Лукашенко: Запад выстроил «забор», а у нас даже у резиденции «диктатора» забора нет

 

 

 

 

— Это была относительная нестабильность, она характерна для любых государств. В чем она выражалась? В течение августа-сентября наблюдался некий повышенный спрос на иностранную валюту. Но никто не говорит о том, что в течение семи месяцев до этого наблюдался обратный процесс: Национальный банк очень много скупал валюты. И чистая покупка валюты — в пользу Национального банка, а не в пользу оттока этой валюты. Вот в чем этот так называемый кризис (мы и не называем это кризисом).

 

Конечно, Национальный банк старается поддерживать национальную валюту, поддерживать курс. Но мы договорились о том, что чисто рыночным путем мы должны пройти все эти этапы. Но ни в коем случае чрезмерно не осуществлять интервенции на валютном рынке. Кстати, нас никто в этом сейчас не упрекнет. Даже МВФ, который требовательно к этому относится.

 

Этот период еще был характерен тем, что у нас шли политические кампании, в частности парламентские выборы. Ну и, как обычно… У нас «друзей» хватает, которые население начали напрягать: «А-а, вот после парламентских выборов — девальвация, национализация и прочее, и вы, люди, смотрите». Поэтому люди пытались себе обезопасить — а вдруг произойдет девальвация и они что-то потеряют?

 

Но прошло время, люди увидели — девальвация не случилась. И вот за октябрь месяц мы полностью стабилизировались в этом плане. И в октябре, и сейчас, в ноябре, Национальный банк не осуществляет интервенцию для поддержания курса, а наоборот, скупает валюту. То есть происходит тот же процесс, что был в начале года.

 

Если это называть кризисом… Ну, считайте, что этот кризис прошел, и мы в спокойном русле работаем. Мы не использовали в этом году вообще золотовалютные резервы, ни грамма. Наоборот они приросли. Пусть незначительно, но приросли.

 

Поэтому страхов у нас абсолютно никаких нет. Мы будем идти в этом плане абсолютно рыночным путем: есть спрос на валюту, поднялась цена на валюту в связи с этим — пусть покупает население.

 

Так что мы с оптимизмом смотрим в будущее.

 

 

— Нет. Не планируем, и нет необходимости, это даже признают наши не просто критики-противники, но и враги наши признают, что в Беларуси нет необходимости сегодня девальвировать национальную валюту.

 

 

— Повлиял существенно, наверное, вот в эти три месяца, почему мы и вынуждены были применить рыночные инструменты: повысили ставку по вкладам в банках и так далее. А коль ставка повышается, значит, дорогие кредиты и экономика не может кредитоваться дешевыми деньгами.

 

Мы, к сожалению, не можем действовать таким образом, как делаете вы: полтора процента, нулевая ставка, дешевые кредиты — и экономика за счет этого получает приток большей денежной массы и развивается. Мы вынуждены были применить эти непопулярные методы. Это в какой-то степени на экономике отразилось.

 

Но дело не в этом. Для нас главная проблема — это вы, Европа. Поясню: наша экономика такова, что 80% всего того, что производим, нашего ВВП, мы экспортируем. У нас экспортоориентированная экономика. 80% — мало в мире таких государств, которые столько экспортируют. Поэтому мы зависимы от внешних рынков. У вас проблемы — они и у нас проблемы. В России проблемы — у нас проблемы. Во всем мире проблемы — проблемы и у нас.

 

Какие проблемы? У вас снизился покупательский спрос. Это же факт. Экономика растет примерно, по еврозоне последние были сообщения, — от 0,2% до 0,5%, даже едва ни в рецессию впала якобы Германия, где самая активная экономика. А мы продаем в Евросоюзе больше, чем в России. И как только у вас происходит неразбериха, чехарда и спад, это сразу же отражается на нашей экономике.

 

Мы поставляем продукцию в 149 стран мира, поэтому мы очень зависимы от внешней конъюнктуры. Есть у вас спрос, благополучно вы живете — и мы хорошо развиваемся.

 

 

— Основная проблема для нас, потому что европейский рынок — самый платежеспособный рынок. Он для нас в плюсе всегда был. Для нас европейский рынок — очень выгодный рынок. И мы, конечно, хотели бы, чтобы Европа избежала своих потрясений.

