Российские дотации убивают в белорусах желание реформ

Не следует обольщаться, соцопросы фиксируют не готовность общества взять на себя часть бремени социальной ответственности за реформы, а массовую потребность в патерналистской опеке со стороны государства.

Слово «реформы» периодически всплывает в белорусском медиапространстве. Роль инициатора всплытия, как правило, берет на себя правительство. Работа у него такая. Вот уже более 200 лет (с тех пор, как белорусские земли попали в состав Российской империи) мы живем в режиме догоняющей модернизации, то есть модернизации, субъектом которой выступает власть.

Реформы в Беларуси коренным образом отличаются от реформ на Западе, где они являются ответом на политическое, экономическое давление определенных социальных слоев снизу. Отечественные реформы — это практически всегда попытки правящей элиты сохранить социально-политическую стабильность.

Вспомним 2007 год. Он начался с двукратного роста цены на российский газ, а завершился удвоением валового внешнего долга (с 6,8 млрд долларов до 12,5 млрд). В сложившихся условиях было принято решение сформировать внутренние источники экономического роста за счет привлечения внешних инвесторов, что и стало основным смыслом процесса «либерализации».

Однако даже самые успешные реформы, решая одни проблемы, порождают другие, в частности за счет изменения прежнего баланса сил внутри политической элиты.

Либерализация, в частности экономическая, отодвигала белорусских силовиков на вторые роли при распределении административной ренты. Вот и пришлось им вести дело к тому, чтобы 19 декабря 2010 года, в день президентских выборов, Площадь в Минске была очищена ОМОНом за семь с половиной минут, а заодно и свернута либерализация.

Либерализацию свернули, но проблемы, которые она была призвана решать, остались. Справедливость этого вывода подтверждают многочисленные симптомы «тошноты элит» (термин российского публициста Андрея Пионтковского). Состояние, когда многие во властной вертикали уже понимают полную исчерпанность и бесперспективность авторитарной модели и начинают вносить предложения по ее реформированию.

Примером может служить недавнее интервью министра экономики Николая Снопкова программе «Главный эфир» телеканала «Беларусь 1», в котором он предложил рыночными методами повышать эффективность госпредприятий.

Следует отметить полное расхождение во взглядах на эту проблему между министром экономики и главным контролером страны. Председатель Комитета государственного контроля Леонид Анфимов на совещании у главы государства 11 ноября связал невыполнение основных показателей социально-экономического развития исключительно с субъективными факторами: неорганизованностью, нерасторопностью и самоуверенностью руководителей.


Население думает не о преобразованиях, а о благах

Пока отдельные группы внутри политической элиты определяются в своем отношении к реформам, перенесем внимание на общество. Его реформаторский потенциал постоянно находится в поле зрения независимых аналитиков.

Обратимся к отчету «Отношение общества к проведению реформ», подготовленному Белорусским институтом стратегических исследований (BISS). Начнем с первого вывода: «Большинство белорусов считает, что стране необходимы реформы, и значительная часть респондентов потенциально готова терпеть их негативные последствия. Более того, идея проведения реформ достаточно позитивно воспринимается обществом».

Столь решительный вывод подтверждается среди прочего следующей статистикой: «На вопрос, нужны ли в Беларуси реформы, 42,8% отвечают, что реформы однозначно нужны, и 32,7% — скорее нужны, чем нет».

Однако второй вывод ставит под сомнение решительность первого: «Основным приоритетом с точки зрения населения страны в целом является реформа системы здравоохранения».

Тут самое время попытаться разобраться в том, какой смысл население вкладывает в понятие «реформы».

Теория подсказывает, что в авторитарных странах население рассматривает реформы в первую очередь как источник увеличения различного рода благ и как воплощение некой абсолютной Правды (Александр Ахиезер, российский философ и социолог).

Обратимся к таблице, составленной на основании опросов НИСЭПИ. Почему потребность в реформах у белорусов в 2013 году сократилась на 6-7 пунктов относительно 2011 года?

Ответ на этот вопрос становится очевиден, если мы будем понимать потребность в реформах как производную от недовольства населения своим материальным положением (в 2011 году белорусы жили в условиях трехзначной инфляции).

