Однажды осенью

Однажды осенью

До деревни Знаменка от Логойска автобусом минут двадцать езды. Но есть, есть своя прелесть однажды осенью (именно осенью!) сесть в автобус и приехать в деревню (конечно, не бесцельно), в которой никогда не бывал...

Не успел оглянуться по сторонам — уже моя остановка. Со мной вышли двое мужчин и пожилая женщина. Чтобы добраться до села от шоссе, надо пройти еще, пожалуй, с полкилометра.

— А где у вас тут участковая больница? — спрашиваю у попутчицы.

— Придем в деревню, поверните налево и сразу увидите деревянное здание на горке. Больница там была давно. Теперь — амбулатория. Уже много лет...

И, тяжело вздохнув, моя попутчица сообщила, что Знаменковскую амбулаторию закрывают. Новую построили в Августово. Пять километров туда, пять обратно... Не у каждого занедужившего человека хватит сил на такую дорогу.

Прервав свои невеселые размышления, она поинтересовалась:

— А может, вы идете к Галине Антоновне?

Я подтвердил.

Ее лицо просияло.

— Золотое сердце у нашей докторки. Придешь к ней, когда скрутит хворь, она поговорит с тобой, обо всем расспросит. Да так ласково, по–доброму, как родной человек. И легче станет. Правду люди говорят: душевное слово тоже лечит...

Мои попутчики повернули направо. Я — налево. А вот и старенькое здание на горке. По крутым деревянным ступенькам поднимаюсь наверх.

Кабинет заведующей и фельдшера первый по коридору. Из–за стола навстречу мне поднялась женщина. В глубоких и темных, как лесные озера, глазах — интерес, внимание и, пожалуй, легкая растерянность. Сразу видно: моя героиня не избалована визитами журналистов.

— Садитесь за стол доктора. А я — за свой. Вам так удобно?

— Удобно, Галина Антоновна. Удобно...

И я раскрыл блокнот.

— А знаете, я ведь не Галина. Четверо детей, что родились в нашей семье до меня, умерли. Кто–то подсказал родителям дать мне имя крестной мамы. Чтобы я не умерла. А ее звали Агафия. В училище я была Глаша. А потом пошло: Галя да Галя...

Скрипнула дверь, и в кабинет вошел пожилой сельчанин. Судя по его виду, было ему уже за 80. Не поздоровавшись, скорее простонал, чем попросил:

— Спасать меня надо, Антоновна...

— А что случилась, Иванович?

— Спать не могу. Голова кружится... Слабость...

— Я вам выписывала таблетки двух видов. Вы принимали и те и другие?

— Прости, Антоновна, из одной коробочки брал, а про другую забыл.

— Ну вот видите... Пойдемте, укольчик вам сделаю. Легче станет.

Я вышел вслед за ними. Прошелся по коридору. Заглянул в кабинеты. Свой жизненный ресурс здание исчерпало до последней капли. Тронешь стену — сыплется труха.

Галина Антоновна сделала укол. Усадив старика на табуретку, подошла ко мне:

— Последние тут наши денечки... Переедем в Августово. Там все новенькое, с иголочки. И квартира моя, кстати, тоже там. Сюда я езжу на велосипеде. А радости нет. Вся жизнь прошла здесь...

Была у меня такая мысль: пойти на прием к министру и попросить, чтобы продали мне здание по остаточной стоимости. Жила бы я здесь и людей лечила. Но сами видите: здание не подлежит ремонту. Рассыпается на глазах...

Только настроился на беседу — очередная посетительница. Женщина лет 70 тяжело опустилась на стул:

— Старость — не радость. Хата в двух шагах, а еле приволокла ноги...

— Нет, Ивановна, это не старость, а болезнь. Сердце у вас слабое.

— А кто ж мне даст новое? Какое уж есть...

— Давайте–ка мы его послушаем.

— Да, не хочет оно биться, как надо. А мы его заставим. Пойдемте в процедурный кабинет. Сделаем укольчик, чтобы сердечко ваше билось веселее. И лекарство вам выпишу.

Ушли. А на пороге уже другая тетка. Смотрит на меня с удивлением и молчит.

— Вы присаживайтесь. Галина Антоновна будет через пару минут, — обращаюсь я к пожилой сельчанке.

— Что у вас болит, Ивановна? Чем помочь?

— Туман у вачах, Галечка. Нiчога не бачу.

— А я же говорила вам не покупать очки без врача. Не послушали — вот и мучаетесь. На следующей неделе будет машина. Отвезу вас в Логойск к глазнику.

— Отвези, милая, отвези. Сама я не справлюсь.

— А почему вы их называете Ивановичами да Ивановнами? Или у вас такая форма обращения к пожилым людям?