 

 

— Нет, не только России. Мы проводим диверсификацию рынков. И всегда проводили, последних лет десять особенно интенсивно. Мы раньше продавали 80% производимого в Россию. 80! Когда в конце 90-х в России, по-моему, в 1998 году случился финансовый кризис, всë это на нас перешло, и мы поставили перед собой задачу: надо диверсифицироваться.

 

И вот результат этой диверсификации — мы сбалансировали экспорт свой: Европа и Россия, уже в Европу даже чуть больше продаем. Это для нас было тяжелым временем, не так просто освоить рынки новые.

 

Мы очень активно работаем и в Китае, и в Индии, во Вьетнаме, вообще в Юго-Восточной Азии, в Африке, в Латинской Америке, с США тоже торгуем.

 

Так что мы диверсифицировали свою внешнеэкономическую деятельность.

 

 

— Конечно. Конечно, очень хорошие рынки. И мы конкурируем там с ведущими фирмами не только по традиционным нашим товарам типа калия, продовольствие, но и по продукции машиностроительной отрасли.

 

 

— Вы знаете, имея ВВП под 60 миллиардов долларов и бюджет со всех источников под 20 миллиардов, я думаю, вы понимаете, что 2,5 миллиарда — это небольшая проблема. Это, во-первых. Во-вторых, где найти Вы говорите? Только заработать, только! И потом, у нас есть договоренность, если у нас там не хватит миллиарда, допустим, или чуть меньше миллиарда, мы можем перекредитоваться, и мы можем договориться об отсрочках. По многим направлениям мы договорились. Договорились. Если у нас не будет складываться в силу вот кризиса, который якобы грядет или уже проходит, но мы пока еще находимся в зоне этого негатива, мы договорились с нашими кредиторами, что мы можем отсрочить погашение кредита.

 

 

— Нет, почему? Это разные источники. Разные. Но мы не рассчитываем на то, чтобы найти деньги от продажи государственной собственности. У нас категорически на эту тему даже запрещено разговаривать. Почему? Не потому что у нас нет и не должно быть приватизации, а потому что нельзя жить за счет того, чтобы продавать национальное достояние.

 

Ясно, что все у нас хотят купить доходные куски госсобственности, доходные, никто не придет на убыточное предприятие и его не купит, а если и купит, то что ты от этого получишь — ничего. Поэтому мы не против продажи, но я категорически против того, чтобы продать и проесть или рассчитаться с долгами. Это уже крайний случай, если катастрофа какая-то и тебя завтра будут считать банкротом, если ты не рассчитаешься, тогда можно на это пойти. У нас нет такой ситуации, абсолютно нет.

 

А что касается приватизации, я уже много раз об этом говорил: в Беларуси можно приватизировать любое предприятие, даже самое ценное. Вы знаете наши самые ценные предприятия, самые ценные, за которые мы держимся? Много говорят, опять этот избитый пример приведу, — «Беларуськалий» (по добыче калийных удобрений, калийных солей). Мы готовы и это предприятие приватизировать, но надо платить. Когда-то мы просчитали и установили цену на это предприятие — 30-32 млрд. долларов стоит компания, это одна из ведущих компаний мира. Тогда меня только ленивый не критиковал. Какие только ярлыки на меня не вешали. Совершенно недавно, месяц назад, «Блумберг» и прочие оценили ее в 30-32 миллиарда, и вынуждены были признать: диктатор прав. Оказывается, я оказался прав. Так зачем тогда было критиковать?!

 

Исходя из этой цены, если вы хотите купить энное количество акций — пожалуйста, это акционерное общество, мы вам продадим. Но никак не дешевле. Почему мы настаиваем на том, что никак не дешевле? Потому что мы не торопимся вообще его продавать. Зачем нам его продавать, это очень рентабельное предприятие. Они платят приличные налоги и дивиденды в казну. В прошлом году их доход был за 3 млрд. долларов! Так зачем продавать, торопиться продавать?! Но, тем не менее, если есть у кого-то интерес, мы не исключаем, садимся за стол и договариваемся.

 

 

— С китайцами, индусами и, по-моему, два европейца, и кто-то из арабов. 5 компаний ведут сейчас переговоры.

 

 

— Конечно, нет (смеется). Это преждевременно. Когда мы договоримся — мы назовем эти компании. Ну, они просили, по крайней мере, об этом не говорить, поэтому я нигде и не говорю.

 

 

— Нет, в этом году мы ведем переговоры, где-то с весны.

