Половина пациентов отделения токсикологии больницы скорой помощи Гродно – алкоголики и бомжи

Половина пациентов отделения токсикологии больницы скорой медицинской помощи – алкоголики и бомжи. Один их день в больнице обходится государству более 110 тысяч рублей.

Поводом для этого репортажа стали две диаметрально противоположные точки зрения на проблему бомжей. Одна моя хорошая знакомая сказала резко: "Надо их всех посадить и заставить работать". А вторая, между прочим учитель по образованию, сказала удивительные слова: "А вы знаете, я иногда им завидую: когда хочешь встаешь, минимум желаний, никаких планов. Прожил день и слава Богу. Живут, как птички божьи".

Мы позволили несколько видоизменить известную аббревиатуру, которая прочно закрепилась в фильмах, книжках, газетах, где речь идет о людях, потерявшихся в жизни, заблудившихся в собственном мировоззрении. Они остались один на один с трудностями и сложностями бытия.

Готовя этот репортаж, мы понимали, что сочувствия у большинства наших читателей правдивые истории о жизни людей, оказавшихся за бортом цивилизации, не вызовут. Мы и не рассчитывали на это, по большому счету. Наша цель – показать, что есть и изнанка жизни. Что люди без определенного места жительства выпадают из общей канвы обыкновенной нормальной жизни. Попытаться понять, как они дошли до жизни такой. Предостеречь людей от ошибок, которые они совершают.

Я часто размышляю над библейскими словами: "Не судите, да не судимы будете". Или над народной пословицей: "От тюрьмы и сумы не зарекайся". Народ мудр в своих толкованиях добра и зла. И даже тот, кто выброшен течением жизни на остров собственных неудач, горя, безрадостного существования, тоже имеет свой взгляд на эти понятия.

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ

Владимир Воробьев. Заключенный. Отбывает наказание  в гродненской тюрьме  за убийство.
Вы только вдумайтесь – он сидит в  тюрьмах уже 54 года. Своего рода легенда.

Мы долго раздумывали, стоит хотя бы штрихпунктирно описать его мытарства. И посоветовавшись с руководством тюрьмы,  решились на встречу.  И вот в комнату психологической разгрузки, где проходила наша встреча, привели этого, с позволения сказать, человека. Стало немного не по себе. Мурашки побежали по телу – все-таки по "страшной" статье сидит.

Невзрачный мужичонка в шапчонке. Худой. Какой-то серый. Но взгляд? Колючий и настороженный.

– Скажите, что у вас в жизни не сложилось, что из 71 года, прожитого вами, вы 54 – в неволе?

Заключенный долго молчал:
– А зачем это вам?
– Хочу понять, как вы стали таким.

– А я с самого раннего детства никому не был нужен. Отец работал на элеваторе в Тюменской области. Проворовался – посадили. Мать запила. Один раз в пьяном угаре обухом топора ударила по голове моего старшего брата. Посадили ее. Я остался один. И попал в колонию для несовершеннолетних. И покатилась жизнь под откос. Первый тюремный срок получил за покушение на убийство. Второй –  за убийство. Дали 25 лет. 

Меня очень  обижали в колонии и тюрьмах. Я научился защищаться.

– Вы представляете себя на воле?
– Что вы, я отсюда уже не выйду. Да и кому я нужен?!
– Как вы оцениваете свою жизнь? Сами виноваты? Или кто-то другой?
– С себя вины не снимаю. В жизни мне встречались очень добрые люди. А я – злой. 

И тут черные, как угольки, глаза сверкнули так, что защемило в груди.

– Тюрьма –  дом родной, – продолжает Воробьев. – И накормят. И оденут. Я работаю. Решил режим не нарушать – себе дороже. Но на волю я не хочу.

После разговора с легендарным сидельцем мы вышли в коридор. Обеденное время. Далеко разносились аппетитные запахи. Подошли к раздатчику, заглянули в кастрюли – наваристые щи и каша. На питание каждого зека государство выделяет 5200 рублей в сутки.

Вышла на улицу и даже не поверила, что дышу чистым воздухом. На свободе. Мне кажется, что чаще надо водить на экскурсию в тюрьму трудных подростков и других, чтобы они понюхали "тюремную" жизнь и знали о ней не по блатным песням, воспевающим романтику неволи. Удивительно, но заключенные, с которыми я встречалась при подготовке репортажа, были очень доброжелательными, не жаловались на житье-бытье, больше улыбались. Они даже не осознавали, что находятся на обочине.

