Синтетический гуру Юра

Легенда 1980-х гг. Юрий Шатунов давно живет в Германии, но сейчас ездит с концертами в поддержку нового фильма о группе «Ласковый май». Гастролируя в сопровождении небольшого оркестрика из синтезатора и клавишника, на нем играющего, Юрий объездил, по собственному признанию, «всю страну» и наконец-то попал в Минск.

«Нет, никогда еще не выступал у нас Шатунов!» - с придыханием сообщила женщина-билетер на входе в зал ДК МАЗ. «А сколько ему лет уже?» - обратилась она к толпе, пытающейся пронести в зал гигантский транспарант «Гродно любит тебя!». «Небось далеко за 40!» - сказал кто-то. «Да он 1973 года рождения, мы смотрели в Интернете!» - возмутились знающие люди. Юрий стал звездой поистине «битловского» формата в таком юном возрасте, что тяжело поверить в то, что ему всего-то 36.


Когда на аскетично оформленную сцену (синтезатор «на ножках», алый занавес) вышел Юра в джинсиках и маечке, оказалось, что он такой же, как и тогда. Зал чудовищно смутился - все пожившие, усталые, чужие сами себе и стыдящиеся собственных фрагментарных воспоминаний о суровом конце 80-х гг. Чтобы доказать залу, что мир все еще прекрасен, а Шатунов - это не выдумка, Юра принялся петь «Белые розы» под мощный, взрывной бит аккомпанемента, невыносимо плотный для компактного зала ДК.

Юра - настоящая звезда, его голос не изменился, и этот «питерпэновский» выпад в адрес постаревшей аудитории был воспринят как удар ножом: зал, в основном состоящий из усталых женщин почтенного возраста, напрягся, не поверил. Впрочем, после того как Юрий уверил присутствующих, что поет не фонограммным голосом, выдав пару куплетов наугад а капелла, народ расслабился. «Пишите мне записки, я почти на все отвечаю!» - попросил Юрий, совершая тем самым единственное действие, посредством которого можно заново воссоединиться с забывчивым народом. И понеслось! Зал оттаял, женщины молодели на глазах, ерзая на сиденьях, к сцене потянулись юные девочки, теребящие в руках комочки бумаги.

Большинство записок Юрий, приподняв бровь, откладывал - «там в основном непристойные предложения и телефоны». Телефоны ему не нужны, ему больше нравилось говорить с людьми в перерывах между песнями: с уставшим, печальным народом он вел себя нежно и весело, неискренне и радостно, как с детьми на утреннике: людям хотелось, чтобы Шатунов вернул их в детство, и Юра старался.

Классика «Ласкового мая» на более чем 20-летнем расстоянии звучала, как странный синтезаторный цикл на тему «Времена года», - возможно, это своего рода «синдром Вивальди»: Юрий пел грустные песни про осень и зиму, веселые песни про лето и весну, все они знакомы с детства и цепляли сильнее надоевших «роз», которые теперь, видимо, просто визитная карточка.

Началась аскетичная феерия: музыка сбивала с ног, на сцену летели букеты белых роз, которые Шатунов принимал скромными, машинальными жестами. Чем-то он напоминал балагурящего тамаду, а мероприятие - всеобщую народную свадьбу всех со всеми. Юрий избирательно рылся в записках: «Темно писать… поэтому извини за почерк… телефон… Ха-ха, а телефон ей, значит, не темно писать!»«Мне часто говорят, - делился Шатунов, - что, мол, я танцую один и тот же танец под все песни. Но я не танцор! Я певец! А плохому танцору ведь всегда что-то мешает!» Тетушки в зале хором подсказали: «Яйца!» В общем, белорусы раскрепостились.

Потом оказалось, что раскрепостилось Гродно. Метафизическая мощь коллективного бессознательного жителей города Гродно окутывала весь концерт, подобно ностальгичному удушливому дымку из дым-машины, что пряталась за аппетитными розовыми портьерами закулисья. Каждая вторая записка была из города Гродно. «А местные тут есть?» - пошутил Юрий. Вскоре к Шатунову подошел человек в тельняшке из Гродно, сунул записку и начал кричать: «Прочитай сейчас, а то я не уйду!» В записке город Гродно приглашал Юру в новый клуб, прилагая несокрушимые мотивации: «У нас Лолита выступала!» Юра пообещал «морячку» приехать, но «морячок» не успокоился, вернулся еще раз - с новыми записками и малыми детьми на руках. Уложив это все к Юриным ногам, как на алтарь, он начал ритмично стучать кулаком по сцене и кричать что-то про Гродно, параллельно требуя передать привет «дитям, Насте и Ане». Юра прочитал очередное письмо от «морячка»: «Я копировал кассеты «Ласкового мая» еще в 1980-х гг.!»«Так ты пират!» - весело закричал Юра. Мужчина начал благодарно рвать на себе тельняшку. К счастью, «морячка» отшвырнуло мощной музыкальной волной - настало время очередного хита.


БЕЗ СЕКСА

С журналистами Юрий Шатунов был более зажат и скован, чем с поклонниками. «Я просто Дева-Бык по гороскопу!» - объяснял он прессе свою сдержанность в ответ на упреки в отсутствии экстремального поведения и образа жизни. Впрочем, отвечая на банальные вопросы о тайнах популярности «Ласкового мая» в 80-х гг., Юрий раскрепостился и вел себя, как в кино: «Ах, если бы я знал, в чем был наш секрет! Спрашивайте не у меня, а у людей! Люди сами выбирают, кого слушать!»

Говоря об актуальности своей нынешней музыки, он отметил, что делает то, что хочет: «Не надо ориентироваться на кого-либо, потому что ты заведомо проигрываешь; надо ориентироваться только на себя». Рассуждая о своей музыке, которую он именует «электронно-синтетической», Юрий отметил, что работает в стиле и формате «шлягера», «народного хита», поэтому не может предугадать, какая песня понравится людям, - все решает народ. При этом он считает, что «народное направление - намного сложнее, чем коммерческая музыка».

Потом Юрий напомнил прессе, что во времена «Ласкового мая» у него был жесточайший принцип: «Никакого секса с людьми, которые меня ценят как творческого человека, грубо говоря, с фанатами. Это табу!» Сейчас он интересуется компьютерными играми и рыбалкой, вредных привычек у него как не было, так и нет: «То, что тебе дано, надо беречь, а уничтожить себя можно чем угодно». Шатунов настаивал на том, что он не «человек-советчик» и не любит «транслировать свое мнение», и честно предупреждал, что будет «петь под фонограмму! Но зато я буду петь! Мне все равно, под что петь. Я могу и под аплодисменты спеть. Вот тем, кто петь не умеет, сложнее, а я умею». Несмотря на эмиграцию, он уверен, что «только в России можно писать музыку, рассчитанную на менталитет русского народа». Нынешний свой период жизни Шатунов считает намного «более счастливым» по сравнению со «звездным» периодом юности.