Лицо с инвалидностью

В далеком уже 1971 году американский психолог Филипп Зимбардо провел один интересный эксперимент. Он исследовал, как навязанная социальная роль влияет на поведение человека. Для этого в подвале факультета психологии Стэнфордского университета устроили импровизированную тюрьму. Группу из 24 добровольцев — студентов колледжей, психически и физически здоровых молодых людей, — случайным образом поделили на «заключенных» и «охранников». И одни, и вторые вопреки ожиданиям очень быстро приспособились к своим ролям, и тут же стали возникать по–настоящему опасные ситуации. В каждом третьем «охраннике» вдруг обнаружились садистские наклонности, а изначально морально устойчивые «заключенные» стали получать сильные психологические травмы. Видя, что эксперимент выходит из–под контроля, профессор Зимбардо решил от греха подальше закончить его раньше времени.

Мы, журналисты, — не профессора психологии, потому, наверное, и не всегда отдаем себе отчет, навешивая на целые социальные группы определенные ярлыки. Казалось бы, нет у человека ноги — инвалид, поставили ему психиатры диагноз — шизофреник. Все просто. Но вот в Европе так не думают. В Литве, к примеру, за 20 лет, прошедших после завершения нашего общего советского прошлого, официально отказались даже от понятия «группа инвалидности». Там теперь «группы работоспособности». И это вовсе не потому, что, наслушавшись рассуждений о политкорректности и прочих западных ценностях, безногий может обидеться и подать в суд. А потому, что европейцы понимают: одно неосторожное слово способно испортить человеку жизнь.

Вот совершил Андерс Брейвик свое страшное преступление, и большинство СМИ тут же окрестило его «сумасшедшим психопатом». Хотя специалисты, поработав с ним, склоняются к выводу, что Брейвик вменяем и прекрасно осознавал последствия своих действий. У нашего обвиняемого в терроризме, Коновалова, медики тоже не нашли каких–либо психических отклонений. Вообще, террористы в подавляющем большинстве случаев — вполне адекватные личности с мощной психологической и идеологической закалкой. Люди же с психическими недугами, напротив, совершают всего 1 процент от общего числа преступлений (в разы чаще они сами становятся жертвами криминала). Но образ агрессивного маньяка–убийцы, навязанный Голливудом и охотно тиражируемый прессой, прочно сидит в голове у обывателя: «Ах, у него же шизофрения! Как я возьму его на работу? Он же убьет меня лопатой, только я отвернусь!» Вот и как при таком отношении человек с вовсе не опасным нарушением психики сможет социализироваться?

Еще пример из Норвегии: одного политика из города Тромсе с диагнозом церебральный паралич так достали журналисты, что он собрал специальную пресс–конференцию. «Представьте мою политическую позицию, а не состояние моего здоровья! Если обязательно хотите указать на болезнь, то пишите об этом в конце статьи, предварительно изложив суть дела», — потребовал он от медиа. Действительно, будь у политика язва желудка или хронический бронхит, разве упоминал бы кто–нибудь об этих недугах? Так зачем же выпячивать ДЦП, если это не имеет отношения к делу?

В Евросоюзе один из главных этических принципов медиа — отделение личности от идей, действий и их результатов. Пусть человек болен, но это не повод называть его кретином, симптомы ведь могут и не проявляться. Пусть другой совершил преступление, но его не назовут злодеем, ведь каждый в жизни может оступиться (кстати, эксперимент профессора Зимбардо прекрасно иллюстрирует и этот момент).

На некоем ментальном уровне мы это тоже понимаем. Выражений «от сумы и от тюрьмы не зарекайся», «как вы лодку назовете — так она и поплывет» никто оспаривать не станет. Так почему же, коллеги, мы с вами так легко бросаемся со страниц и экранов словами «сумасшедший», «псих», «инвалид», «преступник» и т.д.? Понятно, что политкорректное «лицо с инвалидностью» или «человек с диагнозом шизофрения» режет журналистское ухо без ножа, и редактор его тут же вычеркнет. Но можно ведь сказать и по–другому. В каждом случае, если задуматься, я уверен, найдется множество таких синонимов, чтобы не жалеть человека, не создавать о нем негативного впечатления, чтобы подчеркнуть возможность выздоровления и социальной адаптации. В конце концов, талантливому и способному сопереживать человеку нужные слова сами придут.

Автор публикации: Александр ПОЛОСМАК