Лукашенко: «Господином я пока не стал. Надо для этого много денег»

В интервью российскому телеканалу Russia Today президент Беларуси заявил, что не готовит себе преемника, и дети его «уже наелись президентства»…

— Александр Григорьевич, спасибо вам большое, что вы согласились дать интервью телеканалу Russia Today. Здравствуйте. Здесь, в Петербурге, сегодня вы с Владимиром Путиным обсуждали дальнейшую интеграцию России и Белоруссии. Ну, вот раньше то и дело было слышно: единая валюта, единый флаг, единый парламент. Ну и не прошло 20 лет, об этом уже никто не говорит. Как бы стало очевидно, что, скорее всего, это не произойдет. Почему ничего из этого не произошло? Что все-таки растаскивает наши страны в разные стороны?

— В свое время мы выработали договор о строительстве союзного государства. Если вы откроете его и посмотрите, вы увидите, что там есть определенный план действий по строительству этого Союзного государства, которое мы замыслили, и основные составляющие этого Союзного государства. Ну, вообще, как положено: общие органы управления, валюта, какова она будет и как, ну, и порядок действий.

Мы должны были провести референдум, на котором принять своеобразную конституцию этого образования. Выработать, да и принять, а как иначе? Хотя договор определенные элементы конституции содержит. И план. Ну, мы этот референдум не провели и соответствующую конституцию не приняли.

Мы значительно продвинулись за эти годы вперед, хотя мы не нашли в себе сил для реализации тех функций и того строительства, который был предусмотрен договором. Но мы со временем пришли к тому, что, наверное, мы не созрели еще до этого. Но процесс Союзного государства, его строительство дал толчок очень интересному новому образованию: Таможенному союзу, а ныне Единому экономическому пространству, которые мы сейчас пытаемся преобразовать в Евразийский экономический союз.

— Вы согласны с экспертами, которые говорят, что это некоторая попытка воссоздать мини Советский Союз?

— Сравнивать можно с Советским Союзом, можно с Европейским союзом, с любым другим. Но, когда мы с союзами сравниваем, мы говорим о том, что в мире вообще идет такой повсеместно процесс интеграции, образование союзов. Посмотрите, Азиатско-Тихоокеанский союз, потом МЕРКОСУР в Латинской Америке, вот недавно с Венесуэлы приехал, и так далее. Везде происходят вот эти вот образования, для того чтобы в этой конкурентной борьбе выживать. Почему мы не можем использовать опыт Советского Союза в выстраивании наших отношений?

— Если сейчас чуть-чуть абстрагироваться от России, я хотела бы вам задать несколько вопросов. Вы очень близко дружили с Уго Чавесом. Это человек, который объединил вокруг себя лидеров, которые бросили вызов Западу, западному капиталу, корпорациям. Вот с его уходом, что будет с этой альтернативой?

— Я бы не сказал, что там уж слишком объединил нас, очень тяжело объединить, очень тяжело. Я первый раз с этим столкнулся в Движении неприсоединения, где, просто, за эти страны идет борьба со стороны, там, других государств, Соединенных Штатов Америки, нацеленных на раскол. И Уго Чавес, и мне повезло, что и я с ним в этом контексте работал, на объединение развивающихся государств. Очень большой вклад внес в это.

Но мы так и не смогли преодолеть центробежные силы и движения, даже в этом Движении неприсоединения. Даже с точки зрения выгоды, по разным причинам. Поэтому, я бы не сказал, что уж мы в этом отношении, в том числе и Уго Чавес, продвинулись. Но то, что он встряхнул Латинскую Америку, то, что там практически все руководители сейчас-таки левого движения, они все прибыли на этот траурные мероприятия, на похороны Уго Чавеса, — это о многом говорит. Он очень много в этом отношении сделал. Но процесс запущен. Там есть уникальные, сильные руководители. Ну, возьмите, вот, допустим, Рафаэль Корреа в Эквадоре. Экономист, умница-человек, очень сильный. Возьмите женскую часть: в Бразилии президент, потом президент Аргентины - женщины, тоже очень активные люди. То есть, этот процесс, я не скажу, что он уже абсолютно приобрел необратимый характер. Но он значительно повлияет и на развитие всей Латинской Америки, и на развитие всего мира. Это игнорировать нельзя.