 

 

— Я думаю, есть прогресс. Вот на прошлой неделе у нас были индусы. Ну и потом, вы знаете, Индия, Китай, они ведут на уровне государства эти переговоры, то есть компании государственные, потому что у них очень большой интерес и большой дефицит калийных удобрений. Мы, конечно, очень настороженно к этому подходим, поскольку это наши основные потребители. Понимаете? Поэтому нежелательно, чтобы в одних руках было производство и потребление.

 

 

— Частные компании, да. Но поддерживаемые государством, потому что мы аккуратно к этому подходим, нам надо полные гарантии. Если просто приходит частник — хорошо, приходи, но от него требуем, чтобы он показал реальные средства, есть ли у него для покупки. Но когда за компанией стоит государство, правительство, это уже солидные гарантии.

 

 

— Да, и российские компании тоже. Я бы не сказал, что там правительство уж очень заинтересовано в этом. Нам нет необходимости с Россией, у нас тут абсолютно все открыто. Вы уже слышали: это и компания «Уралкалий» интересовалась нашей компанией (это, в принципе, одинаково: там «Сильвинит» и «Уралкалий» объединились, и это примерно две равных компании, и мы имеем с ними единую сбытовую сеть, с россиянами). Поэтому мы знаем друг друга.

 

 

— Нет. Та же история… Началась она с российских компаний, в том числе и МТС, они хотели приобрести вот этот контрольный пакет акций и вообще выкупить все остальные 51 процент МТС. МТС — очень доходная компания. Точно так, как с «Белкалий», — мы не торопимся ее продавать. Но были настоятельные просьбы к этому, мы опять вынуждены были оценить эту компанию. Сегодня контрольный пакет акций этой компании стоит более 1 млрд. долларов. Мы это знаем точно, у нас есть подтверждение всему этому.

 

Если вы не хотите купить или не можете за 1 миллиард — ну, хорошо, мы подождем, потому что рентабельность высокая услуг этой компании, куда торопиться… Это хороший налогоплательщик. Нам торопиться здесь некуда. По-моему, где-то 150 миллионов в год они платили налогов. Это хорошие объемы! Почему дешевле мы должны продавать?! Миллиард платите, а окупится этот миллиард за 6-7 лет. Если кто-то придет и скажет, что мы готовы платить эти деньги, то мы садимся и заключаем договор. Если нет таких покупателей — мы просто работаем, мы не ждем. То есть, у нас нет проблем с этой компанией.

 

 

— Вот только что я вам сказал о так называемой нестабильности. У нас нестабильности не больше, чем в Европе. Абсолютно не больше.

 

И потом, вы знаете, мы не махина, как Европа, у нас экономика в разы меньшая, чем ведущих даже европейских государств. И у нас огромный рынок, мы в Едином экономическом пространстве — 170 млн. у нас в ЕЭП населения. Притом, и Казахстан, и Россия сегодня не испытывают таких проблем, как испытывает Европа, поэтому для нас открыты рынки — свободное перемещение рабочей силы, капитала, товаров, услуг и прочее. У нас нет этой проблемы, просто нужно работать. Поэтому мы не зацикливаемся на том, чтобы вот что-то распродать побыстрее, и за счет этого получить какой-то глоток воздуха. У нас нет такой проблемы.

 

 

— Мы все наши договоренности и условия, поставленные Международным валютным фондом, исполняем, как ни одно другое государство. И они нас в этом никогда не упрекали. И упрекнуть не могут.

 

Сегодня мы находимся в стадии переговоров с Международным валютным фондом. Вот я информирован: совсем недавно была у нас рабочая группа от МВФ, вели переговоры с нами и так далее. Если Международный валютный фонд — это чисто финансово-экономическая организация, финансовая, то мы с ними договоримся. Если они будут играть в политику, то, конечно, наверное, мы долго будем с ними вести переговоры. Я считаю, что, как только МВФ избавится от политических клише и от политических каких-то критериев при подходе к Беларуси и к нашей экономике, мы с ними договоримся за сутки.

 

 

Никаких, за исключением Евразийского банка (это банк, который мы создали в ЕврАзЭС). Мы получили три транша. И остался четвертый транш, который мы, я думаю, получим в этом году до Нового года или в начале нового года, это не принципиально для нас сегодня. Больше мы заимствовать не планируем.