Справедливость теории подтверждают ответы на вопрос НИСЭПИ: «Какие реформы, на Ваш взгляд, А.Лукашенко должен провести в течение следующих 12 месяцев?». В апреле 2013 года вне конкуренции оказался вариант ответа «Повысить минимальную зарплату» — 62%.

Он в четыре раза превзошел вариант «Разрешить свободные и справедливые выборы» и в шесть раз — вариант «Освободить политзаключенных»! Активной поддержкой со стороны 42% белорусов будет пользоваться и реформа, целью которой станет повышение пенсий.


Патернализм жив

Еще одна цитата, на этот раз из отчета BISS «Белорусский госсектор: ценности, ожидания и восприятие реформ»: «Чиновники понимают под реформами постоянный процесс изменения законодательства и бюрократических процедур, происходящий в системе государственного управления».

Свое участие в подобных реформах они видят в умении «приспосабливаться к новым условиям». Несложно заметить, что в этом чиновники принципиально ничем не отличаются от населения. Они, как и «простые смертные», уверены в том, что в качестве субъекта реформ может выступать только центральная власть.

В очередной раз откроем отчет «Отношение общества к проведению реформ»: «Мы также задали гипотетический вопрос о том, готовы ли люди терпеть негативные последствия реформ. Мы перечисляли конкретные последствия именно структурных либеральных реформ: снижение уровня жизни, рост безработицы, инфляция, сокращение социальной поддержки. 15% сказали, что точно готовы, 35,8% сказали «скорее да, чем нет», «скорее нет, чем да» — 27% и «точно нет» — 19,9%».

Обратите внимание, речь идет о структурных либеральных реформах. Но конечной целью подобного рода реформ может быть только повышение социальной энергии общества за счет расширения пространства свободы. Понимают ли это те, кто задавал вопросы и те, кто на них отвечал?

Во время первых президентских выборов в 1994 году большинство белорусов, пусть и на бессознательном уровне, сделали выбор не в пользу личной свободы. Они не пожелали переходить из привычного объектного состояния в состояние экономических и политических субъектов. И по-своему они были правы, ибо для большинства взрослых, то есть сформировавшихся людей подобный переход невозможен.

С тех пор мало что изменилось. Воскресшее подобно фениксу из пепла «сильное государство» сделало все от него зависящее, чтобы не допустить формирования социального типа человека, испытывающего потребность в личной свободе.

Поэтому не стоит обольщаться, анализируя результаты соцопросов. Они, как и двадцать лет, назад, фиксируют не готовность общества взять на себя часть бремени социальной ответственности за реформы, а массовую потребность в патерналистской опеке со стороны государства.


Источник подпитки еще не иссяк

Перефразируя императора Николая I, можно утверждать, что у современного российского правительства есть только два союзника — это нефть и газ. А это означает, что российская социально-экономическая модель по-прежнему остается ресурсной. Под ресурсами в данном случае понимаются любые преимущества, благодаря которым экономика может получать доход, не пропорциональный вложениям и усилиям.

Наличие ресурса, на первый взгляд, является благом для национальной экономики. Однако необходимо помнить, что ресурс создает дисбалансы, делающие экономику неспособной пережить сокращение или потерю источника ресурса.

Ресурсом белорусской экономики являются имперские амбиции России. Их вклад в национальную экономику (через российские субсидии) специалисты оценивают в 16% ВВП.

Нет ничего удивительного в том, что реформы в ресурсных государствах начинаются после пересыхания источников ресурсов. В 1985 году после падения цены на нефть вшестеро советский лидер Михаил Горбачев начал перестраивать систему, которую нельзя было не перестраивать, но нельзя было и перестроить: она была совершенной в своей номинации, и уже в силу этой причины любое изменение вело к ее ухудшению.

По-своему совершенной является и белорусская социально-экономическая модель. Она выстроена по принципу унитарного предприятия (УП), то есть предприятия с одним владельцем. Любые попытки реформирования внутри такого УП не могут быть эффективными по определению.

Что касается перехода от УП к иному принципу организации государства, общества и экономики, то такой переход невозможен ныне без личного согласия владельца УП. Питать же надежды по поводу того, что он согласится реформировать то, на что опирается, сегодня не приходится.

Вывод из всего вышесказанного неутешителен: пока источник ресурсной подпитки белорусской модели не иссяк, ни в политической элите, ни в низовом управленческом звене, ни в обществе реальной потребности в реформах не сформируется.