В плену у профессии

В плену у профессии

В одном из своих произведений Марк Твен написал о человеке, который умел рассмешить всех своих знакомых. И с каждым днем это получалось у него все лучше и лучше — до тех пор, пока весельчака не стали избегать, поскольку в поисках новых шуток он стал буквально невыносим для окружающих. И тогда любитель пошутить переквалифицировался во владельца... похоронного бюро, где ему тоже было хорошо и спокойно.

C годами нарабатывается не только профессионализм, но и профессиональная деформация. Когда, придя домой, человек продолжает вести себя, как на работе, — это уже, по определению психотерапевтов, сколиоз психики. Например, юрист, сидя с женой в ресторане, звонит без нужды знакомому, чтобы обеспечить себе алиби на всякий случай... Хирург, видя худого человека, думает, как его легко оперировать. Радиоведущий даже с друзьями разговаривает так, будто находится в эфире, пытаясь заполнить все паузы в беседе, потому что привык, что в эфире они недопустимы, и возникающее молчание его раздражает. Профессионально деформированный адвокат разъясняет права даже тем, кто в этом не нуждается. Следователь продолжает и дома вести круглосуточное наблюдение: супругу подозревает в измене, детей — в мелких хищениях из домашней кассы, сказанному не доверяет и бдительность не теряет. Воспитательница детского сада помогает своим детям во всем: одевает, обувает, кормит — и не важно, что им уже далеко за 40. Врач–психиатр направо и налево обычным людям, не клиентам, ставит диагноз: у этого — невроз, у того — расстройство личности, а здесь — вялотекущая шизофрения...

Волей–неволей человек переносит «рабочий» стресс на повседневную жизнь. Поэтому–то психологи советуют менять поле деятельности каждые 6 — 8 лет. Но, потратив 5 — 6 лет на получение образования, потом еще 15 — 20 — на реализацию полученных знаний, менять что–то далеко не каждый рискнет. Так не отсюда ли пословица: «Горбатого могила исправит?»

Работа — не волк, от нее не убежишь

— Больше всего профессия деформирует тех, кто активно контактирует с людьми, — работников правоохранительных органов, ответственных руководителей, педагогов, медиков и вообще представителей сферы услуг, — рассказывает психолог Сергей Барановский, руководитель тренинговой мастерской. — После многих лет работы на одном месте появляются условные привычки и рефлексы, доведенные до автоматизма. Исчезает романтика, клиенты воспринимаются как неживые объекты, потому что, если вникать в их проблемы, к концу дня голова трещать будет. Поэтому человек, приходя на работу, надевает маску робота. И думает: вот сейчас работа закончится, и я снова стану человеком. Но маска со временем прилипает, и сменить ее невозможно. Вместе с усталостью тащишь домой и приобретенные привычки. Скажем, руководитель — это еще и характер, поэтому сложно быть начальником 8 часов в сутки, а остальное время — простым Иваном Васильевичем, не наделенным властными полномочиями.

Профессия — одна из социальных ролей, которые играет человек. Как войти в роль — обучают и тренируют. Продавца — на тренингах продаж. Бизнесмена — в школе МВА. Бухгалтера — на курсах. Все происходит по одному сценарию: если вы хотите быть «тем–то», вам следует делать «то–то»... А вот как выйти из роли или как в ней не застрять, — нигде не учат. Как перестать быть продавцом? Думаете, легко? А как перестать быть психиатром?

Например, учитель. Годами диктует и вещает заведомо правильные вещи типа «Волга впадает в Каспийское море». И снисходительно отвечает на одни и те же вопросы: «Оно озеро, да. А называется море. Потому что большое. Потому что. Потому что я сказала!» Потом с той же менторской интонацией произносится и все остальное. И уверенность в собственной правоте обретается только так. Учитель забывает фразу: «Я не знаю», он всех учит и всем выставляет оценки — ученикам, собственным детям, мужу, родне.

— Это не значит, что абсолютно все педагоги рано или поздно начинают говорить менторским тоном, — говорит Сергей Барановский. — До сих пор помню своего учителя литературы, который в папочку, по крупицам, собирал разные интересные факты из жизни писателей. От него, например, я узнал, что у Маяковского было слабое рукопожатие и поэт очень боялся микробов, а потому носил в кармане пиджака мыльницу с небольшим кусочком мыла. Эти маленькие детали могут многое поведать, если размышлять над исходом этой незаурядной личности. Думаю, у каждого в памяти есть образ такого же незаконсервированного педагога. Механизм деформации запускается тогда, когда заканчивается человеколюбие и пациент, клиент, подчиненный, ученик превращается в бездушный объект.