 

 

— Запросто можем обеспечить, если нашу продукцию будут покупать. Недавние поездки, премьер-министра особенно, да и мои визиты в разные страны свидетельствуют о том, что на нашу продукцию колоссальный спрос. Мы по цене и качеству конкурируем с ведущими компаниями мира. Мы имеем такую возможность. Во-первых, ресурсы у нас немножко дешевле, чем у вас допустим в Европе, вы это знаете. Во-вторых, рабочая сила у нас значительно дешевле, чем у вас. То есть у нас есть много составляющих, за счет чего мы можем конкурировать по цене. Качество у нас приличное. Тем более, мы начали создавать сборочное производство на местах (в той же Индии, в Китае, во Вьетнаме, в Бангладеш в последнее время). И сервисное обслуживание на уровне.

 

Поэтому мы запросто можем продавать свою продукцию реального сектора экономики. Надо просто шевелиться, спрос сегодня есть. Если Европа просела в какой-то степени — есть Латинская Америка, у нас там очень большие планы: в Венесуэле, Бразилии, Эквадоре. А это богатые страны, мы там можем, как в Венесуэле допустим, если нет денег — мы добываем нефть и продаем в Венесуэле, мы строим им производство «под ключ».

 

Поэтому мы найдем сбыт своей продукции. Бразилия (я там был, и наши специалисты сегодня там работают) — это вообще огромный рынок. И они с удовольствием готовы покупать все, что мы производим.

 

Просто надо шевелиться. Поэтому нет проблем с обеспечением этого 5-процентного роста. Это минимальный просто рост, который мы можем обеспечивать.

 

Плюс Россия, Казахстан — Единое экономическое пространство. Мы очень много торгуем с Украиной. И я не говорю уже о Европейском союзе, это главный наш партнер. Европейский союз жил, жив и будет жить, а значит и будет потреблять продукцию, в том числе и ту, которую мы производим.

 

 

— По всем позициям с Российской Федерацией мы договорились, кроме 4-5 миллионов тонн нефти. Вы правильно сказали. Мы хотели бы переработать в будущем году не 21 миллион, как в этом году, а 23 миллиона, у нас позволяют мощности. Тем более, мы модернизировали свои предприятия. Глубина переработки нефти на наших предприятиях значительно выше, чем в России. В этом привлекательность наших заводов. И качество бензина уровня европейского, то есть мы практически солярку, бензин, светлые нефтепродукты продаем в Европу без всяких ограничений, и европейцы с удовольствием покупают. Мозырский нефтеперерабатывающий завод фактически обеспечивает всю Украину, ну и плюс Беларусь, у нас же рынок немалый, и Европейский союз.

 

Поэтому у нас проблем нет с переработкой и получением высококачественных нефтепродуктов — солярка, бензин, ракетное топливо и так далее.

 

Более того, в Российской Федерации очень много, как вы знаете, автомобилей мирового уровня, а бензина высококачественного не хватает, нужен 98-й бензин. Он в достаточном количестве производится в Беларуси, и россияне просто настоятельно просят нас, чтобы мы поставили им порядка двух-трех миллионов тонн бензина на их рынок. Пожалуйста, на рыночных условиях, мы договорились, готовы поставить. И мы ведем сейчас переговоры, чтобы под эти объемы мы еще получили эти недостающие 4-5 миллионов тонн нефти. Я думаю, мы договоримся, в России нефти хватает.

 

И надо иметь в виду, что в Едином экономическом пространстве, а нам придется подписывать уже договор о Евразийском союзе, это более высокая степень интеграции, даже у нас, у Единого экономического пространства, не должно быть препятствий и барьеров к передвижению товаров, а нефть — это товар. Поэтому, я думаю, мы договоримся в ближайшее время с россиянами о поставках сюда нефти, переработки ее, и мы готовы вернуть часть нефтепродуктов на российский рынок. Где будет выгодно — там будем и продавать.

 

 

— Если нет, то не погибнем… Нефти в мире хватает. Нефти в мире сегодня предостаточно!

 

У нас был случай, когда Россия вообще отказалась несколько лет назад поставлять в Беларусь нефть. Мы не пропали и не погибли, мы привезли эту нефть из Азербайджана и Венесуэлы, и перерабатывали, легкая хорошая нефть. В этих странах покупали и перерабатывали. Но российское направление экономически выгоднее. Мы его не хотели бы терять, и, уверен, не потеряем. И у нас слишком много направлений, где мы очень завязаны друг на друга. Беларусь для России очень интересна, так же, как и Россия интересна для нас в экономическом отношении, и не только в экономическом.

