Лебедько: «У нас сегодня нет партнеров, с кем мы могли бы говорить»

Чтобы определить расклад сил на политическом поле, выяснить существующие альянсы и амбиции, а также узнать личное отношение политических лидеров к выборам-2015 и по возможности – прояснить их планы в этом направлении, БДГ сделала и теперь представляет серию интервью с ними. Через каждые полгода мы будем повторять этот эксперимент – и наблюдать, что изменилось. Сегодня наш собеседник - Анатолий Лебедько.

Анатолий Лебедько – настоящий ветеран белорусской оппозиционной политики. Поддержал Александра Лукашенко в 1994 году, был активным участником его предвыборного штаба. Однако после победы Лукашенко Анатолий Лебедько никакой официальной должности не получил и некоторое время работал советником и представителем президента в Верховном Совете на общественных началах. В 1995-м был избран депутатом Верховного Совета XIII созыва, где был зампредседателя Комиссии по международным делам.

Вскоре перешел в оппозицию к Лукашенко, вошел в состав Объединенной гражданской партии и был избран заместителем председателя ОГП. А в апреле 2000 года уже сам возглавил партию. 

- Вы сами в 2015 году планируете становиться кандидатом на выборах президента?

- Анатолий Лебедько – это не кошка, которая гуляет сама по себе. Я руководитель ответственной и по белорусским меркам достаточно авторитетной структуры. Здесь есть свой механизм принятия всех решений. Ну и уж тем более – формата участия в президентской кампании. Могу сказать однозначно, что если бы это была процедура, которую мы предлагаем – праймериз, – то вероятность участия в праймериз лидера партии близка к ста процентам. 

- То есть Вы настаиваете на реализации процедуры праймериз?

- А я не вижу другой альтернативы. 

- Вместе с кем бы Вы хотели провести праймериз?

- В первую очередь – с гражданами Республики Беларусь. А также со всеми политическими силами. Со всеми оппозиционными структурами, со всеми, кто позиционирует себя как сторонники перемен. 

- А как технически могут быть реализованы эти праймериз?

- На сегодняшний день мы вот что можем констатировать: еще раз использовать те процедуры, которые уже имели место быть, практически невозможно. В свое время каждая процедура была движением вперед, успехом, достижением. Потому что она давала результат, выход на единого кандидата. В 2001 году это был результат кулуарных договоренностей. В 2006 году мы вышли на Конгресс демократических сил, в котором приняло участие несколько тысяч человек. Это был уже большой шаг вперед, было больше людей, мотивированных к участию, которые понимали, зачем это надо. Человек, который в чем-то принимает участие, у него гораздо больше мотивации, чем у того, кто наблюдает со стороны.

Ну а сегодня мы что можем констатировать? Мы констатируем, что есть спрос на процедуру, которая сделает участниками процесса гораздо большее количество людей. Ведь в принципе, единый кандидат – не самоцель. Главное – как привести ситуацию к переменам. Это можно сделать через два сценария. Либо изменение правил игры, законодательной и правоприменительной практики. Здесь мы констатируем, что у нас возможностей внутри страны очень немного. Здесь если не монополия, то контрольный пакет принадлежит власти. Воздействовать здесь мы не можем.

Тогда остается другое: как сделать участниками процесса как можно большее количество людей. Условно говоря, чтобы в день «Х» на улицу вышло не 40 тысяч, а 200 тысяч людей. Или полмиллиона, или миллион. Вопрос – каким образом это сделать? И мы не видим ничего другого, кроме как попытаться сделать соучастниками политического процесса людей через предоставление им возможности выбирать эту альтернативу.

Люди постоянно задают вопрос: «Если не Лукашенко, то кто?». Какой самый сильный ответ на этот вопрос? Петров? Иванов? Сидоров? Да вы решите! Когда ты человеку даешь возможность выбора, он как минимум обезоружен. И на него накладывается ответственность, он уже не может сказать «Без меня там выбрали!». В этом и есть сила процедуры народного голосования.

Вторая важнейшая составляющая – это то, что мы не только увеличиваем количество задействованных людей, но и мы предлагаем свой сценарий. Власть абсолютно комфортно чувствует себя, когда она реализует свой сценарий. Вот она объявляет президентскую кампанию – и у нее уже все разложено по полочкам. Если мы принимаем участие по тем правилам, которые уже расписаны Ермошиной, администрацией, силовыми структурами, то все понятно заранее. Нужен наш сценарий.

