Досье на «американку». Как живется узникам КГБ

Никогда еще в стенах СИЗО КГБ не было такого количества известных людей и такого количества оппозиционеров одновременно. Сейчас там заточены сразу четыре бывших кандидата в президенты! Тем больше интерес к этому учреждению, прозванному «американкой». И хотя Генпрокуратура не устает заявлять, что там условия содержания граждан, обвиняемых в беспорядках 19 декабря, соответствуют нормам, возникает вопрос: насколько эти нормы человечны?

Интернет-газета Naviny.by собрала досье на эту «самую закрытую» из всех белорусских тюрем и следственных изоляторов.


Белорусская «рулетка»

Есть минимум три версии происхождения неофициального названия СИЗО КГБ, расположенного во дворе основного здания Комитета госбезопасности. Согласно первой, изолятор строили по американскому проекту. По второй версии, план тюрьмы напоминает разметку таблицы на столе рулетки, а «американка» — один из вариантов игры в нее. Третья версия связывает название с тем, что поначалу там содержали пойманных американских шпионов, которых Соединенные Штаты засылали после окончания Второй мировой войны.

Сейчас в «американке» держат в основном тех, чьи уголовные дела ведут следователи КГБ или кого задерживают сотрудники Комитета. К примеру, задержанные за убийство, сделки с наркотиками, оружием, хищение в особо крупных размерах. И, разумеется, за «попытку государственного переворота», что пытаются «шить» сейчас экс-кандидатам в президенты.

В отличие от расположенного по соседству, на улице Володарского, следственного изолятора МВД, «американка» обеспечивает более «качественный» уровень изоляции и наблюдения за заключенными. В СИЗО КГБ бытовые условия лучше, чем на «Володарке». Однако психологически находиться тут намного тяжелее: постоянная тишина, пристальное наблюдение, теснота камер и их давящая архитектура, недостаток общения и строжайшая изоляция от общения с заключенными из других камер.

Изолятор КГБ представляет собой круглое двухэтажное здание. В полуподвальном этаже — несколько кабинетов для допросов, первый этаж — душевая, кухня, подсобные помещения, второй этаж — 18 камер, расположенных по радиусу. Рассчитан изолятор на 34 человека.

По круглому коридору, застланному ковровой дорожкой, постоянно ходят в тапочках — для большей бесшумности — два надзирателя, заглядывая в глазок каждой камеры. Движение надзирателей рассчитано так, что они всегда находятся друг напротив друга. Если один из надзирателей открывает дверь камеры, второй становится напротив, готовый в случае необходимости нажать кнопку тревоги. При нажатии кнопки срабатывает блокировка электрозамков камер и других дверей тюрьмы, сигнал тревоги подается дежурной группе антитеррора «Альфа».

Двухместные маленькие камеры расширяются от двери и по плану напоминают гроб. Ширина камеры на входе ограничивается шириной двери — 1,2 м, а ближе к окну превышает два метра. Длина камеры — 5 метров, высота — 3,5 м. Одна из камер «американки» оборудована под карцер.

Личные вещи и продукты арестованного хранятся в специальном ящике, находящемся около каждой камеры, выдаются надзирателями по просьбе заключенного. Ложка и полотенце должны постоянно лежать на подоконнике, чтобы их видел надзиратель. Делается это с целью предотвращения использования этих предметов для самоубийства.

По уверениям побывавших в изоляторе КГБ, все камеры прослушиваются.  Как и в любом СИЗО, для добывания информации там используют подсадных стукачей, нередко из числа заключенных, которые за это получают материальное вознаграждение. Пыток к подследственным в тюрьме КГБ для получения показаний не применяют, но бывало, что после чая, который предлагали надзиратели, заключенные иногда чувствовали резкое изменение психического состояния, неконтролируемое желание пообщаться, выговориться соседу по камере.



Пыток нет, Библии — тоже

Заявлениям Генпрокуратуры о соответствии условий содержания в СИЗО КГБ нормам экс-кандидат в президенты Виталий Рымашевский не верит. Он провел в «американке» почти две недели — в соседних камерах с другими обвиняемыми по уголовному делу о «массовых беспорядках оппозиции».

«Дело даже не в том, что сейчас в СИЗО КГБ содержатся политзаключенные, — утверждает Рымашевский. — Условия содержания заключенных и задержанных во всех белорусских тюрьмах и СИЗО в принципе одинаково не соответствуют никаким нормам содержания людей, там нет нормальных условий. И я так говорю не потому, что сам там сидел, я это знал и раньше».

