С Днём матери, дорогие женщины!

Когда наша страна неограниченных возможностей вернулась из летних и демисезонных отпусков, все и всех дожала, заточила в закрома Родины цариц и царей полей, посеяла озимые, прищучила мировой кризис, сунувшийся было на ее территорию, пришло время чествовать родительниц и прародительниц всех головокружительных успехов страны, смело идущей на ощупь к свету в конце тоннеля. Что и было сделано на прошлой неделе в минском Дворце культуры ветеранов в рамках Дня матери.


Это они - наши матери - все это время бережно взращивали передовой авангард рабочего класса, всех комбайнеров, операторов машинного доения, участковых милиционеров, ученых-академиков, певцов эстрады, глав райисполкомов, служителей юстиции, агентов служб безопасности: ведь честь, ум и совесть нации когда-то тоже щеголяли с ранцами в продранных штанишках, портили парты, получали шнуром от утюга по пятой точке, играли в щелбаны, околачивали углы женской общественной бани, взрывали петарды и мечтали стать космонавтами (а вышло вон оно как).

И пусть даже побочным продуктом деторождения стала - чего греха таить - шаловливая кучка пресмыкающихся перед заграницей вредителей из «пятой колонны», проникнутая рабьим чувством низкопоклонства перед каждым иностранным чинушей и готовая пойти к нему в шпионское услужение, но даже эти отщепенцы тоже выполняют как могут свою социальную функцию - не дают простому белорусскому человеку притупить бдительность, за что можно отвесить большое человеческое спасибо их многострадальным матерям.

Дворец ветеранов гостеприимно распахнул двери матерям в этот день, и матери пришли: в актовом зале не было ни одного свободного места, пришлось принести еще целую партию стульев и расставить их во всех проходах. Некоторые бабушки даже сами несли себе стулья, балансируя с ними на ступенях. Перед самым началом представления в зал ворвался дедушка с белоснежной бородой и закричал: «Мёд! Кому тут нужен мёд?» В какой-нибудь капстране его бы похвалили за такой маркетинговый ход, но здесь хитрый торговец не на тех напал и вынужден был уйти ни с чем: государство предписало женщинам заниматься оголтелым ажиотажным потребительством на районных ярмарках, а не во дворцах культуры - этих храмах тонких материй.

Первыми перед матерями станцевали белые изваяния, гибкие, как пластилин от АОЗТ «Ленстройкерамика»: они вертелись под иноязычную композицию, сновали из стороны в сторону, мельтешили и кишели, заполняли собой всю сцену, точно грандиозные опарыши, и зрительницы замерли в экстазе, сраженные наповал этим космическим зрелищем, полным болезненного эротизма. «Мама - это наивысшее и наипрекраснейшее из всего, что сделано природой! - твердил конферансье в перерывах между различными эффектными номерами. - Этот день введен в Беларуси в ранг особых праздников!»

На сцену взошел председатель Республиканского совета Белорусского общественного объединения ветеранов Анатолий Новиков и выступил с пышной речью: «Наши милые, дорогие, самые прекрасные мамы! Я вычитал, как французы оценивают мужчину - смотрят, от кого родился, у кого учился и как работает... Вы производите на свет не только очередного малыша, но и будущего ученого, политика, деятеля культуры…»

Известный драматург Алексей Дударев, среди особых заслуг которого конферансье выделил сценарий к фильму «Белые росы», заметил, что белорусские женщины - самые лучшие, самые красивые в мире: «Я поездил по разным странам, это не патриотизм, а объективность, никакой не комплимент, а констатация факта». «Слово «мама» не может не заставить нас вздрогнуть», - подытожил юный восторженный конферансье.

Дальше для мам-ветеранов был исполнен целый ряд оперных арий. «О, не ласкай меня, друг добрый, милый! - восклицала оперная дива в расшитой блестящей кофте, похожей издали на Млечный путь. - Так не люби меня с такою страстью!» Матери в креслах растревоженно замирали, предаваясь воспоминаниям о безумствах и шалостях минувших лет.

Но кое-кто в зале выражал недовольство: в задних рядах сам собой образовался диссидентский кружок из нескольких несогласных матерей, которым не нравилась опера. Они протягивали друг дружке ириски и тараторили, а одна кушала творожный продукт, завернутый в шуршащий пакет. Чтобы вытащить оттуда еще немного продукта, женщина долго шелестела; когда на нее как по команде оборачивалось сразу несколько рядов истинных ценителей оперы, смутьянка делала вид, что она тут ни при чем, выжидала, пока все отвернутся, и снова принималась за свое.

Пожилая дама с розовым ридикюлем все время порывалась «уйти домой» , но другие члены кружка взывали к ее совести: «Погоди, это раскачка! Скоро будет «Лявониха»!» «Эх, все оперные сюда пришли подхалтурить! - ворчала она, будоража сознание масс. - Вон какой бык здоровый, сейчас как заревет!» Ее упаднические настроения не нравились старенькой бабушке в углу, которую концерт приводил в ностальгический экстаз: «А в советские времена все эти песни были для нас! Бесподобно! Попробуй такое изобрази!» «Ну, давай!» - кричала она очередному оперному певцу, чтобы подбодрить.

«Кошма-ар!Во придурки! - завела свою волынку языкастая «диссидентка» с ридикюлем и демонстративно заткнула уши. - Вот тебе и матерный день… Что он поет? Ничего не понять!»«Так это же на немецком, - пояснила ей более эрудированная соседка. - «Волшебная флейта». «Все, надо уходить!» - резюмировала диссидентка и ушла, но она в этот вечер была, похоже, единственным зрителем, который покинул актовый зал.

Сколько еще сюрпризов было уготовано матерям! Как высоко вздымал балерину в розовом ее худосочный балерун - так вздымают над полом вазу в семейном конфликте, чтобы вот-вот грохнуть наземь, но потом спохватываются - этак ваз не напасешься! Сколько экспрессии было в голосе оперной дивы, жгучей брюнетки, задрапированной алым атласом, с алой розой на правом плече! Наконец, к радости кружка диссиденток, на сцену выбежала пробуржуазно настроенная молодежь и устроила кислотное диско под не нашу композицию Everybody dance now . «О, может, вторая часть концерта будет нормальная», - вздохнули любительницы иностранной поп-эстрады, но концерт на этом закончился.

…Счастливые матери спустились на первый этаж, где из динамиков доносился вальс, и тут произошло неожиданное. Они вдруг разбились попарно и начали кружиться по холлу, нарядные и благоухающие, с печатью прожитых лет на лицах, глубоко задумчивые. Пар становилось все больше, и скоро уже в холле ступить негде было, чтобы не пересечься с траекторией вальсирующей пары пожилых мам…