Думаю, первой такой попыткой играть по своим правилам, реализовать свой сценарий, стала последняя парламентская кампания. Мы тогда сказали: «Да, мы регистрируем кандидатов, мы используем возможности, которые предоставляет власть, но мы не идем туда». Мы даже называли своих людей не «кандидаты в депутаты», а «спикеры». Это был наш сценарий, и власть не знала, как ей реагировать. На 35 выступлений по радио и телевидению наложили табу, но 27, включая мое и Богданкевича – пустили в эфир. То есть они не знали, что делать. И так плохо, и так плохо. Вот народное голосование – праймериз – это не сценарий власти. Это наш сценарий, и у нас есть свои цели и задачи. И я понимаю, что власть, конечно же, бросит туда всю свою гвардию, чтобы предотвратить – это тоже понятно. Но кто знает, может это создаст больший ажиотаж вокруг данной процедуры. 

- В 2015 году мы увидим единого кандидата от демсил, или «табун» кандидатов, как было в 2010-м?

- Вы знаете, если быть объективным, то на самом деле 2010 год не был худшим – если для сравнения брать 2001 и 2006 годы. Потому что власть не просчитала последствия. Энергетика кампании 2010 года – она была посильнее, было больше ожиданий. А власть совершила большую ошибку, зарегистрировав всех желающих. Они исходили из того: зарегистрируем всех, и они друг другу глотку перегрызут, будет полный бардак. Но так не получилось. Вышло так, что каждый провел некую мобилизационную кампанию. Кто-то привлекал, условно говоря, сотни тысяч, кто-то – десятки, но в итоге оказалось намного больше активных участников этой кампании, чем предыдущей.

Когда в 2001 году сказали «Вот кандидат!», очень-очень многие сказали «Нет, это не мой кандидат». В 2006 году тоже получилось, что часть людей, которые участвовали на разных этапах, потом ушли. А в 2010 году у «потребителя» был выбор. Не нравится Некляев – пожалуйста, Санников. Не нравится Санников – вот Романчук. Были разные кандидаты, и каждый мог найти что-то, созвучное своим убеждениям, и таким образом мобилизационный эффект получился достаточно большим.

Другое дело, что этого уже не будет в 2015 году. Власть извлекла уроки из того, что произошло. И из восьми, скажем, кандидатов, она зарегистрирует четыре слабых. А четыре сильных, с большим мобилизационным потенциалом, она не будет регистрировать. Но ощущение альтернативности будет.

Вот почему нужен единый кандидат. 

- А если его не зарегистрируют?

- Вот смотрите, что мы предлагаем через народное голосование. Мы предлагаем выбрать не только и не столько единого кандидата, мы предлагаем выбрать лидеров сторонников перемен. По сути все, кто поставит свои подписи за «лидера лидеров» – это на выходе есть готовое движение. С людьми, достаточно мотивированными к действиям. И голос лидера такого движения будет звучать гораздо громче, чем сегодня звучат голоса отдельных политиков. А не зарегистрировать такого человека – это уже скандал. И он сможет сам диктовать свои условия.

Технически возможности голосования должны быть самые разные. И интернет. И заранее оповестить людей о том, куда они могут придти (как сюда, в этот офис) и проголосовать. И пройтись по квартирам с урной для голосования. То есть чтобы у избирателя-участника праймериз были как минимум три-четыре возможности проголосовать.

Мы можем обкатать эту технологию в каком-то одном регионе, а потом совместить масштабные праймериз с местными выборами 2014 года. Фактически мы используем возможности, предоставляемые властью, для решения собственных задач. 

- Бытует такое мнение, что сейчас у оппозиции мало шансов по той причине, что достаточно эффективно действует социальный договор между властью и обществом. Граждане не лезут в политику. Не стремятся сменить власть, а власть взамен гарантирует им «чарку и шкварку». Как по-вашему, это верно?

- Социальный договор как раз не действует, он пробуксовывает по полной программе. Социальный договор действует тогда, когда хотя бы больше 50% людей говорят «Политический курс правильный, мы поддерживаем власть». И когда в общественном транспорте за вашу некую речь против власти могут если не набить морду, то отвесить несколько резких реплик. Ни первого, ни второго мы не наблюдаем. Сегодня как раз социальный договор разрушен, недовольство людей огромно. Другое дело, что власть еще удерживает ситуацию не за счет этого социального контракта, а за счет страха и финансово-экономической зависимости большинства людей от власти. То есть за счет репрессивных механизмов. И они пока срабатывают.

У нас сегодня нет партнеров, с кем мы могли бы говорить. Мы ожидали, что Некляев, Милинкевич и Янукевич определятся хотя бы с процедурой. И тогда бы мы могли проводить консультации. Но у них даже нет процедуры! С кем говорить?

Мы едва ли не единственные, кто готов представить свое правительство и назвать его поименно. Мы можем показать команду. Дело в том, что социология показывает: люди уже наелись «жесткой руки», которая все держит и всем машет кулаком. Люди хотят профессионализма и хотят видеть команду профессионалов.