«Вскрытие покажет»

Медики сами о себе говорят: врач не должен быть циничным. Но с парой смертельных исходов и разрезанных трупов цинизм все равно в какой–то степени приходит.

— Например, невролог объясняет пациенту, что случилось с ним после инсульта: «У вас выпала часть мозга». Куда выпала, что за этим последует? — вспоминает случай из практики директор РНПЦ психического здоровья Сергей Игумнов. — Врач не стал вдаваться в разъяснения, что существует взаимозаменяемость функций отдельных участков коры головного мозга и этим обусловливается отстройка мозга после инсульта, но требуются время и последовательная реабилитация до 5 лет. Пациент расстроился, впал в депрессию... Общая профессиональная деформация врачей — в отчуждении от проблем пациента, которое воспринимается как черствость. В реальности же наблюдается стремление защититься от массы негативной информации. Среднестатистический человек нечасто видит перед собой кровь, сердце и т.д., хирург — практически каждый день. В норме происходит четкое разделение: личности в обычной ситуации и профессиональной. Это две несообщающиеся комнаты. Т.е. в профессиональной ситуации врач действует четко, не боится крови и ран, предпринимает решительные действия, абстрагируется от личности больного, но когда подходит к постели пациента, он должен чувствовать, сопереживать — это нормально.

— А на вас работа накладывает отпечаток? — задаю каверзный вопрос Игумнову.

— Пытаюсь отслеживать, — нисколько не смутился Сергей Александрович. — Допустим, потенциально, как всякий руководитель, я могу получить поощрение или выговор, но это не значит, что в состоянии эйфории от почетной грамоты я должен со всеми брататься и снять всякие узы дисциплины и, наоборот, в случае взыскания свою личную обиду отражать на подчиненных и т.д.

Процесс необратим?

Западные исследователи считают: профессиональную деформацию нельзя повернуть вспять. Все, что можно, — это заниматься ее профилактикой. А если процесс запущен — только замедлить его ход. Когда человек долго работает на одном месте, он начинает либо чрезмерно ненавидеть свою работу, либо чрезмерно ее возвеличивать. В первом случае — профессиональное выгорание, во втором — деформация.

— Первый признак профдеформации — постепенное замещение всех жизненных интересов работой, когда появляется иллюзия грандиозности выполняемой деятельности, — говорит Наталья Свидрицкая, врач–психотерапевт Минского центра пограничных состояний. — Человек начинает считать себя сверхпрофессионалом, практически мессией на работе, абсолютно незаменимым. От этого чувства важно избавляться.

Но проблема в том, что чужая «деформация» выглядит уродливо, а своя — привычно, нормально. Практически незаметна. По мнению Сергея Барановского, искажение личностных черт происходит тогда, когда специалист слишком увлекается процессом, своими функциями, все более забывая о цели. Вот тогда–то учитель начинает всем диктовать, хирург — всех оперировать («Ой, у вас песчинка в глазу, давайте вырежу»), чиновник — прикрываться инструкциями («Так не положено, берите разрешение»), милиционер — во всех видеть преступников, потому что с законопослушными гражданами ему как–то обычно не приходится встречаться, отставной военный — всех строить...

— Возникает проблема не медицинская. Здесь не лечение требуется, а социально–психологическая коррекция, — говорит Сергей Игумнов. — Например, за рубежом очень популярны балинтовские группы. Собираются врачи, медсестры, социальные работники или учителя, работающие с трудными детьми. Это не производственное совещание с «разбором полетов», взысканиями, поощрениями, а обсуждение профессиональных проблем, способов реагирования в сложных ситуациях. И такое обсуждение, с одной стороны, эмоциональная разрядка, с другой — обращение к опыту коллег.

Сергей Барановский привел еще пример: в одной крупной западной фирме увеличили лестничные площадки, поставили кофейные автоматы, высокие табуреты, чтобы сотрудники могли сидеть и за чашкой кофе говорить о работе, о коллегах, о начальстве. Все–таки в сплетнях тоже есть своя польза — возможность посмотреть не только на окружающих, но и на себя чужими глазами. Пусть даже это будет и кривое зеркало, но оно точно поможет избавиться от иллюзии собственной грандиозности.

Справка «СБ»

Профессиональная деформация встречается (%) у:

учителей школ - 11

преподавателей вузов - 5,6

социальных работников - 7,5

медработников (врачи и медсестры) — 7,1

работников службы психического здоровья - 5,7;

юристов, адвокатов, сотрудников МВД – 8,1.

Автор публикации: Мария КУЧЕРОВА