Напомним, Виталий, как и большинство обвиняемых по этому уголовному делу, попал в СИЗО КГБ в ночь на 20 декабря 2010 года. Был отпущен на свободу после объяснительной на имя Александра Лукашенко (о которой распространяться не может, поскольку это является частью материалов уголовного дела) 31 декабря 2010 года, за несколько минут до Нового года. «Домой я не успел, но встретил Новый год уже не в камере», — рассказывает Рымашевский.

Его задержание, по словам Виталия, было «не очень корректным»: «Несли головой вниз, так что из карманов не выпало только удостоверение кандидата в президенты. Сразу я даже не знал, куда меня везут. Когда заводили в здание, натянули мне куртку на голову, затем усадили за стол, где с полчаса лежал головой на столе с руками на затылке. Позже меня отвели в одиночную камеру с обитыми кожей стенами, где лежал один матрас. Я даже подумал, не проводят ли здесь пытки узников, — потому что в музее КГБ Вильнюса комната, где раньше избивали людей, выглядит так же. Но мне сказали, что по такому назначению эта комната сейчас не используется. В ней я пробыл пару часов, после чего меня вывели, предъявили протокол задержания и отвели в новую камеру».

Условия содержания в «американке» превзошли его ожидания: «Да, ко мне никто не относился как к привилегированному кандидату. Но, поскольку я уже раньше сидел «на сутках» и во время избирательной кампании понимал, что могу снова попасть в тюрьму, условия содержания и поведение сотрудников КГБ не были для меня шоком. Честно говоря, читая, что раньше происходило в КГБ, я ждал худшего: пыток, избиений. Но этого не было».

«Сразу после подписания протокола я попал в трехместную камеру, где оказался четвертым, потому спал не на нарах, а на специальном деревянном щите с матрасом, — продолжает свой рассказ Виталий Рымашевский. — Как предположили мои сокамерники, скорее всего, в КГБ готовились к задержаниям 19 декабря — щиты эти были новые и до дня выборов стояли несколько дней в коридоре. Да и одеяла, подушки и матрасы нам тоже давали новые. Первая камера, в которой я оказался после предъявления мне протокола о задержании, была c телевизором и холодильником, которые передали со свободы кому-то из сокамерников. Был умывальник, унитаза не было — выводили два раза в день по нужде. В камере стояло ведро, но сидельцы старались им не пользоваться, там же жить да жить, а пространства мало. Во второй камере, где я провел последние сутки до освобождения, был и унитаз».

Согласно правилам внутреннего распорядка СИЗО КГБ, каждому заключенному предоставляется спальное место, постельные принадлежности, постельное белье, полотенце, посуда, одежда по сезону (если нет своей), литература. В камере должны находиться стол и скамейки, отдельный санузел, зеркало, вешалки для одежды, розетки, кран с водопроводной водой и бачок с питьевой водой, урна, радио, кнопка вызова администрации, холодильник и телевизор (по возможности).

По словам Рымашевского, за некоторыми исключениями все эти правила выполнялись: «Бачка с питьевой водой не было, в первой камере стоял фильтр с водой, который пришел с передачей, а во второй пили воду из-под крана. Санузлом даже то, что было в одной из камер, трудно назвать — это просто унитаз в камере. Из литературы у них только российские детективы, я это не читаю. Что хуже — у них нет Библии».

С передачами от родственников проблем не возникало. «Полагаю, передачи и посылки дошли все. Там такое правило, что когда кому-то одному приносят передачу с едой, то делится она на всех. А поскольку сидят там, за исключением политзаключенных, непростые и небедные люди, то на голод мы не жаловались. Даже порой отказывались от тюремного ужина — хватало еды из дома, да и была она получше, — рассказывает Виталий. — Хотя нельзя сказать, что в «американке» кормят плохо — не хуже, чем в студенческой столовой».

А вот с письмами было посложнее: «Не знаю, как остальным, но мне за все время пришла только одна телеграмма с рождественским поздравлением. Хотя, я теперь знаю, жена написала мне несколько писем. Мои письма из СИЗО ей тоже до сих пор не дошли».