 

 

— Ну, вы знаете, это же не наше желание и наша воля. Как господь распорядился, так сложилась наша экономика, это часть единого народнохозяйственного комплекса, вы-то это знаете лучше, Советского Союза. И от этого никуда не денешься, такая нам экономика досталась. Мы стараемся ее сейчас диверсифицировать в том числе, чтобы завязать на местные ресурсы. Вот, допустим, в прошлую пятницу я посетил одно из предприятий, которое мы построили с немцами (немцы нам оборудование поставляли, очень хорошее оборудование, мы у них много партий закупаем его). Мы модернизируем примерно 9 деревообрабатывающих объединений. У нас 33 процента леса! Мы не успеваем каждый год вырубать расчетную лесосеку, то есть спелых лесов, а, если перестоял лес, он уже не годится для переработки. Поэтому мы вынуждены были модернизироваться по деревообработке. И мы построили одно из таких предприятий. Их будет 9 в течение года — полутора таких в мире нет вообще (там нет людей на производстве, вот я ходил — я не видел ни одного человека, кроме компьютера, то есть центра управления этим предприятием). Но главное — какой товар выпускают… И вообще немецкие специалисты сказали, что таких, как белорусов-специалистов, мы по всему миру устанавливали это оборудование, таких не видели. То есть это образованные люди, грамотные очень.

 

Я к чему это говорю, что мы начали диверсификацию нашей экономики, чтобы ее заземлить на те ресурсы, которые у нас есть. Вот недавно мы построили новый рудник по добыче калийных удобрений. Пришел один частник, он также готов строить предприятие — компанию по добыче калийных солей. Сейчас индусы просят: дайте нам месторождение, мы хотим разработку вести. Мы с ними ведем переговоры. Дальше, у нас очень много запасов мела и всего того, из чего делается цемент и строительные материалы. У нас три крупнейших завода по производству цемента. Мы взяли китайский кредит и полностью их три модернизировали, вот в этом году закончили, и удвоили производство цемента.

 

Кроме того, у нас очень мощная индустриальная база по производству строительных материалов. Есть цемент, щебень, у нас огромное месторождение по запасам гранита. Если будет интерес частной компании, мы готовы вести переговоры, но пока государство ведет разработку второго месторождения по добыче гранита, а из него щебень изготавливают. И так далее и так далее.

 

Для строительства нужен металл — у нас мощный металлургический комбинат. Кстати, одно из желаний западных инвесторов — купить его. Мы пока его не собираемся продавать. Мы его когда-то, в советские времена, построили вместе с австрийцами, это очень хороший комбинат. Специалисты хорошо его оценивают.

 

Поэтому мы пытаемся завязаться на местные ресурсы. В том числе и сельское хозяйство.

 

У нас хорошие специалисты сельского хозяйства, земля. Все свое: и удобрения фосфорные, и азотные, и калийные удобрения. И мы очень сильно прибавили. Если 15 лет тому назад, я помню, мы не могли людей накормить, у нас пустые полки были, есть нечего было. Вот если бы вы приехали и посмотрели в те времена, тогда бы вы диктатора оценили. Нечего есть было! Времена разгула и так называемой демократии. Никакой там демократии, кстати, не было. А к 2015 году мы продадим продовольствия на внешних рынках на 7 миллиардов долларов, продовольствия. В этом году — 5 миллиардов. А когда-то все ввозили. 15 лет всего лишь того назад мы продовольствием себя не могли обеспечить!..

 

Поэтому мы начинаем диверсифицировать экономику. А сельское хозяйство это что такое — один человек на селе дает работу семи человекам в перерабатывающей промышленности сельского хозяйства: молокопереработка, мясопереработка, мукомольная промышленность и прочее. Мы эти направления все модернизировали.

 

Мы в Венесуэле сейчас строим заводы по переработке мяса, молока, строим кооперативы у них, фермерские хозяйства, и перерабатывающие предприятия. То есть, переносим наш опыт прямо туда. То же самое в Китайской Народной Республике, во Вьетнаме. В Индии готовы работать, в Российской Федерации. Да у нас Россия под боком… Рынок такой, что и строить можно, и продавать, и создавать, что угодно делать.

 

Это говорит о том, что мы не погибнем.

