Психолог: семьи казненных террористов нуждаются в помощи

В первые сутки после теракта 11 апреля 2011 года помощь пострадавшим и родственникам погибших предложили психологи. Были открыты и специальные «горячие» телефонные линии, на которых дежурили специалисты. Но все это можно назвать разовой акцией, хотя и тогда было понятно, что для сотен людей жизнь разделилась на «до» и «после» трагедии. Как им жить «после», чтобы не потерять себя?

Об этом и многом другом в интервью интернет-газете Naviny.by рассказывает практический психолог Елена Дубовик.

Елена Дубовик, практикующий психолог. В 1994 году окончила Белорусский государственный педагогический университет (специальность — «практический психолог»). Работала во врачебно-летной экспертной комиссии, Минском городском психоневрологическом диспансере, Государственной службе медицинских судебных экспертиз в должности главного специалиста по судебной психологии. В апреле 2011 года создала и возглавила Центр успешных отношений.

— Елена Ивановна, годовщина трагедии для тех, кто 11 апреля оказался в центре событий на станции метро «Октябрьская», может стать поводом получить новый стресс от воспоминаний, переживаний, от боли утрат близких. Пока трагедия помнится, эти люди не одиноки, им сочувствуют, их поддерживают. Но пройдет время — и многие из них могут остаться один на один со своими проблемами...

— В таких случаях очень важно оказать психологическую помощь сразу, в первые сутки и даже часы после трагедии. Объем и продолжительность психологической помощи должна зависеть от степени стресса. Задача перед психологами стояла очевидная: помочь справиться с бедой, стрессом для того, чтобы не возникло дальнейшего усугубления состояния. Если есть адекватная и качественная помощь, то человек способен выйти из даже, казалось бы, тупикового состояния, которое потом вряд ли ухудшится.

Сразу после трагедии 11 апреля мы объявили о проведении акции для нуждающихся в психологической помощи в связи с терактом. Всем желающим, не только непосредственным участникам событий, было предложено бесплатное участие в группе, где можно было бы справиться с возникшими переживаниями. Но к нам обращений не было, я так понимаю, что было много других предложений. Несколько позже ко мне за помощью обратилась женщина, которая присутствовала в момент взрыва на станции метро. Однако у нее была проблема, не связанная с последствиями теракта, ее тревожило состояние здоровья ребенка. У нее было много и других переживаний, и тему теракта мы почти не затрагивали.

— Вы привели пример того, как одна проблема может отодвигать на второй план другую. Но если человек замкнулся в себе, не видит необходимости обращаться за помощью, то к каким последствиям это может привести?

— Если человек не получил помощь потому, что посчитал это несерьезным, неважным, либо он не доверяет психологам, то это прежде всего его ответственность. Вопрос стоит так: жить с этой травмой либо ее врачевать. У каждого из нас есть выбор.

— По данным комитета по труду, занятости и социальной защите Мингорисполкома, психологическую и психотерапевтическую помощь получили всего 76 человек, пострадавших от теракта. Надо понимать, что именно столько людей обратилось за помощью к специалистам. Вас не смущает эта цифра? Всего 76 человек, хотя 11 апреля 2011 года 15 человек погибли, а телесные повреждения различной степени тяжести получили 315 граждан. Была оценка, что в психологической помощи на тот момент нуждалось от 600 до 800 человек. Получается, люди сами справились?

— Да, это меня смущает. Если справились сами, остается только констатировать уникальную способность к самоисцелению, если нет, то что мешало или мешает им обратиться за квалифицированной помощью? Природная скромность? Недоверие? Пассивность? Или безразличие к себе?..

— Елена Ивановна, несколько вопросов к Вам как к специалисту по судебной психологии. Казненный за терроризм Дмитрий Коновалов был открыт на следствии, давал показания, а в суде закрылся, отказавшись даже от последнего слова. Что мог скрывать Коновалов таким поведением?

— Я могу только предполагать причину такой реакции. На мой взгляд, это могла быть стадия принятия ситуации. Есть несколько стадий принятия смерти: отрицание, чувство вины, гнев, депрессия и полное принятие. Эти стадии могут следовать одна за другой, но могут и перемежаться. Если бы Коновалов активно отстаивал свою точку зрения, то, скорее, это было бы проявление гнева. Если бы присутствовало чувство вины, он бы, скорее всего, просил его простить и оправдывался. Если его состояние соответствовало бы стадии депрессии или принятия смерти, то о чем он мог говорить? Тогда это были бы депрессивные переживания, когда уже и сил не было что-то объяснять, либо он считал, что это незачем.

— А допустимо предположить, что Коновалов не боялся смерти?

— Да, такое возможно, если он принял факт такого исхода для себя.

