Украинцы идут на Майдан менять власть. Белорусы на Плошчу — проявлять гражданскую позицию

В нескольких сотнях километрах к югу от Минска братский белорусам народ во второй раз за десятилетие сменил власть, выйдя на площадь. В Беларуси же такой размах протестов пока из области фантастики. И на это есть целый ряд причин.

Опубликованное в конце февраля исследование Татьяны Чижовой из института «Политическая сфера» на тему протестных выступлений в Беларуси в 2013 году расставило точки над многими «і» в этом вопросе.


Далеко даже до предмайданнного состояния

За 2013 год Чижова зафиксировала 103 проявления протестной активности в Беларуси: митингов, шествий, пикетов, флешмобов, перформансов, забастовок, голодовок. В исследовании выделяются две группы: социальные протесты (которых насчитано 39) и политические акции (64).

Речь идет о протестах в самом зародышевом состоянии: все политические акции были малочисленными, подавляющее большинство из них и вовсе насчитывали до пяти человек. А те, что собрали хотя бы трехзначное число участников, были приурочены к памятным датам вроде Дзядов или годовщины чернобыльской катастрофы.

Сравнение с украинской статистикой дает ответы сразу на два вопроса: был ли Майдан таким уж неожиданным и почему белорусам до этого Майдана как до луны?

Политолог Юрий Дракохруст убежден: «В нетоталитарных странах есть некая пропорция, связь между числом публичных акций, протестов всякого рода и вероятностью Майдана или Плошчы».

За 2012 год в Украине протестовали 3636 раз, за первые пять месяцев прошлого года состоялось 1363 протеста. Даже если сделать поправку на разницу в населении, получается, что на один белорусский флешмоб приходится по 5-7 протестных акций в Украине. Как пример — сжигание дотла милицейского участка протестующими в Николаевской области еще задолго до начала событий на Майдане.


Кнут и пряник государства

По мнению руководителя института «Политическая сфера» Андрея Казакевича, в Беларуси уровень социальной напряженности значительно ниже, чем в Украине. «Государство много инвестирует в то, чтобы ее снижать через различные трансферты, через регулярную информационно-идеологическую работу», — отмечает политолог.

И хотя экономисты в один голос говорят о надвигающейся буре — конце «белорусского чуда», социологи фиксируют гибкость общественного сознания и запросов к власти. Аналитики из BISS (Вильнюс) говорят об эволюции «социального контракта»: после кризиса 2011 года люди стали меньше требовать от власти, хотя и серьезно разочаровались в ее способности позаботиться о подопечных.

Ну и абсолютно очевидным выглядит тормозящий фактор более жесткого режима в Беларуси, чем того, что был в Украине.

«Белорусские власти активно работают над тем, чтобы даже какие-то минимальные проявления массовой активности задавить в зародыше, — отмечает Казакевич. — В Украине же уличная активность и до Майдана рассматривалась как обыденная форма давления на власть».


Другая протестная культура

Дело еще и в том, что у украинцев в памяти был свеж опыт достижения пусть и не окончательного, но успеха в 2004 году во время оранжевой революции. С другой стороны, до начала столкновений с силовиками на Майдане у них не было опыта и осознания того, что за протесты можно поплатиться здоровьем или свободой. Это раскрепощает.

У белорусов же все наоборот: победных протестов в памяти нет, зато четким стало осознание неминуемых последствий лишней активности. Власть заинтересована в поддержании именно такого образа в головах людей и поэтому методично добивается, чтобы ни один активный протестующий не ушел от наказания.

Озлобленным из-за множества факторов (коррупции, бедности, воровства, социальной незащищенности) украинцам нужен был лишь консолидирующий повод, чтобы выступить против власти. Им стал отказ экс-президента Януковича подписать соглашение с ЕС. А дальше одно зацепило другое, и протест вылился в революцию.

Белорусам одного лишь подобного повода для полноценного выступления будет мало: слишком слаба привычка к протестам и вера в них, слишком сильно осознание неизбежности негативных последствий.

Тут либо власть должна быть очень расшатана и ослаблена, либо раздражитель должен быть настолько невыносимым, чтобы для многих людей издержки от невыхода на площадь оказались выше, чем вероятные негативные последствия выхода. Пока трудно представить, что это может быть за раздражитель.

Важно не путать с революционной ситуацией выход тысяч минчан на площадь раз в пять лет в вечер после президентских выборов. Эта акция с другим содержанием, нежели Майдан.

Украинцы шли менять сначала поведение власти, затем и ее саму. Белорусы, в большинстве своем, идут на ставшую традиционной Плошчу для демонстрации гражданской позиции без серьезной веры в то, что завтра проснутся в новой стране. Иначе бы большинство протестующих не расходилось через несколько часов после начала акции, что было и в 2006, и в 2010 годах.


Ахиллесова пята левой власти

На выжженном политическом поле Беларуси выделяются социальные протесты: забастовки предпринимателей, акции против застройки, борьба рабочих за свои права.

Выделяются они не только фактом своего существования, но еще и относительной успешностью: по данным исследования Татьяны Чижовой, в 2013 году более половины социальных протестов оказались в той или иной мере результативными.

По мнению Юрия Дракохруста, дело здесь в идеологии: «Белорусская власть — левая по существу». Социальное недовольство ей против шерсти — это наглядный символ провала того или иного аспекта хваленой стабильности и процветания.

Андрей Казакевич отмечает: «Таким протестам уделяется большое внимание, государство старается идти на уступки».

Так, предпринимателям несколько лет переносили срок вступления в силу требований злополучного техрегламента Таможенного союза, а недавно и вовсе удостоили аудиенции и пообещали отменить давние ограничения по найму работников (о чем никто особо громко и не просил).

Бунтовавшим рабочим с микашевичского «Гранита» в итоге подняли зарплату, а в ответ на многочисленные протесты против застройки в Минске президент поменял свою позицию с «надо уплотняться» на «выносите стройку за МКАД» (кольцевую дорогу).

Правда, любые политические нотки подобных протестов резко глушат. Особо активных рабочих с «Гранита» все-таки уволили, а от самых бескомпромиссных лидеров предпринимательского движения, вроде Анатолия Шумченко, президент лично призвал откреститься, припугнув серьезными последствиями.

Уловив формулу успеха, многие «социальные протестующие», особенно из борющихся с уплотнением, начали демонстративно деполитизировать свои заявления, направляя прошения о помощи лично Александру Лукашенко. Перевод протеста в формат «царь хороший, бояре плохие» почти всегда гарантирует его успех, ведь президенту нужно поддерживать имидж народного заступника.

Однако такие, пусть и результативные протесты имеют мало общего с настоящей борьбой за перемены. Их участников легко успокоить как кнутом, так и пряником. До массовых политических выступлений общество еще объективно не созрело.