Некоторые подобные процесс происходят и в Африке, в других местах, в Азии и так далее. Поэтому влияние, и в том числе Уго Чавеса, в этом отношении солидно, но его преувеличивать не надо, в том плане, что если нет Чавеса, значит, в мире вот этот вот процесс свободы, независимости, справедливости прекратится. Нет. Но роль его в этом была значительна.

— Ну вот, в той же самой Венесуэле знали Чавеса, но при этом знали еще там одного или двух оппозиционеров. В случае Белоруссии знают только Лукашенко. Вот, правда, в остальном мире никого не знают, кроме вас. Я не говорю, что это сейчас должно произойти, но рано или поздно, как бы, вы должны кому-то передать власть. Вот как вам это представляется?

— Нет, я такими категориями не мыслю, честно вам говорю, что я кому-то должен передать власть. Я поклялся, что я ни в коем случае не буду передавать власть своим родным, близким, родственника или детям. Это исключено. Но самое главное, власть у нас после Лукашенко будет у того, кто ее выиграет на выборах. Честных, как я когда-то… в первый раз в первые президентские выборы выиграл, придя из оппозиции, я был оппозиционным кандидатом в президенты. И так, как я выигрывал все время эти последние выборы. Я вел себя честно в этом отношении, и я хочу, чтобы после Лукашенко пришли люди точно так, честным путем.

— То есть, преемника вы себе не готовите?

— Нет. Вы знаете, я даже скажу вам откровенно, задумываясь над этим вопросом, я пока для себя так и определил, что я даже и поддерживать публично никого не буду. Все должно быть честно. Народ должен избрать себе руководителя сам, когда придет к этому время.

— Я помню, что еще летом, когда Чавес был жив, вы приехали к нему, и ваш младший сын Николай вас там сопровождал. И Чавес сказал: «Ой, у нас большой праздник, приехал президент Лукашенко, да еще и с сыном». И вы сказали, что вы правильно подметили, что я приехал с ребенком, потому что дело, которое мы начали, это большое дело, есть, кому продолжать, есть, кому передавать эстафету лет через 20-25.

— Есть, кому продолжать. Эстафету я не говорил. Я это очень хорошо помню, и я ответственно это сказал. Будет, кому продолжать. Продолжать ведь не значит, что взял бразды правления и сел в кресло президента. Таких у нас, как младший сын Лукашенко, - миллион, а, может быть, и больше, и они будут продолжать то дело, которое Лукашенко когда-то начал. Что я начал и что сделал. Ладно, что я начал понятно. Что мы сделали. Беларусь стала суверенным и независимым государством. Главный результат нашей – Лукашенко и его коллег – работы, что мы впервые в истории уже два десятилетия живем в независимом государстве. Мы создали все атрибуты этого государства, все буквально. За исключением границы с Российской Федерацией, она нам сейчас пока и не нужна. Россия не претендует на наши земли, мы - на ее. У нас нет из-за этого проблем. Все остальное создано. И при этом выросли многие поколения, и вырастут такие, как там младший сын Лукашенко. И будет возможность, будут люди, которые будут продолжать это. Я не имел в виду, честно вам говорю, что вот младший сын, вот он, которому я передам власть. Ну, по нашей конституции, добавьте 30 лет, это мне должно быть под 90 лет.

— Но если Коля в будущем захочет идти в политику, вы поддержите это?

