Теплый казенный дом

У него есть сын, дочь, внуки и правнуки. Но о нем заботится только государство. Почему?

Ефросинья Александровна раз за разом вытирает слезы, по-детски смотрит мне в глаза.
-- Плачу, потому что больная. Все у меня болит...
Ефросинье Щербик 92 года. Родилась в деревне Боровые, что в Ушачском районе. Там и прожила всю жизнь. Работала в полеводстве в колхозе «Чырвоная Полотчина». Была звеньевой по льну, завскладом. Муж Иван Алексеевич погиб на войне. Одна поднимала троих детей -- Ваню, Веру и Сережу. Их сейчас нет, все умерли.

На голове у Ефросиньи Александровны черный платок. Поправляя его, старушка объясняет:
-- Недавно схоронила Ванюшку. Траур на душе, скоро 40 дней будет. Он прожил дольше всех -- 70 лет. Сереженька -- 57, а Верочка -- 60. Теперь у меня детей нет. Есть 7 внуков и 7 правнуков. Они меня к себе не приглашают жить. А если бы и пригласили, то я не пошла бы. У них своя жизнь, у меня -- своя. Не хочу им мешать.
...Ехать в деревню Веркуды я и хотел, и не хотел. Знал, что встреча с этими людьми предстоит тяжелая для души. Но когда заместитель председателя Ушачского райисполкома Ольга Корчевская сказала, что там живут «милые старички и старушки», что с ними «интересно будет поговорить, порассуждать о смысле жизни», -- сомнения отпали. К тому же подумал и о другом: посмотрю, какую заботу проявляет государство о тех, кто давным-давно находится на заслуженном отдыхе.
После недолгих раздумий едем с Ольгой Корчевской в дом престарелых -- так называют это заведение в народе. А официальное название у него -- отделение круглосуточного пребывания пожилых людей и инвалидов территориального Центра социального обслуживания населения Ушачского района.
Два года назад в деревне Веркуды был детский сад. В последнее время детишек поубавилось, и после основательного ремонта здесь поселились те, кому за 80 или около того.
В помещении чисто, тепло, уютно. В коридоре -- дорожки, в комнатах -- ковры, на стенах -- картины. С кухни доносится аромат гречневой каши: девушки в белых халатах разносят ужин для лежачих больных. Остальные проживающие не спеша, как в санатории, заканчивают трапезу в столовой. У поужинавших интересуюсь, довольны ли они тем, как их кормят. «Спасибо, хорошо, -- говорят женщины. -- Нам еды хватает, даже остается». Такого же мнения и мужчины.
-- Здесь старикам и старушкам хорошо, -- говорит заведующая отделением (т. е. домом престарелых) Вера Маслак. -- Я и своей маме предлагала сюда переехать. Не согласилась: говорит, я никого там не знаю, скучно будет, а дома внучата со школы придут, я с ними поговорю -- уже веселее. Мама живет у младшей дочери. У нее тесно, у меня тоже. А тут было бы ей хорошо. Не захотела...
Из дальних и ближних деревень и городов привозят сюда дети своих родителей. Здесь одиночек 31: 10 мужчин и 21 женщина. У каждого -- своя судьба. Но в казенном доме на склоне лет их объединила одна участь -- по своей же воле быть отделенными от самых близких им людей. От любимой дочери, любимого сына. От невестки и зятя. Как это тяжело понимать! Еще тяжелее чувствовать и переживать. Здесь хорошо, говорили старушки.
-- Пойти жить к дочери не могу, -- со слезами рассказывает старушка лет под восемьдесят (фамилию просила не называть). -- Муж дочери пропивает деньги, по пьянке бьет и ее, и детей. Приходится им ночевать у соседей. В милицию не обращается, терпит. Попробуй заяви -- хуже будет. Ну как мне в такой семье с дочкой жить? Лучше уж здесь. Теперь мои глаза этих скандалов не видят и уши не слышат. А душа-то за дочку и внуков болит... Ирочка раз в неделю ко мне приезжает, привозит гостинцы разные, рассказывает о внуках. Посидим с ней, поговорим -- на душе становится легче. Расстаемся -- плачем.