— На Ваш взгляд, почему часть белорусского общества, в их числе и некоторые пострадавшие от теракта, не верят в то, что теракт задумал и совершил именно Коновалов?

— Я думаю, здесь два ответа. Первый связан со степенью убедительности публичной версии следствия. Чем больше убедительных доводов, тем больше человек склонен принимать предлагаемую позицию. Второй ответ — признать виновным кого-то — это значит возложить ответственность, позволить выразить свой праведный гнев. Люди охотнее принимают эту точку зрения в том случае, когда мало придают значения осознанию собственных чувств (гнев и агрессивность, вызванные незащищенностью). Преобладает желание найти виновного, чтобы наказать его, чтобы снять напряжение. Напряжения нет — нет и причин для беспокойства. Так спокойнее и легче: есть виновный, он наказан. Возможно, люди, которые не поверили в виновность Коновалова, не хотели брать на себя ответственность за эти общественные тенденции.

— У казненных Коновалова и Ковалева есть родственники. Как им жить с таким грузом?

— Да, и они получили серьезную психологическую травму. Когда уходит близкий человек, то закономерно переживание большого спектра чувств, что называется переживанием горя, и в том числе возникает чувство вины перед ним. А здесь еще может присутствовать и чувство вины перед всем обществом. Если человек погиб, можно выражать гнев в адрес виновных, но в данном случае нет выхода этому гневу. Нет возможности говорить об ушедшем, маловероятно получить поддержку и понимание, переживать свое горе публично… У них ситуация еще сложнее, чем у других людей. Сегодня они переживают острую реакцию горя. Чтобы достичь состояния смирения и принятия, даже в обычных обстоятельствах требуется полтора-два года.

— Я правильно Вас понял, что родственникам казненных Коновалова и Ковалева психологическая помощь нужна не меньше, чем жертвам теракта?

— Несомненно, им нужна помощь. Надеюсь, они найдут в себе силы обратиться за ней.

— Это правда, что физические травмы рано или поздно заживают, а психологические — никогда?

— Психологические травмы тоже имеют особенность затягиваться. Здесь, скорее, вопрос личностного развития человека. Любое потрясение, будь то общенациональное или личное, — это возможность человека научиться справляться с ним. Бывает, что раны остаются открытыми, тонут в бессознательном, и оттуда отравляют существование человека. Жизнь — не сироп из сахара, это ежедневная учеба справляться со сложностями…

— …которые вдруг могут свалиться на голову, как это случилось год назад в метро…

— Да, но следует понимать, что чувства наивности, уязвимости, беззащитности вполне могут быть личностной чертой, и очень велик шанс в этом случае обвинять в проблемах внешние обстоятельства. А по большому счету, задача личности именно в том, чтобы научиться справляться с проблемами. Научившись, а не проглотив боль целиком, мы становимся сильнее. Например, страх можно чувствовать не только в связи с возможным повторением теракта, а еще и потому, что у конкретного человека такое мировоззрение. Может ли у таких людей ухудшаться состояние? Да. Но является ли это первопричиной? Скорее, нет. Отсутствие стабильности приводит к нервозности, напряженности, гневу, раздражению — это одна проблема. Вторая — научиться справляться с этим.

— И в одиночку с такими проблемами не справиться? Предвижу Ваш ответ, но ведь наши люди особо не жалуют людей Вашей профессии…

— Почему же, можно и в одиночку справиться. Сегодня достаточно возможностей найти решение из вроде бы безвыходной ситуации. В одиночку возможно решать внутренние проблемы, но это намного сложнее.

А что психологов не жалуют, так моя практика показывает, что с течением времени к нам и нашей деятельности появляется все больше уважения. Если лет 10-15 назад людей больше беспокоила проблема достижения успешности, то сегодня крен на развитие индивидуальности и внутреннюю гармонию. Проще говоря, люди стремятся обрести себя.

— Каким образом могут проявляться психологические травмы для людей, пострадавших от взрыва в метро? Ведь они стали жертвами не по собственной воле…

— Последствия могут проявиться в симптомах постстрессовых расстройств как хронические явления. При условии, конечно, что не была предоставлена помощь в полном объеме. Любую травму нужно переживать и обязательно пережить. В противном случае она будет о себе напоминать. Как? С учетом особенности личности. Для одного человека это может быть избегающее поведение, когда любая информация тщательно фильтруется, чтобы не допустить ее к сознанию. Для другого — выплеск негативных эмоций, вплоть до гнева и агрессии, в поисках объекта — внешнего врага, — на который можно ее излить. Даже те, кто был потерпевшим пятой ступени, — это люди, которые узнали о трагедии только из СМИ, — они тоже аналогичным образом могут выражать гнев и агрессию.