— Да ради Бога. Я не хотел бы этого, не хотел бы этого, чтобы он шел в политику. Он наелся уже в этом возрасте восьмилетнем этой политики — от отца он это увидел, у него даже такого желания в детстве не было и нет, что вот у меня папа президент, я тоже буду президентом. Ни в коем случае. Я даже на эту тему дома не разговариваю. Это не детские вещи. Что касается взрослых сыновей, так они мне прямо говорят: «Папа, мы наелись твоего президентства». Наелись вот так. Поэтому у нас нет этих разговоров о передаче власти. Я и вообще не веду сегодня разговоры о том, что я кому-то должен власть передавать. Да господь с вами, я работаю пока еще, слава Богу. Жив-здоров.

— Поправьте, если я ошибаюсь, я просто цитату вашу прочитаю, вот вы недавно сказали: «Страшно и опасно, что после меня пойдет с молотка все то, за что я цеплялся, чтоб сохранить для Беларуси, создавая это государство». Вот что это значит? Что если вас не будет, растаскают на куски Беларусь?

— Я этого боюсь. Да, я этого боюсь.

— Так что же получается, что система, которую вы создали, которая на вас держится, она хрупкая до такой степени, что после вас ничего не останется?

— Вы знаете, я же не имел в виду, что Беларусь, существующая в нынешних границах, развалится. Я имел в виду ту собственность, ту экономическую базу, сельское хозяйство, которое мы модернизировали на сегодняшний день. Когда я стал президентом, мы не могли накормить собственный народ. У нас были пустые полки, как я грубо говорю, у нас было нечего жрать. Мы сегодня накормили свой народ, и цены у нас значительно ниже, чем в России и Украине, у Евросоюза, окружающих государств - значительно ниже. И мы сегодня 5 миллиардов в год продаем, этой продукции. Значит, мы туда вложили немало. Вот придут люди, вот надо поделить, как у нас раньше было, и отдать все это в частные руки, раздать. Что произойдет? Будет катастрофа, будет катастрофа. Вот я боюсь, чтоб это не сломали. Я не хочу, чтобы за бесценок распродали наши промышленные предприятия, другие предприятия. Вот я за это боюсь, потому что это основа жизни любого государства и любого народа.

Поэтому меня беспокоит, в чьи руки попадет это аккуратное, ухоженное, чистенькое, как многие журналисты приезжают к нам, говорят, Беларусь. Я хотел бы, чтобы у власти был человек, который шарахаться не будет, а будет продолжать это дело. Все должно соответствовать воли народа и тому жизненному укладу, который будет складываться на то время не только в Беларуси, но и во всем мире.

— А вот скажите, политические оппоненты, которых вы имеете, вы вообще их всерьез воспринимаете? Ну, например, те, которые с вами боролись на выборах в 2010 году, вы всерьез их воспринимаете?

— Если честно говорить, исходя из тех выборов, конечно, не всерьез. Они показали, кто они есть. И, знаете, 10 альтернативных кандидатов. Сколько они там набрали, 1,5 или 2 процента. Вот их рейтинг. Ну ладно, их задавили и так далее, и так далее. 5 процентов. Ну, нормально. Поэтому как их всерьез воспринимать, если они выходят и несут такую ересь, что даже народ их не воспринимает. Притом, в открытом, прямом эфире. Мы же уже никого не закрывали. Даже когда они нарушения конституции… всех звали взять в руки кайло и вилы и идти ломать, крушить на площадь. Ну, пришло 800 человек. Из них 400 постоянных оппозиционеров. Вот и все. Правда, начали ломать и крушить Дом Правительства.

