Дело Гайдара живет

Ушел из жизни Егор Гайдар - экономист- реформатор, который в начале смутных 90-х взял на себя ответственность за решительный разворот России в сторону рыночной экономики и либерализации.Авторов современной российской реформы народ и просвещенная публика не привечают. Анатолия Чубайса, если не под горячую руку, то добродушно кличут Рыжим Толиком. А неистовые морализаторы типа Проханова призывают внемлющих "выдавливать Чубайса из себя". Иначе, мол, падут на ваши головы суровая ненависть и всеобщее презрение трудящихся.

Возглавлял команду реформаторов ("мальчиков в розовых штанишках", как их уничижительно называл геройский генерал Руцкой) ученый-экономист, публицист Егор Гайдар. Другой российский деятель, передразнивая манеру ельцинского министра разговаривать, утверждал: "Всю Россию прочавкали", пустили по ветру.

Третьи обвиняют в том, что Россия по вине Гайдара на миллионы в мирное время обезлюдела. И продолжает вымирать.

Что ж, гражданин России Егор Гайдар от ответственности за свои дела не ушел. Умер 16 декабря на 54-м году жизни.

Тем важнее определиться с предметом. Зафиксировать деяния самого Гайдара и их последствия, в особый список внести действия, к которым вынуждал его принятый в смутное время пост фактического главы правительства огромного государства, и вывести за скобки те прегрешения, которые он совершил не по своей воле при навязанных ему обстоятельствах.

"Лифт не едет".

О деятелях, вызывающих у окружающих такое неприкрытое раздражение, говорят обычно: не попал, а влип в историю.

В автобиографической книге "Дни поражений и побед" Егор Гайдар, описывая свое состояние после декабрьской 1992 года отставки, ссылается на придуманный для себя синдром под названием "лифт не едет".

В основу термина лег реальный случай. Как-то один из отправленных в отставку членов Политбюро зашел в здание на Старой площади, сел в начальственный лифт и с удивлением пытался понять, почему же он не едет, напрочь забыв, что для этого полагается нажать кнопку.

В связи с этим необходимо напомнить, что пребывание Гайдара на вершине власти по времени было ограничено самым минимальным из всех возможных сроком. Этот государственный деятель России (не станем подвергать сомнению такую версию в его официальной биографии) занимал последовательно в 1991-1992 гг. посты министра экономики и финансов, в июне - декабре 1992 года исполнял обязанности председателя правительства. Три должности, три ответственнейших поста за год. Феноменально!

При этом знал, на что шел, и не скрывал свое знание от "работодателя". В книге, изданной в далеком уже 1996 году (когда Ельцин был еще во всей президентской силе и мог бы возразить против возводимой напраслины), Егор Гайдар писал по поводу предложения войти в состав правительства: "Я начал разговор с того, что, на мой взгляд, ситуация тяжелая, но не безнадежная, а закончил словами о том, что, по всей видимости, ему придется самому отправить со временем в отставку первое правительство, которое начнет реформы и примет на себя ответственность за самые тяжелые решения. Он (Ельцин) скептически улыбнулся, махнул рукой - дескать, не на того напали".

Вообще, нападали, конечно, на обоих, и Ельцину доставалось вдвойне, поскольку всякий удар, направленный в Гайдара, заодно попадал в Ельцина. И очень скоро ему дали понять: чтобы продолжить подъем вверх, команда должна выбросить за борт Гайдара с его монетаристскими замашками и поставить у правительственного руля крепкого хозяйственника, который встанет на путь поэтапного строительства в России социально ориентированной рыночной экономики.

С базаром покончили.

Ельцин сопротивлялся. Даже заставил Гайдара выступить в ответ, показать несостоятельность демагогов. Но наутро тот выступил с докладом об итогах работы правительства за год.

Не оправдывался и не уходил от ответов на каверзные вопросы. Лишь указал на отсутствие теоретически выверенного алгоритма реформ, и потому его правительство делало то, что считало нужным в условиях, которые создали до него. Потому что никто до него вообще ничего не делал. "Лифт не ехал", поскольку большинство лиц, ответственных за принятие решений, даже не догадывались, что требуется нажать на кнопку. Большинство же знающих боялись ответственности.

Гайдар не был тщеславным и не считал, что все сделанное правительством привело к достойным результатам. Он обращался к враждебно настроенному съезду народных депутатов России с цифрами: за десять месяцев тяжелейших реформ число потерь времени от забастовок в промышленности сократилось в 6 раз по сравнению с 1991 годом. Все труднее становилось вывести людей на митинги, демонстрации протеста. Если в апреле состоялось 152 забастовки со 154 тысячами участников, то в октябре - лишь 4 с 3 тысячами участников. И это в то время, когда страна проводила самые тяжелые преобразования за всю свою обозримую историю.

Вывод Гайдара, который счел нужным заявить, что народ оказался намного умнее и прозорливее, чем думает о нем оппозиция, не мог, разумеется, ублажить эту самую оппозицию.