«Надеюсь, что с остальным задержанными обращаются так же, как со мной, — говорит Рымашевский. — За мое здоровье сотрудники СИЗО КГБ волновались даже больше меня самого. Боялись: что-нибудь сделаю с собой, голодовку объявлю или еще что-то. Как только я простудился, поспав неделю на полу, меня перевели на верхние нары, давали антибиотики. Правда, от капельницы отказался — КГБ все-таки имеет свой имидж. Возили на медосмотр в больницу сотрудников КГБ на Макаенка, там на хорошем оборудовании провели все обследования — они были необходимы после полученного мною на Площади удара и, в результате его, сотрясения мозга».


Больше всего в застенках КГБ не хватает неба

«Из окна в камере ничего не видно, на прогулке в лучшем случае увидишь кусочек неба через решетку. Только когда меня вызывали на допрос к следователю, через окно его кабинета увидел кусочек проспекта Независимости. Так я смог хотя бы взглядом прогуляться по улице», — вспоминает Виталий.

Ощущалась и острая нехватка информации. Задержанные хоть и не были полностью изолированы — в камере находился телевизор, да и газеты можно выписывать, — но полной картины происходящего они не знали.

«Я смотрел и новости после событий 19 декабря, и пресс-конференцию Лукашенко по телевизору в камере, мои сокамерники выписывали газеты, — вспоминает экс-кандидат. — Однако через неделю начались перебои с газетами, а телевизор перестал работать — нам сказали, что из-за поломки антенны. Тогда же в СИЗО пришла некая усиленная команда, ходили они всегда в масках — я даже не уверен, были ли это сотрудники СИЗО, потому что они контролировали даже охрану. Вот они вели себя куда жестче, не били, конечно, но психологическое давление было».

Видел Рымашевский по государственным телеканалам и заявления двух других кандидатов в президенты — Ярослава Романчука и Григория Костусева: «Это был для меня удар. Это было как раз последнее, что я увидел, когда шел на очередной допрос. Конечно, позицию мою это не изменило, но было тяжело. Сокамерники стали подшучивать: «Ну вот, ваши же вас и сдают…».

Плохим сюрпризом для политика стал и момент, когда он узнал, сколько человек проходит с ним по делу о массовых беспорядках: «Спустя три дня после задержания мне показали список из 19 подозреваемых. Я понял, что  происходящее — не просто попытка устранить отдельные политические фигуры, меня в том числе, — это другое, куда более опасное, после чего мы можем остаться вообще без демократического движения в стране».

Гуляют сидельцы «американки» покамерно в пяти двориках, затянутых сверху сеткой. Дворики расположены рядом со стеной тюрьмы, имеют неправильную вытянутую форму и разные размеры. Об их размерах говорит тот факт, что «прогуливающийся» может, стоя у одной стены, запросто дотянуться руками до противоположной. Сверху из решетчатой клетки за двориками наблюдают надзиратели.

«СИЗО построен так, что просто нельзя увидеть или услышать ни одного человека, который находится вне твоей амеры. Охранники не разговаривали, тем более с нами, заключенным также нельзя разговаривать в коридоре и двориках. Толстые и высокие камеры не дают понять, что происходит за ними, — отмечает Рымашевский. — И специально, чтобы исключить всякую возможность общения (например, перекрикивания через стены) во время прогулок в двориках на полную громкость включали белорусские fm-радиостанции. И знаете, это было самое неприятное».

Как объясняет политик, его поразили цинизм и безразличие: «В такие моменты как никогда остро это чувствуешь. Люди шутят, зачитывают праздничные новости, играют в викторины — говорят о жизни в стране так, будто ничего не произошло. Но такое безразличие хуже ненависти и оскорблений. Это еще хуже, чем БТ, — там хотя бы идет открытая пропаганда, и это ожидаемо. Но наши fm-станции меня просто поразили. Пусть их ведущие себя не обманывают. Их поведение — это не просто попытка отсидеться в стороне, это — воспитание у слушателей безразличия, граничащего с цинизмом, воспитание стиля жизни, при котором человека не интересуют ни проблемы, ни боль общества. Это такое, даже не животное, а растительное отношение к жизни: «сиди как овощ на грядке, грейся на солнце, прикрывайся фиговым листком от проблем. А главное — ни в коем случае не думай, что тебя тоже рано или поздно съедят…» Как можно веселиться, когда пострадали сотни соотечественников?! Все это всерьез испытывает веру в людей».