— Ну, вы часто говорите, что «вот у нас в Белоруссии демократия ничем не хуже», чем, там, в Америке и в Европе…

— Абсолютно. Абсолютно не хуже, поверьте. Хотите, я вам докажу, что у нас нет диктатуры? Просто одним тезисом. Я пытаюсь этим убедить своих западных партнеров. Для того чтобы быть диктатором и похожими на нашего с вашим прадедушку Сталина, надо иметь ресурс. Ресурс надо иметь, понимаете? Я же в обнимку с ядерными боеголовками не сплю? Нет. У меня углеводородного сырья не столько, сколько у Уго Чавеса в Венесуэле было? Нет. У меня природного газа не столько, как в Российской Федерации. Вообще, мы его не добываем. И так далее и тому подобное. У нас что, населения полтора миллиарда, как в Китае? Чтобы диктовать, быть диктатором и диктовать, надо иметь в руках ресурсы: экономические, социальные, население, военные, боеголовки и прочее. У нас ничего этого нет. И я объективно оцениваю свою роль в связи с этим. И сейчас говорю о том, что мы не страдаем никаким глобализмом. Мы не собираемся решать глобальные проблемы всей планеты. У нас тоже для этого нет ресурсов. Мы хотим видеть, найти свое место под этим солнцем и жить, как нормальное цивилизованное среднеевропейское государство. Вот чего я хочу.

— Ну, собственно, вопрос в том, если все так, как вы рассказываете, как так получилось, что за девятнадцать лет в Белоруссии не появилась ни одна сильная альтернативная фигура вам? 

— Ну, наверное, пока действующая фигура сильная. Поэтому вы в тени ее не видите других фигур. Извините за нескромность. Но это вопрос не ко мне. Конечно, у нас есть политики оппозиционные так называемые. Я их пятой колонной называю, потому что они работают не на свою страну. И идеи у них тех, кто их финансирует в их пользу. Это что, нормально? Какой народ будет любить такую оппозицию? Но вы не волнуйтесь, придет время, появятся и лидеры.

— Александр Григорьевич, вы прекрасно знаете весь перечень претензий, которые к вам имеет Евросоюз, я не буду сейчас их перечислять…

— Ну, можете перечислять, я не обижусь, но я их знаю. Конечно, знаю.

— Ну, вы же знаете, их все знают: нет плюрализма политического, свободы слова нет, ну, и много чего, список большой. Но мне хочется услышать от вас, в вашем понимании, и в ваших словах: почему вы — персона нон грата там?

— Вы знаете, я недавно летел в Венесуэлу. У меня было время подумать. И я вот, оценивая и прочитав информацию, я задаю себе риторический вопрос, как будто дискутирую с американцами и западниками. Ну, хорошо, Лукашенко персона нон грата. Вы его никуда не пускаете. Но заодно вы не пускаете моего старшего сына, моего среднего, и моего малыша в список записали. Ну, он-то в чем виноват? Он что, фальсифицирует выборы? У меня дети вообще отстранены от всякой предвыборной кампании. Как можно всех агулом взять и записать их, не знаю, чем их обозвать, обругать можно и не пустить их на территорию Европейского союза? Ладно, они за права человека, но почему вы нарушаете права человека моих граждан? Ладно, Лукашенко неприемлем. Я могу сказать вам, по каким причинам основным я им неприемлем. Не потому, что авторитарный, это, может, действительно так. И не потому, что меня называют там диктатором, сейчас уже не говорят ни про авторитаризм, ни про диктатуру. Это когда-то говорили. С Америки прислали им эти тезисы, как меня обозвать.

— Ну, так почему же?

— Меня, вы хотите сказать, почему? Вы знаете, появилось такое новое независимое государство Беларусь. А места под солнцем все разобраны. А тут Лукашенко очень резко, так же как Грузия и другие, начали требовать себе место под солнцем. И заняли, кого-то, может, потеснив. Конечно, кому-то это не понравилось. Но это полбеды.

Дальше. Дальше – больше. Лукашенко слишком жестко придерживается курса независимости. И все хотят сегодня порвать Беларусь на клочья - в плане экономики. Тоже не нравится, ни там, ни там. Вот он такой, вот такой он весь сякой.