 

 

— Я вам просто приведу параллели, а вы сами скажете. Я только что сказал, что наш комплекс экономический, наши предприятия, находились в советские времена в теснейшей кооперации с Российской Федерацией. Здесь были самые высокопроизводительные, основанные на глубокой науке предприятия, все: БелАЗ, МАЗ, МТЗ, нефтеперерабатывающие заводы. Нефтепереработка давала нам продукцию для нефтехимических предприятий (у нас большая нефтехимия), а это нефть. И так далее, и так далее. Вот и сегодня мы получаем металл, комплектующие из Российской Федерации. Здесь мы создаем трактор. Так же, как и в Европе, вы же из Америки берете компоненты, и они у вас берут и так далее. Так и у нас, но в основном из Российской Федерации. Получаем для тракторов, для автомобилей, для станков, для нефтехимии, для переработки и так далее. Таким же товаром является и нефть. Мы и раньше получали у них, и сейчас получаем для переработки нефть.

 

Вы сказали об этих компонентах, нефтепродуктах и так далее… Там в основном российские компании, которые работают в Беларуси и в России, они покупали у них, к примеру, дизельное топливо с высоким содержанием серы, но оно не могло быть на рынке, а нефтеперерабатывающие заводы то ли не были заинтересованы, то ли не могли глубину осуществить переработки и убрать эту лишнюю серу. Эти компании купили, которые у нас зарегистрированы, в России по высокой цене это дизельное топливо с высоким содержанием серы, привезли на наши заводы, очистили дизельное топливо и создали биотопливо (у немцев, по-моему, они покупали какие-то биологические добавки и прочее), очистив это дизельное топливо, сделали биодизель и продали на европейских рынках. Что тут такого — продали. Купили исходное сырье, переработали и продали. Не запрещено. Объемы, конечно, были приличные здесь. И это насторожило россиян. Они нам об этом сказали. На что я им сказал: «Ребята, если вы считаете это неправильным, я с вами не согласен. Если вы считаете, что это вам ущербно, хорошо, мы не будем производить этот товар».

 

Мы уже месяц не производим. Или в минимальных количествах производим этот товар.

 

Вот и все нарушения…

 

 

— Да. Мы пригласили специалистов сюда российских, они приехали. Мы им показали все, что они хотели. И перед нами сейчас вопросов никто не ставит этих.

 

 

— Я не знаю довольны или недовольны… Но мы ничего не нарушали. Я же вам рассказал, что это обычный процесс: вы покупаете, и мы покупаем. Никто никому не препятствует, перерабатывают и продают.

 

Если этот вопрос не был урегулирован и он не удовлетворяет интересы России, то мы договорились: давайте сядем за стол переговоров и отрегулируем все. Добро, отрегулируем. Больше, по крайней мере, на меня никто ни с какими вопросами не выходил.

 

Но это больше в средствах массовой информации крутят эту проблему. Не знаю только зачем…

 

 

— Мы одинаково зависим друг от друга. Мы зависим значительно от Российской Федерации, вы знаете эту зависимость, и можете оценить. Но и Россия очень интересуется Беларусью и зависит от того, какую политику будет проводить Беларусь. В целом: и экономика, и политика, и военно-стратегические вопросы, и так далее, и тому подобное. Мы очень в этом мире друг от друга зависим.

 

Ну кто бы мог подумать, что Европа очень зависима от Беларуси?! Санкции начали вы вводить против нас, еще что-то. Ладно, говорю, наверное такой курс у Европы... Я тогда открыто и честно сказал: «Мы отвечать будем вам не симметрично, а ассиметрично». Вы ввели против нас санкции, против физических лиц, юридических, начали компании закрывать (вот ваша демократия и рынок!), притом начали давить компании, которые вообще никакого отношения не имеют к политике. Никакого! Я готов принять из Европы специалистов, чтобы они расследовали любой запрет, и вы, ЕC, убедились, насколько вы правы или нет. Любого специалиста из Евросоюза принять! Но это другой вопрос…

 

Начали вводить санкции. Хорошо. Евросоюз волнует сегодня нелегальная миграция? Очень волнует! А кто боролся против нее? Беларусь! У нас 120 тысяч, на территории Беларуси, было и еще много остается афганцев, из азиатских государств, с Кавказа людей, которые стремились попасть в Европейский союз. Мы их отлавливали на границе, содержали здесь… В общем, мы защищали Европу. Скажите, нам это надо? Нет! Нам за это платили? Нет! Более того, начали нас душить. Я сказал: «Ребята, мы по мере возможности будем этот процесс осуществлять, но не чрезмерно».

