поймут, что это такое.
По моим подсчетам, 50 процентов попавших на Окрестина — случайные люди. Омоновцы на улицах, чтобы, видимо, выполнить план, задерживали подвыпивших, но вменяемых людей. Формально — за появление в общественном месте в нетрезвом состоянии.
— Почему не везут в вытрезвитель?
— Потому что в вытрезвитель не везут тех, кто стоит на ногах. В первый раз дают штраф, во второй — от 5 до 10 суток. Среди тех, кто так попал, все работяги. И я вижу: судьи легко садят их. Видимо, не понимают, насколько это тяжело. Отсидевшие говорят, что в тюрьме, в ИВС — легче, чем на «сутках». Там есть хотя бы матрац, подушка, часы, кипятильник, можно получать продукты. Арестован человек — это уже наказание. Но минимальные стандарты, указанные в положении о содержании в ЦИП, должны соблюдаться.
Я считаю, арест должен быть исключительным видом наказания. Я был в Германии, где мы изучали систему наказаний. Там тоже есть мелкие воришки. Но лишают их свободы только раза с 6 — 7-го. Сначала штрафуют, отправляют на общественные работы. В Германии судьи считают: ограничение свободы очень влияет на здоровье, психику и способствует криминализации. А в нашей камере полтора суток до суда, мучаясь неизвестностью, провел парень-работяга, который возвращался домой навеселе, зацепился на улице с подростками. Те убежали, а его задержали. Он полтора суток волновался: не доложат ли на работу, не уволят ли его за это. Правда, после суда он не вернулся, скорее всего, получил штраф. Я считаю, таких случайных людей не должны ставить в это ужасное положение — нужно разбираться на месте.
— То есть обычный гражданин у нас не застрахован от попадания на Окрестина?
— Да. И женщины, возвращающиеся из гостей, не застрахованы. Милиции у нас — 120 тысяч человек, а отчеты о работе нужны. Суды, увы, не хотят разбираться. Попал, два свидетеля, сотрудники милиции, есть, сиди. И доказать, что ты не верблюд, невозможно. Вышел из ресторана, где выпивал — все, можно отправлять на сутки.
И пока от плана по протоколам в милиции не откажутся, угроза будет постоянной. Нельзя заставлять милиционеров так работать: против них настраивается население.
Вместо выводов
— Что меня удивило во время пребывания в ЦИП: народ информирован о происходящем в стране. Мне не пришлось много рассказывать о политике, о курсе доллара, о курсе валют, о взрыве 11 апреля. Даже у алкоголиков есть доступ к негосударственной прессе, интернету — и четкое представление о белорусских реалиях. Кстати, я пообещал арестантам, что напишу об условиях на Окрестина главе Администрации президента Владимиру Макею — о том, что скоро чемпионат по хоккею, будут наверняка массово задерживать нетрезвых болельщиков, и нужно привести ЦИП в порядок, чтобы не дискредитировать Беларусь.
Кстати, ратуя за ремонт и улучшение условий в Окрестина, я забочусь и о здоровье сотрудников милиции, работающих в ЦИП. Они ведь тоже дышат этим. И правильно они говорят: мы, дескать, выйдем, а они — нет, они там каждый день. Неужели сложно привести ЦИП в порядок, чтобы люди выходили оттуда не злыми, не озлобленными? Ведь любой, кто там посидел, поносит всю эту систему, даже если раньше никогда о ней не задумывался.
Пока кто-то сидит в ЦИП, наказание получает и его семья. Моя мама переживала, дочь волновалась.
— А тем, кто вас судил, стыдно не было?
— Да было. И мялись, и мямлили, что им тоже жить нужно. А ведь все подобные дела когда-нибудь будут пересмотрены. Есть понятие «необоснованный приговор», есть дача ложных показаний. Я, по-видимому, тоже должен буду вести себя зеркально, когда придет время люстрации.
Кстати, Олег Волчек обжаловал решение суда. И планирует довести дело до Верховного суда и Комитета по правам человека ООН.
Алексей НАТИН