Дальше. Вы это точно знаете, что мы не проводим курс рыночного государства, основанного на рыночной собственности, где приоритет частной собственности, где государственное надо все порезать на куски, раздать, поделить. Мы такого курса не придерживаемся. У нас нет этой повальной приватизации. Кому-то не нравится. У нас социально ориентированное государство с очень мощной социальной политикой. Та политика, которую я провожу в экономике, социальная – она значительно отличается от того, что хотели бы видеть на Западе.

Дальше. У нас, действительно, жесткая система власти, где особенно не разгуляешься и в парламенте мордобоем заниматься не будешь. Понимаете, когда власть разобщена: полномочия парламента, полномочия правительства, у президента никаких полномочий – тогда легче сводить, разводить, драться. А в результате народ будет страдать. Тогда можно легче прикарманить, приватизировать какое-то предприятие за бесценок. Им это не нравится. Им вот надо вот это. Что касается свободы слова, плюрализма и прочего, да бросьте вы! Разве можно? Мы окружены практически – в современном мире особенно – всеми средствами массовой информации, скажем так. Что, у нас Russia Today – это мой канал, где я влияю? А у нас его кто хочет, тот и смотрит.

А Интернет? У нас по нашим подсчетам 51% активного населения сидит в Интернете. Скажите, как я могу им рот заткнуть? Я самый ярый противник всяких запретов, выстраивания заборов и прочее. Если ты сильный человек, то ты в этой борьбе выиграешь. Если ты слабый, лучше не борись, потому что ты будешь сам себя и государство загонять в тупик с каждым разом. Простите за нескромность, второй раз говорю: я в себе чувствую силы для того, чтобы бороться и противостоять нападкам на себя лично, на мою семью, моих детей и на мое государство. Мое белорусское государство.

— Вот про ваше белорусское государство вы два года назад сказали, что Германия и Польша стоят во главе заговора против Беларуси. Что это за заговор? Кто его готовит?

— Да, перед выборами, это было перед выборами, когда ко мне приехал министр иностранных дел Германии. Известное посещение. И Польша…

— Когда он обиделся на вас за ваше высказывание о его ориентации.

— Да. О его гей-ориентации.. Ну а что обижаться?! Ну, если ты такой!

— А вы знали, что он гей, когда давали интервью?

— Не знал. Когда давал интервью, я этого не знал. Хотя мне соответствующие структуры это прописали. Я прочитал эти документы, но я в конце все это не дочитал.

— А зачем вы эту тему подняли?

— Они подняли, не я. Сикорский, поляк, поднял эту тему. Ну и я там начал отвечать. Он начал мне задавать уточняющие вопросы. А вот в Москве запретили гей-парад. А если бы у вас был, вот вы б запретили или нет? И я ему говорю: «Вы знаете, наверное, я б не запретил. Конечно, по центру города они бы не бродили. Ну, где-то на окраине пусть бы собрались, пусть бы народ подивился”. Ну и высказал свою точку зрения. Ладно, женщинам лесбиянство я прощаю. Но голубизну мужикам - никогда в жизни. Почему нет? Да потому, что женщина лесбиянка, потому что мы мужики дрянные.

— А что они сказали на это?

— Они? Ничего мне не сказали. Просто слушали. Я даже внимания на их лица не обращал. А потом когда уехали, уже это все разразилось. Мне потом сразу после этого министр иностранных дел сказал: «Ну, лучше бы, Александр Григорьевич, вы эту тему не трогали».- «Почему же?» – «Так он же…» - «Почему ты мне об этом не сказал раньше?» – «Так я ж вам написал!» – «Да я ведь не дочитал просто это».

— Это испортило отношения? Добавило керосина к огню?