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ

Как быть тем, кто должен сам добывать хлеб насущный, будучи бомжами? Они живут  где придется. Они едят, что добудут на помойках. Они довольствуются тем, что сердобольные люди подадут на пропитание.

Несколько лет назад мы писали об Александре, бомже с большим стажем. Напомним, у него была нормальная семья. Хорошая жизнь. Играл в футбольной команде "Неман". Выступал с вокально-инструментальным ансамблем. И вдруг все рухнуло. Водка!

Недавно встречаю его.

– Как дела, Саша? Не работаешь?
– Смотря что называть работой. Сейчас веники продаю. Недавно 60 лет исполнилось.

– Отметил?
– С друзьями. Такими же, как я, бездомными.

– Саша, почему у тебя такое прекрасное настроение?
– Не знаю. Мне нравится моя жизнь. Я свободен. Завишу только от своего умения добывать пропитание на день.  Летом – проще,  зимой – сложнее. До ремонта бани по улице Болдина ночевал там. Помогал кое-чем по хозяйству. Кипяточком в буфете разживусь, сухарик в нем  размочу – хорошо! 

– А если выпить захочется?
– А мне все время хочется. Но я стал осторожнее. Прошлой зимой два бомжа замерзли, так одному ступню отрезали, другому – кисть руки. Пивком балуюсь. 

– А деньги где берешь?
– Свет не без добрых людей.

При большом стаже бомжевания Саша очень аккуратен. У него золотые руки. Найдет где-нибудь на свалке старые вещи и так отремонтирует их, что надеть не стыдно. Кстати. В бане моется два раза в неделю. 

– Александр, и много вас таких?
– Хватает. Я бы работал теперь. Да и кто меня возьмет?

– А пенсию получаешь?
– Все нет времени оформить.

Доброта и сердобольность. Жалость и желание помочь – это наше. Редко кто пройдет мимо нищего или не поможет бездомному. Также и государство. Главный "спонсор" бомжей.

ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ

Больница скорой помощи. Захожу в приемное отделение.

– Кого обычно привозят в токсикологию?
– Процентов 50 тех, кто отравился алкоголем либо другим "зельем". 

– Сегодня есть такие?
– Отходили одного. Привезли синего, с запекшимся воспаленным ртом. Дышать не мог. Думали, не вытянем. Но им почему-то везет.

Захожу в палату с заведующим отделением токсикологии… Он внимательно осматривает больного.

– С чем его привезли?
– Выпил уксусной эссенции. 
– …?
– Объяснил, что отмечал день рождения мамы. Выпили бутылочку шампанского. Показалось, мало, догнали уксусной эссенцией.

Да, коктейль почти смертельный. Сейчас его выхаживает коллектив медработников. Лежит в чистой постели, все воспринимает как должное. И наверняка не знает, что день пребывания в отделении токсикологии обходится государству более 110 тысяч рублей. А в реанимации – более 600 тысяч в сутки. Хорошо устроились бомжи.

По-разному можно относиться к поднятым в этом репортаже проблемам. Можно просто не замечать этих выброшенных из нормальной жизни людей. Но от этого их меньше не станет. Как и проблем, с ними связанных.

Парадоксально, но бомжи  не хотят другой жизни. Их все устраивает. Они ко всему привыкли. Мы – к ним тоже.

В следующем репортаже мы расскажем вам о бездомном нищем Владимире, который задумал создать…  Но не будем открывать карты заранее.
Читайте в следующем номере. Как и об интернате ночного пребывания и судьбах людей, там живущих. А еще о бомжах  при живых  родственниках.

Комментарий специалиста
Юрий Апанович, заведующий отделением  токсикологии БСМП:
– Врач дает клятву Гиппократа и должен одинаково относиться  ко всем пациентам. Мы помогаем людям и не смотрим на их социальный статус.  Обидно, правда, когда спасаешь человека и понимаешь, что он сам сознательно губил себя. Бывает, больным приходится ждать в очереди на обследование или на плановую госпитализацию. А для  бомжа, который сам себя довел до крайности,  – "зеленая улица".  Но  для  врача жизнь каждого  человека – дороже всего.