— Сегодня они как сговорились прийти в амбулаторию. А отчества у них действительно такие.

Задумалась. Помолчала.

— Наверное, вам интересно знать, как все у меня начиналось? Так вот представьте себе картинку. Ранняя весна. Только–только с полей сошел снег. Солнышко пригревает. Жизнь пробуждается. К остановке подкатывает рейсовый автобус. И выходит из него девушка. Худенькая. Стройная. Темноглазая. В кокетливом белом беретике. В темно–синем пальто (мама купила его за 20 рублей перед поступлением в училище. В нем выпускница явилась и на работу). В лиловых резиновых сапожках. И с чемоданчиком в руке. А следом за ней вышел мужчина. Еще молодой. Одет не по–деревенски. Лицо умное. Интеллигентное. Девушка спрашивает у него:

— Скажите, пожалуйста, а как мне попасть в участковую больницу?

— Простите, а вы — кто?

— Фельдшер. Меня направили сюда на работу.

— Вот и славненько. А я — главный врач больницы. Давайте–ка ваш чемоданчик...

Да, это был несравненный Лаврентий Емельянович Лукьянов. Врач от Бога. Человек большого сердца и широкой славянской души. Иметь такого учителя — настоящее счастье.

— Чемоданчик я ваш отнесу к дому бабы Мани. Жильцы ее съехали. Комнатка освободилась. Вам будет в самый раз, — обрадовал девушку главврач.

А ей так хотелось расспросить его об участковой больнице. Что там да как. Робость не позволила. Ведь это же не кто–нибудь, а главный врач!

Подошли к небольшой хате.

— Вот тут и будете жить. Приводите себя в порядок — и сегодня же на работу.

А баба Маня в штыки: «Не хочу никаких квартирантов!» «Ну почему?» «Учителки сказали, что кепска готовлю». «Я сама из деревни. К еде непривередливая». «Не трэба мне жильцов — и все тут». «Ну хоть чемодан поставить можно?» «Хай стаiць»...

В первый же рабочий день направили девушку с опытной медсестрой не с визитами к обычным больным. Им надо было обойти семьи, обозначенные как туберкулезные очаги. Наверное, чтобы жизнь не казалась ей медом...

К бабе Мане заявится она за чемоданчиком поздним вечером. «Дите мое горькое! Куда ж ты пойдешь на ночь глядя? Оставайся», — скажет ей баба Маня. И станут они жить в уютной, маленькой хатке, как два близких человека. А было все это в апреле 1969 года.

Вот так я и начинала....

А через год Галине Антоновне, за плечами которой было всего лишь Борисовское медучилище, предложат возглавить участковую больницу.

«Опыта у меня нет. Хотя это — дело наживное, — рассуждала Галина. — Но как руководить людьми после Лаврентия Емельяновича? Его любили, уважали. У него такой авторитет. А кто я? Но, с другой стороны, отказаться — значит проявить трусость. А струсив однажды, будешь бояться всю жизнь. Нет, это не в моих правилах. Надо соглашаться»...

И побежали дни, до отказа наполненные заботами, тревогами, приемами больных, объездами вверенного участка. Зимой на санях, закутавшись в огромный тулуп. Летом на телеге, пылившей по проселкам. Техника появится позднее. И везде она была желанным человеком.

Чем ближе к людям, тем ощутимее их боли и страдания. Неправда, что к ним можно привыкнуть. Скорее привыкаешь к своей собственной боли. Или смиряешься с ней...

Судьба дважды наносила Галине Антоновне жестокие удары. Младшая дочка прожила на свете всего 8 месяцев... И года не прошло после этой драмы — не стало мужа. Лег спать и не проснулся... Она была рядом и с кровинкой своей, и с любимым человеком. Однако спасти их не смогла. Но это не ее бессилие. Бессильной была медицина...

Жить ей помогали люди. Усмиряя чужую боль, она заглушала свою. Когда надо, Галина Антоновна умеет быть сильной. За 42 года служения людям она постигла многие истины. Вот одна из них:

— Издавна считалось, что медицина излечивает весьма редко. Чаще облегчает. Зато утешает всегда. Но утешить может далеко не каждый лекарь. Равнодушному к чужой беде, самодовольному врачу (а такие, к сожалению, встречаются) здесь делать нечего. Призываешь больного к бодрости, духовной стойкости — изволь сам быть таким.

В человеческом сердце природа создала клеточки, предназначенные для радости. И если они не будут ею наполняться постоянно, то отмирают. Надо искать и обязательно находить радость. Умеешь радоваться — значит, живешь...

А я буду жить до тех пор, пока нужна людям.

Автор публикации: Леонид ЕКЕЛЬ