— Вопрос был не в этом. Они мне поставили – я уже потом говорил – практически ряд условий. Мы будем с вами дружить, у нас будут хорошие отношения, если вы первое, второе, третье, пятое сделаете. Я им сказал: «Вот это, это, это, это я сделаю». И я практически все сделал, что они требовали. Я так и называл это – «что они требовали». Но они не сделали ничего! Они после этого нашли повод. А повод был то, что мы разогнали вот эту толпу – 400 человек, которые штурмовали Дом Правительства. Их было 800. 400 убежало, а 400 осталось, которые кайлом ломали двери. И это показывали по всем каналам. Как бы отреагировали другие? Но мы их не поливали водой в этот морозный день 19 декабря. Мы их не разгоняли слезоточивым газом. Мы не бомбили, не стреляли в них резиновыми пулями, как это делают в странах ЕС. Мы просто защитили государственное учреждение. Они использовали это как повод, чтобы не выполнить то, что мне обещали. Вот и все. Вот в чем суть.

— В начале интервью вы сами несколько раз упомянули, что «вот про меня там раньше говорили, что я последний диктатор Европы». На самом деле, когда я готовилась к этому интервью, я читала очень много материалов и слушала. И практически 99% всех этих материалов, подводки – там, действительно, значит, есть формулировка «последний диктатор Европы». Даже вы во время интервью применили это на себя. Вы, я так понимаю, иронизировали.

— Конечно! Когда вы встречаетесь со мной, я могу вам повторить, как я это применил. Вот приезжает из Запада журналист. Он только это и читал. Вот, о чем вы сказали - он только это и читал. Что Лукашенко диктатор, он чуть ли не ест людей, но женщин - так точно съедает. Вот они приходят ко мне, сидят напротив, как вы, и дают интервью. Потом по диктатуре там так скромно… Но я, наоборот, этот вопрос всегда, как электрические провода, оголял. Ну да, диктатором меня называют и так далее. Я им прямо говорю, да, я человек авторитарного стиля работы, поскольку система такая. Но вы никогда не задумывались, почему я провожу такую политику и такую систему создал? Наверное, для этого, видимо, есть какие-то объективные причины. Никто ж не занимался этим поиском: почему такая сильная авторитарная под человека выстроена система. Она дает, по крайней мере, свои результаты. Что касается диктатуры – так вот радуйтесь, вы встречаетесь с последним диктатором Европы. Вы живьем его видите, завтра такого больше не будет. Вот какая была ирония.

— Скажите честно, вас не обижает это, вам абсолютно все равно, что про вас говорит Запад: Америка, Европа?

— Вы знаете, нет. Ну что вы! Ну что вы!

— Это же не только лично. Это же обязательно автоматически влияет на имидж страны.

— Конечно, вы очень правильно начали отвечать на этот вопрос. Если бы это только в мой адрес – я бы лично обиделся и подумал: «Черт с вами!». Но это же обижают в какой-то степени народ, государство. Поэтому, конечно, мне это небезразлично. Но я уже так не страдаю и так не мучаюсь. Тот, кто говорит, если он искренен, то мне жаль, что он заблуждается и не знает реальной действительности, реального человека, о котором он говорит. Вот только сожаление вызывает. 

— А что случилось с известным лордом Беллом, которого вы в свое время наняли, для того чтобы он улучшил имидж Беларуси за границей?

— Это не так, как это представляется. Лорда Белла – я не буду все об этом рассказывать – его рекомендовали… Кстати, я категорический противник этого. Хотя это все делают – по имиджу, пиарщики и прочее. Это был единственный – первый и последний раз – когда я согласился, чтобы приехал человек просто со мной поговорить, который где-то там что-то пишет. Я даже не вникал в эту суть. И потом: мы ему деньги не платили. Он от нас денег не требовал. «Вот я хочу поговорить и что-то написать и так далее». А то, что уже сказали и расписали, что имидж хочет – ну, наверно, или он сам или еще кто-то об этом сказал, что, вот, его пригласил президент Лукашенко, чтобы вывести страну на столбовую дорогу развития и исправить имидж.

— То есть, он себе цену набивал?