 

Что сегодня происходит в соседних странах? Они к нам обращаются: помогите. Я говорю: «Хорошо, нет вопросов, платите деньги». Мы же не можем в то время, когда вы вводите против нас санкции за счет бюджета содержать этих людей, как было раньше!

 

А сколько мы сейчас задерживаем взрывчатки, радиоактивных веществ на границе… Мы не можем, знаете, закрыть глаза на то, что к вам повезут радиоактивные материалы или же взрывчатку. Мы не можем пока, но мы предупреждаем: «Ребята прекратите нас душить! Не надо нас давить и вводить санкции».

 

Притом, за что давят Беларусь санкциями? За что? Некие «политические заключенные» у нас есть. Хорошо, пусть специалист-юрист или Интерпол приедут и покажут хоть одного политического заключенного. Покажут, но как специалисты, а не как журналисты. У нас же журналисты разные…

 

Вот Лукашенко и Беларусь не нравятся — значит, здесь всë плохо: «Здесь журналистов душат, сажают в тюрьму политиков и так далее». Покажите хоть одного человека, которого мы незаконно осудили. А мы покажем свои материалы, мы ничего прятать не будем. И притом, по западным демократическим законам я задам вопрос: как бы вы поступили в Германии, в Великобритании и в других странах с такими людьми?

 

Вы видите: у нас заборов нет, и у «диктатора» забора вокруг резиденции нет. У нас люди, вот возьмите окно откройте, 50 метров от моего окна, оно не бронированное, тоже можете посмотреть, у нас ходят свободно люди. А в ЕС огородились заборами. В демократической Великобритании… У нас этого нет. И, если незаконная идет акция, и группа людей врывается в Дом правительства, к примеру, ломает двери, это что такое? У вас началась бы стрельба, а у нас даже водометы не применили! Ни слезоточивый газ, ни водометы, ничего. Кого-то задержали, один или два человека у нас отбывают срок наказания за это. Все завопили, закричали: «Это нарушение прав человека». Так, подождите, как же нарушение? А зачем ты нарушаешь закон?! Вот в чем вопрос.

 

А на Западе как поступали недавно? Я смотрел, что демонстрации были в Германии, Испании. В Великобритании совсем недавно было, когда на улицах жгли, громили и так далее. Власти не церемонились. Но мы им претензии не предъявляем. А посмотрите, что в Америке было — когда оккупировали Уолл-стрит. Оплот демократии!..

 

Мы никогда за время моего «диктаторства» не применили на наших улицах не то что слезоточивый газ, не то что резиновые пули, как вы применяете у себя в демократическом мире.

 

Так за что меня упрекают?.. Я знаю за что, знаю. Не нравится тот курс, который осуществляет Беларусь. Хотелось бы, чтобы здесь было всë распродано (причем не дай Бог в интересах России) в интересах западных компаний. Чтобы была такая приватизация. Не важно, выгодно Беларуси, нет, но чтобы была приватизация. Требуют: «Приватизируйте». Я говорю: «Мы не против, но вы платите». Платить не хотят.

 

Не нравится мой курс и правительства курс на независимость нашей страны. Но, извините, у нас есть 10 миллионов человек, и Господом предопределено здесь им жить. Почему они не должны иметь право на эту жизнь?! Я — гарант этой независимости по Конституции. И я буду биться до последнего дыхания за независимость и суверенитет свой страны!

 

Западникам не нравится, что мы в хороших отношениях с Россией... Да Господь с вами, это предопределено историей нашей, я тут мало что могу изменить, мы всегда жили вместе с Россией. В последнюю войну мы гнили в окопах, воюя против нацизма. Мы спасли Европу от порабощения европейскими же фюрерами! Мы вместе восстановили страну, Беларусь восстановили.

 

Так почему все косо смотрят на то, что я провожу нормальную политику в отношении России?! Вы только что сказали, что мы очень зависимы экономически от России. Но мы с россиянами — исторически один народ. Никто же не упрекает, что в хороших отношениях, немцы, допустим, с австрийцами.

