В поисках утраченного

В поисках утраченного

Снежной зимой, жарким ли летом сердце любого усадебного дома — скромного, крестьянского, или роскошного, «барского», — печь. Все равно какая: простая русская, беленая, с большой лежанкой, лаконичная городская грубка, облицованная керамическими плитками, камин в помпезном обрамлении резного камня... Главное — присутствие в очаге живого огня, который дарит человеку спасительное тепло и надежду на пищу насущную. Пожалуй, каждый может рассказать, как это здорово: подойти к натопленной печи и прижаться к ней руками — ощущение, похожее на то, когда берешь еще теплый, только что с пода, дышащий хлеб.

Земли нашей страны, а значит, и люди, жившие на них, наши предки, в силу климатических условий всегда нуждались в дополнительном обогреве. И уже с I — II веков в своих жилищах они ставили печи — но поначалу топившиеся по–черному, без дымоходов. Курные крестьянские хаты просуществовали довольно долго. Такая печь не имела дымохода, и, когда ее разжигали, дым шел прямо в помещение. Нужно было открывать дверь, чтобы не угореть. Но вместе с дымом уходило и тепло, поэтому некоторые хозяева в стене, отделявшей хату от сеней, проделывали дыру. Иногда дыра зияла в потолке — тогда ее закрывали мешковиной. Освещалась хата каменными плошками для сжигания пней (корчей), которую устанавливали на углу печи.

Трудно определить точно, но похоже, что на одном из сегодняшних снимков (там, где стоят черные от сажи горшки) именно такая печь и запечатлена.

И все же с XIX столетия курная хата модернизировалась — в «белую», с печным дымоходом. В основном в домах ставились так называемые русские печи — они служили и для обогрева, и для выпечки хлеба, приготовления горячей еды, корма скоту, использовались для сушки всего того, что требовалось просушить и высушить. В некоторых районах Белоруссии в протопленной, еще теплой печи мылись, сельские гончары обжигали в ней глиняную посуду.

Конечно же, печное искусство белорусов далеко не ограничивалось скромными селянскими печами. У нас умели класть замечательные, сложные печи. И не только класть, но и искусно украшать. Конечно, шедевры печных дел мастеров все больше встречались в богатых домах. Еще во времена ВКЛ мастера с белорусских территорий отправлялись в Русское государство учить тамошних ремесленников непростому искусству изготовления рельефных многоцветных изразцов для облицовки печей. Белорусы привезли с собой секреты изготовления глухих оловянных эмалей четырех цветов: белого, желтого, бирюзово–зеленого и синего. Кроме эмалей, они применяли прозрачную поливу коричневатого цвета, которая на красном черепке изразца давала красивые коричневые оттенки. Новшеством была и прямоугольная форма лицевой пластины изразца, не применявшаяся на Руси до приезда белорусских мастеров. Даже в Кремле были печи, отделанные «кафлей», которая вышла из рук белорусских умельцев.

В состоятельных домах и «рабочие» русские печи выполнялись по всем правилам и с размахом. Такая печь на снимке, сделанном в местечке Рось нынешнего Волковысского района Гродненской области. Более того, здесь запечатлена почти театральная сценка. Вполне вероятно, что дело разворачивается на большой кухне дворца Потоцких. Возле печи стоит кухарка, а на скамье вальяжно расположился щеголь–управляющий или некто еще из верхушки дворцовой обслуги. Даже ему — в бабочке и до зеркального блеска начищенных сапогах — хочется быть поближе к теплу и еде, к печи.

Традиционно печи имели несколько дополнительных элементов. Самый известный — полати: настил из досок, на котором спали. Крепились они к стене возле самой печи, чтобы тепло было спать.

Хорошую печь обычно клали на кирпичном фундаменте, которому предшествовало глинобитное, срубное и на кряжах — «штандарах», основание. В подпечке держали зимой кур. Углубление под подпечком — подшесток — служило для кухонной утвари. Передняя часть пода, от края до устья, — «чалесники», шесток. Сбоку на шестке печурка («ямка»), куда сгребали жар. Сводчатая внутренняя часть печи — «небо». Ровная глинобитная площадка на печи — лежанка, «чарень»: там спали дети и старики, там сушили одежду, зерно. За лежанкой — дымовая труба.

Для сохранения тепла устье печи закрывали заслонкой, а дымоход перекрывали вьюшкой, служившей также регулятором тяги. Нередко с печью общим дымоходом соединялась грубка: небольшая печка для отопления помещений, которую клали из обожженного кирпича (раньше из сырца), поверхность обмазывали глиной, белили или покрывали кафелем.

У печи издавна, да и теперь в сельских домах, стояли и стоят кочерга, ухват для чугунов (вилки), чепела — ухват для сковороды.

Если брать исторический вариант организации белорусской хаты, то по диагонали от печи был красный угол, покуть, где висела икона, убранная вышитыми красными рушниками, — своего рода домашний алтарь.

С печью связано множество народных поверий и обрядов. Так, к одному из печных углов пристраивали деревянный столб (видно и на некоторых сегодняшних иллюстрациях), который по древним представлениям считался вместилищем духов предков и особо почитался у белорусов. При переезде семьи в новый дом брали с собой тлеющие угли из прежнего очага. Молодая жена по прибытии в дом мужа кланялась печи и прислонялась к ней руками в знак породнения с новой семьей. Вообще, печь и печной, или бабий, угол были исключительно женским пространством в избе, пребывание там мужчин считалось недопустимым. В пословицах и загадках, где печь уподобляется человеку, ассоциации идут именно с женщиной. Вспомните хотя бы известные всем нам с детства сказки.

О необыкновенно важном месте печи в народном фольклоре свидетельствует и тот легендарный факт, что главный славянский богатырь Илья Муромец 33 года на печи сидел — а потом слез с нее, набравшись сил, и одолел всех врагов и супостатов.

Домовой — у славян дух–покровитель дома — тоже облюбовал печь. Среди основных мест его обитания — укромные уголки за печью или печной трубой. Многие были уверены, что домового можно увидеть в Чистый четверг или на Пасху после заутрени, сидящим за печной трубой на чердаке. Между прочим, без такого охранителя дом воспринимался как непригодный для жилья. Поэтому кое–где при переходе в новое жилище «забирали» с собой и домового — следить за порядком и дальше. Перевозили его в старом лапте, наполненном сором из старого дома. В отличие от лешего домовой не считается нечистью — он не боится креста и упоминания Божьего имени. Вот такие страсти из–под печки!

Подготовила Алина КОЛЕСНИКОВА.

Фото из коллекции лауреата премии «За духовное возрождение» Владимира ЛИХОДЕДОВА.