— Я не знаю, он или кто-то, стоящий за ним. Я в это вообще не верю, чтобы кто-то приехал и изменил имидж или еще что-то там сделал. Это не происходит по мановению палочки и за один день, месяц, неделю или год. Это время, время и время, если менять имидж. И имидж надо менять не только благодаря тому, что о тебе скажут. Это важно. Но главное – это реальные дела. А они в один момент, в одно мгновение не делаются.

— Знаете еще что писали, когда история с лордом Беллом всплыла – что вас с ним познакомил Березовский. Это правда?

— Меня с ним Березовский не знакомил, он приехал один. Но правда в том, что и Березовский его рекомендовал тоже. Поэтому это только часть правды.

— Буквально несколько дней назад директор национальной разведки США представил доклад и там говорится, что в 2013 году Беларусь может столкнуться с новым экономическим кризисом. Вы согласны с этим?

— А Америка не может столкнуться? Я бы сказал так, что весь мир, в том числе Беларусь, может столкнуться с экономическим кризисом, если он будет в очередной раз исходить из его родины, из Соединенных Штатов Америки. А то, что сегодня Европа просела, провалилась экономически – провалилась Европа – факт. Там половина нашего экспорта. Что произойдет с нашей экономикой? Конечно, и она будет проседать. И в России мы немножко просели, хотя в России кризиса еще нет экономического. А тем более для Грузии, Беларуси, Украины, и прочее, где реальный сектор экономики, где практически нет углеводородов, цена на которые в мире еще высока, нечем подкрепиться – конечно, это всегда проблема, если весь мир проседает. Но у нас есть свои добрые загашники. Если нам нужно, мы будем пользоваться нашими резервами. Мы выживем.

— Ну, просто еще так получилось, что в результате прошлого кризиса, вы все-таки были вынуждены обратиться за поддержкой в МВФ. Вот, например, тот же самый Чавес, он разорвал все отношения с МВФ, с Мировым Банком.

— Правильно сделал. У него резервов хватало. У него первые в мире запасы нефти. У него не счесть природных ресурсов. У него был резерв. Зачем ему какие-то кредиты, за которые надо потом платить.

— Но он к китайцам обратился за помощью, кстати.

— Он обратился к китайцам. Может быть, идеологически – это с этим было связано. Китайцы ему предложили эту помощь. Но китайцы же не бескорыстно предлагают. Китайцы у Чавеса, наверно, первое место по инвестициям занимают, по вложениям в те отрасли, которые им нужны, начиная от нефти и заканчивая золотом.

— Для вас это был вынужденный шаг – обратиться за помощью в МВФ? Потому что они же все-таки диктуют политические условия для Беларуси, которых вы так не хотите.

— Конечно. Нет, политические условия они нам не диктовали, тогда они нам продиктовали очень жесткие экономические условия – и мы их выдержали. Ну, они правы, ну что там говорить – жестковато, но они нам предложили то, что мы сами должны были сделать и начали делать. Если у тебя нет денег, то что ж социальные расходы увеличиваешь и так далее? Зачем содержишь неэффективные производства и так далее, и так далее. Но они предлагают раз в раз – взял и зарезал. Но там же люди, враз нельзя. Поэтому то, что они нам предлагают – это не ново, и мы это делаем, только мы делаем это спокойно, а от нас требовали «давай быстрее». Но когда мы у них брали кредиты – американцы, кстати, молодцы, они нас поддержали там. Американцы нас поддержали – без них МВФ не выдало бы эти кредиты. Мы выполнили все условия – вот мы им выплачиваем эти долги сейчас по кредитам. Это были самые дешевые кредиты. Поэтому ничего не могу в этом плане сказать. А Чавес отказался потому, что у него своих ресурсов было много, ну и кто-то ему давал ресурсы под будущие обязательства его более выгодные.

— Господин президент, спасибо большое за интервью.

— Господином я пока не стал. Надо для этого много денег.

— Александр Григорьевич, спасибо вам большое за интервью.

— Это вам спасибо за то, что вы приехали, что мы действительно с вами поговорили.