Держим марочку

Во Дворце искусств состоялась ретроспективная выставка художника Алексея Марочкина «Логика Рубероида», приуроченная к 70-летию мастера. Тот факт, что главный художественный зал страны целиком предоставлен художнику, чьи картины часто называют провокационными, привлек широкие слои общественности: на открытие пришло столько людей, что они едва поместились в огромном пространстве, завешанном всеми видами творчества, подвластного Марочкину, - художник работает в очень разных стилях.


Все ожидали как минимум небольшого эксцесса: в марте 2011г. во время выставки «Пагоня-20» в этом же зале было «прибрано» со стен несколько картин, потенциально опасных для белорусского самосознания. Больше всего пострадал сам Алексей Марочкин - не позволили выставить его работы, в которых использовалась бело-красно-белая символика, а также картину, посвященную событиям 19 декабря. Поэтому общественность, явившаяся на выставку, была серьезна, задумчива. Кто-то вспоминал, что Марочкин в недавнем интервью хвастался живым интересом министра Павла Латушко к своим работам. «Можа, Латушка прыйдзе?» - полушепотом интересовались гости. Всё дышало вызовом.

Небольшая толпа плотно, будто на митинге, стояла около картины «Стена», оказавшейся в числе жертв прошлой выставки. На ней изображена тюремная стена с окошком - на стене сам художник и обычные посетители прочих выставок на протяжении многих лет (картина 1997г.) писали слоганы. В принципе, работа тревожная, но в ней есть историческая цельность - помимо лозунгов 1990-х гг. про муку и «Мы пераможам», там обнаружились «Свободу Шеремету!»; «Я не убивал Микалуцкага!»; «Умираю, но не сдаюсь - рыночный социализм победит»; «Андруша, размажь их по стенке!» и «Дзе ты, Зянон?» . Зянон Пазьняк, основатель Белорусского народного фронта, висел неподалеку - похожий на икону, спокойный, с белым гладким лбом, будто парящий над белорусской суровой реальностью, где тем не менее уже начали развеваться крошечные бело-красно-белые флажочки победы. Это был самый опасный угол зала.

Неподалеку от Зянона висел Мирон - белорусский национальный герой, похожий на Бэтмена, развешивающий по проводам ЛЭП бело-красно-белую символику. Мирон был комиксовый и залихватский, на его фоне все фотографировались.

У более важной в историческом смысле картины - «Смаленне чорнага кабана», - где на черном унылом дворе мрачные люди смолят черного жуткого мертвого кабана, народу было меньше. Но именно этот депрессивный кабан является некой отправной точкой творчества Марочкина - это студенческая работа, написанная им в 1970г., когда всех студентов заставляли нарисовать по картине к юбилею Ленина. За «Кабана» Марочкину поставили низший балл, скандал докатился до Минобраза, а сам художник тогда пожимал плечами и шутил: «Да Ленин ведь тоже был не прочь сальца подъесть!»

Открывая выставку, почти все выступающие настаивали на том, что Марочкин по сути очень историчен и что его выставка - важное событие всей культурной жизни Беларуси. Председатель Союза художников Владимир Савич отметил, что Марочкин говорит «языком родной земли» . Геннадий Дроздов (сообщество художников «Погоня») назвал Марочкина «человеком-эпохой» . Выcтупил поэт Анатолий Вертинский: он прочитал стихи и назвал Марочкина настоящим подвижником белорусской культуры, посокрушавшись, что в конкурсе на лучший логотип прав человека победил некий серб с рисунком птицы, а надо было, конечно, чтобы участвовал Марочкин, ведь он так хорошо рисует птичек. «Я чувствую, что сейчас забронзовею!» - расплылся в смущенной улыбке сам Марочкин - веселый, высокий и статный, совсем не похожий на 70-летнего. Потом Марочкин посоветовал приходить на выставку каждый день: «Я буду тут всегда дежурить, общаться с посетителями!»

Видимо, мастер собрался дежурить, чтобы никто не снял «Мирона» или «Зянона». Все разбрелись по залу. Оказалось, что Марочкин и впрямь - потрясающе разносторонний. Были выставлены старинные «праснiцы» (прядильные устройства) с изображением святых (на одной из них, где Понтий Пилат судит Иисуса, рядом с Пилатом стоит человек, удивительно похожий на президента республики), портреты белорусских исторических и культурных деятелей - от Льва Сапеги и Эмилии Платер до Кастуся Калиновского и Максима Богдановича. Около Мирона, где снова собралась толпа, один из шальных белорусских поэтов вслух на пальцах высчитывал себестоимость работы: «Ну вот ты сам посуди! Холст - уже миллион! Краски сколько стоят? Тоже миллион как минимум! Рамка - миллион! Три миллиона только себестоимость! А теперь подумай, за сколько ее продавать?» Рядом висел трогательный портрет покойного поэта Анатоля Сыса и картина «На страже», где монохромные мальчик с собакой стоят у забора и ничем себя не выдают, кроме того, что на голове мальчика - бело-красно-белая ленточка.

Около иконического Зянона висит инфернальная картина «Клiч у нiкуды»: разноцветная, обезумевшая плясовая толпа куда-то мчит, объединенная российским флагом с белорусским орнаментом сбоку. Это, видимо, протест художника против объединения с Россией - картина датирована началом 2000-х гг. Страхом оказаться «крэсами восточными» дышит и картина «Русская частушка» - на фоне Красного костела нагло, будто колорадские жуки, ползут русские танки, а перекошенный, карикатурный русский солдатик с гармонью, водкой и пачкой «Примы», вылетающей из кармана, натыкается на суровую белорусскую женщину, стоящую перед ним: не лезь, мол, русский человек. Про нежелание объединяться с русским народом Марочкин сообщает в ярких красках и с некими сюрреалистичными мотивами, почти в духе Сальвадора Дали, в то же время его белорусские мотивы часто грустны, болотисты, монохромны, депрессивны, но неизменно теплы.

Весь этот разгул демократии в отдельно взятом зале прервали встревоженные смотрительницы Дворца искусств. «Семь часов! Выставка до семи!» - пришло им в голову в разгар выставки. «Пора уходить!» - кричали они со ступенек куда-то вверх. Вышедших наружу покурить гостей не впускали обратно: «Не положено! Выставка до семи! Никого не пускаем, даже журналистов, выставка закрыта!»

Около 20.00 посетителей удалось почти полностью выдворить из помещения. Остался ли Марочкин дежурить около полотен - было на тот момент еще не известно.