Кому-то с невесткой не повезло. Вера Маслак посоветовала поговорить со старушкой, которую недавно привез сюда сын.
-- Расставался со мной, плакал. Уговаривал вернуться домой, -- говорит Мария Антоновна. -- А как я могу вернуться, если невестка смотрит на меня зверем. Я не туда что-то положила, не там села, не ту передачу смотрю по телевизору, храплю по ночам... Все ей не так, все не этак. Ну как можно с ней жить? Вот первая жена у сына была -- золотая женщина. Жаль, рано умерла. Мамочкой меня называла. А эта -- стерва. Не могу же я сыну сказать -- бросай ее. Раз она ему нравится -- пусть с ней живет. Не хочу им мешать.
Из-за слез Мария Антоновна не могла дальше говорить. Задрожали руки, голову опустила в подушку...
Семеня ногами, мимо нас по коридору шустро прошла худенькая старушка. Хотел было с ней поговорить, но Вера Михайловна закачала головой: понял -- не надо. Почему?
-- Дочь с зятем привезли ее сюда с большой радостью, -- рассказала заведующая отделением. -- Я подумала, чему радоваться? Дочь пояснила: характер у нее невыносимый. Вмешивается в наши дела. Указывает, как нам жить. Всем недовольна, все ей не так. Хорошо, что согласилась в дом престарелых переехать.
-- А здесь как она себя ведет?
-- Тоже хочет всеми командовать. Уже прошла через три комнаты -- ни с кем ужиться не может. Я ей предложила изолятор: есть у нас такая комната-одиночка на случай болезни кого-нибудь. Отказалась: «Я что, сумасшедшая? Зачем меня туда поселять?» Чтобы она не мешала людям отдыхать, взяла над ней персональную опеку: беседую с ней, успокаиваю, объясняю, что, как и почему. Бывает, «взвинтит» себя зря, я поговорю с ней -- успокоится.
С мужчинами побеседовать по душам не удалось -- неразговорчивые они. Кто телевизор смотрит, кто газету читает, кто книгу. Обратился к одному, так тот, как мне показалось, с обидой прошептал: «К чему все это? Что было -- не вернешь. И ничего уже не изменишь. Что будет -- каждому понятно. Обидно, что сюда мы попали, но сами в этом виноваты. Жизнь здесь не сахар, хотя жить можно. Не думал я, что на старости лет окажусь здесь. Раз уж оказался, значит, жил неправильно. У меня есть сын и дочь, внуки и правнуки. Но я теперь никому не нужен. Обидно...»
Древнегреческий философ правильно сказал: «Помните, что дети ваши будут обходиться с вами так же, как вы обходитесь со своими родителями». Горькая истина. И ничего тут не попишешь. Кому-то уже поздно делать выводы, а кому-то в самый раз.
... По дороге в Ушачи Ольга Корчевская словно уловила мою мысль:
-- Многие сегодня говорили нам: «Мы никому теперь не нужны». Возможно, с их точки зрения это и так. Но я с такими высказываниями согласиться не могу. Если от детей отказались родители, а от родителей -- дети, то это не значит, что обиженные люди брошены на произвол судьбы. Мы живем в государстве, и каждый из нас находится под его защитой. Те же детские дома, дома для престарелых людей и инвалидов и другие социальные учреждения -- не что иное, как наша гарантия безопасной, спокойной жизни, то ли в раннем возрасте, то ли на склоне лет. Конечно, в полном смысле слова такую жизнь счастливой не назовешь.
Согласен с Ольгой Ивановной. Хочу лишь добавить: жизнь бывает короткой и долгой. Но какой бы она ни была, надо прожить ее так, чтобы... А дальше вспомните Николая Островского. И никогда об этом не забывайте.
Александр ГРАДЮШКО, «БН»