Впрочем, политические игры не привлекали Егора Тимуровича, и он никогда не вторгался на поле, где господствовал Ельцин. Однако уходящий в отставку премьер-министр все сделал для того, чтобы правительство возглавил пусть себе и крепкий хозяйственник, пусть даже амбициозный деятель, но обладающий той мерой здравого смысла, которая не позволила бы ему загубить дело рыночного реформирования экономики.

Оценивая достоинства различных кандидатов на должность, он указал Ельцину на Черномырдина. И те, кто забыл, пускай вспомнят, что утвержденный в должности Виктор Степанович начал свое долголетнее премьерство с заявления о том, что будет создавать в стране рынок, а не базар.

Таким образом, экономическая вольница, если она была на самом деле при Гайдаре и благодаря Гайдару, просуществовала всего один календарный год. На диком капитализме поставили крест (Хасбулатов, Руцкой, Жириновский, Зюганов, Вольский, Травкин и прочие лица, которые нашли себе применение и в пореформенной России. Одни вполне комфортно дожили свой век на службе народу, другие до сих пор успешно самоутверждаются критикой "антинародных" гайдаровских реформ).

Изящно выбил табуретку.

В эти дни исполняется 17 лет со времени ухода Гайдара из власти. Все эти годы судьбу России направляли в нужное русло сотни самых разных людей, имена которых были на слуху, когда они были у власти. Но помнят, за малым исключением, одного только Гайдара.

Если без лукавства (думаю, что нынешние российские президент и премьер не лукавили, высоко оценив заслуги Гайдара перед страной сразу же после его преждевременной кончины), то именно рыночная экономика, основы которой заложил Гайдар, укрепившаяся в последующем, несмотря на ожесточенные попытки ее улучшить, создает то единственное "бытийное" основание, на котором можно осуществить модернизацию всей страны.

Дело Гайдара живет. Автору повезло увидеть, как оно начиналось. С малого, оказавшегося на самом деле великим.

2 января 1992 г. Ельцин подписал Указ "О мерах по либерализации цен", в пункте 1 которого было сказано: "Осуществить со 2 января 1992 года переход в основном (подчеркиваю специально для антагонистов Гайдара. - К. С.) на применение свободных (рыночных) цен и тарифов, складывающихся под влиянием спроса и предложения, на продукцию производственно-технического назначения, товары народного потребления, работы и услуги".

Предлагаю особям, страдающим плоским экономизмом, оценить изящество, с которым из-под ног планово-административной (командной, тоталитарной) системы была выбита табуретка. Такое бы да в Беларуси!

Но в Беларуси бывшие партократы и "крепкие хозяйственники" в это время для защиты внутреннего рынка (чтобы не вывозили белорусские харчи в нищую, как они считали, Россию) ввели специальные купоны, которыми обеспечивали часть заработной платы трудящихся. На рубли, покрытые купонами, можно было отовариваться, чем Кебич послал, в госторговле, а на "голые рубли" - на рынке.

Сколько тех рублей было по сравнению с ценами! К тому времени институт, в котором я работал, благополучно развалился и меня пригласили инициативные люди, организовавшие совместное, советско-люксембургское предприятие, главный офис которого был в Москве. А по положению купоны могли выдаваться организации только после подписи первого лица. Поэтому в конце января меня командировали в Москву с заданием подписать бумаги.

Первое впечатление от увиденного осталось в памяти навсегда: вся Москва торгует. Торгуют в центре, от Белорусского вокзала до Лубянки, торгуют в "спальниках". Предлагают немыслимые советские дефициты из припрятанных на черный день. А ведь не только водку, икру с сигаретами запасали, но и соль со спичками, и сухари сушили.

Не оправдал Гайдар надежды необольшевиков на реванш, не допустил голода в России и новой смуты.

Кто когда-либо интересовался его личностью, знает о способности Гайдара делать достаточно точные прогнозы. Но и он в первые дни после указа о либерализации испытывал сомнения. А пресса (свободная пресса России - был такой момент в ее новейшей истории) истерически мониторила ситуацию: два дня как цены освобождены, а товары не появились. Три, пять дней - провал, требуют объяснений. Но через неделю оживились магазины, через три покупатель получил возможность выбирать.

Освобождение внутренней торговли требовало смягчения государственной монополии торговли внешней. В страну была открыта дорога практически беспошлинному импорту, и проблема товарного голода улетучилась, иссякла в пространстве, будто ее не существовало в течение 80 лет.

Нет ее и теперь. Не только в России, но и на всем постсоветском пространстве. Дело Гайдара победило.

Все остальное - плохое ли, хорошее ли - делалось уже не при Гайдаре.

В апреле 1995 года Гайдар приезжал в Минск по приглашению белорусских либералов (тогда это еще было возможно в Беларуси) и довольно подробно и самокритично отзывался о сделанном им на посту премьера. Его отнюдь не коробили, возможно, неумные вопросы, задаваемые неискушенными, но искренне желавшими докопаться до истины белорусскими журналистами.

Однако можно было заметить его крайнее неприятие холуйствующих "акул пера", которые уже вовсю конкурировали между собой за места в главных СМИ страны.

Но ведь в том и вопрос, что от таких типов никому не удавалось избавиться.