 

Кому нужны эти двойные стандарты? Кому нужна нестабильность в центре Европы? Я думаю, не вам и не нам, и не России. Так давайте разговаривать! Мы же люди. Мы этим отличаемся от зверей, что мы — разумные существа и способны договариваться. Но Запад же выстроил «забор» и кричит: «Диктатура… Нет, санкции будем вводить…»

 

Через Беларусь Евросоюз получает 80 процентов нефти, и уже сейчас, наверное, до половины будет получать природного газа. Есть проблемы с поставками нефти и газа с востока на запад через нашу страну? Никаких проблем! До 100 миллионов тонн грузов переваливается через Беларусь на восток и с востока на запад. Есть какие-то проблемы? У нас хоть один автомобиль бандиты остановили, как в других странах? Ограбили западный автомобиль, товары? Нет! Потому что мы жестоко поступает с этими бандюгами.

 

Беларусь — в каком-то смысле «проходной двор», понимаете, туда и назад перемещается в день масса людей. И огромное количество грузов. Мы это всë обеспечиваем. Евросоюз на границах имеет с нами какие-то проблемы? Нет. А мы имеем… Недавно подбросили нам самолетик, якобы с такими какими-то шуточными вещами, а это было нарушение! А если бы наши военные саданули по этому самолету и погибли люди? Но военные простили.

 

То есть мы — нормальные люди, цивилизованные люди. Мы — такие же, как и вы. Но почему-то нас сделали врагами... Зачем?

 

И потом, если есть желание, чтобы мы изменились или хотя бы менялись в том направлении, как хотите, то санкции — это не лучший метод.

 

 

— Мы уже по требованию Евросоюза и отдельных деятелей политических Евросоюза сделали столько шагов, что можно было пробежать или пройти 10 километров, но обещанных навстречу шагов в ответ мы не получили. Делайте выводы.

 

Мы готовы постоянно идти навстречу. Но правду от простых людей в Европе скрывают, я это знаю. Если бы дали возможность и сказали: «Лукашенко, вот тебе 30 минут — объясни общественному мнению, что происходит». Так боятся!

 

Из какого-то события в Беларуси показывают лишь кусок. Выбирают кусок в выгодном ключе, ведь вы, журналисты, знаете, как это делается, и интерпретируют его так, как хотят.

 

Правду же не сказали даже после тех событий, после президентских выборов. Нечаянно, неожиданно кусочек в тот же вечер показали на «Евроньюс», когда у меня интервью брали, как тут штурмом брали Дом правительства эти, наши так называемые «оппозиционеры»… Ни одна оппозиция себе не позволит так вести, потому что на ней крест народ поставит! Это не оппозиция была. И вы знаете, кто это был. Показали этот клочок, и в этот же день, как и на следующий день, всë было уже в негативе. И больше этого эпизода не было, его убрали. Дали команду — и убрали.

 

Вот как показывают наши события...

 

Но для того чтобы был позитив, сдвиг в наших отношениях, мы должны так, как с вами, сесть за стол или на диван и, посмотрев друг другу в глаза, определиться: как мы будем жить? какие у вас претензии, какие у меня претензии? А не загонять ситуацию в тупик через санкции…

 

Нас не наклонят. Не то что не убьют, даже не наклонят, у нас есть варианты, у нас есть выход из существующего положения. А мы — центр Европы (в Полоцке географический центр Европы, здесь, в Беларуси), это европейское сердце. Мы — европейцы, понимаете? Такие, как вы, мы похожи на вас. Вот я и вы сидите — чем мы отличаемся друг от друга? Даже на одном языке сегодня общаемся, очень приятно. У нас многие уже, а особенно молодежь, разговаривают свободно на английском, на немецком, на испанском языках. Я удивился — тысяча человек появилась, которые на китайском разговаривают. У нас образованные люди и образованная нация! Мы можем дополнительно Европе в плане культуры, экономики, да чего угодно добавить богатства.

 

Поэтому делайте вывод, кто должен делать эти шаги. Мы готовы к этому. Но не надо к нам приезжать на переговоры или на встречи и ставить перед нами условия. Мы уже этих условий выполнили не один десяток, лично я, передо мной их ставили, и я их выполнял. в ответ мы получили усиление санкций…

 

 

— Вы знаете, как вопрос номер один в экономике поставлен вопрос модернизации. Вот пример: в сельском хозяйстве, а это огромная работа — село перестроить, две пятилетки мы ведем модернизацию. Результат: в этом году на 5 миллиардов экспортируем продовольствия, в 2015 году — на 7. А ведь 10 лет тому назад у нас были пустые полки, мы собственное население не могли обеспечить.

 

Мы умеем делать всë. Всë! То есть мы модернизируем допустим вот этот сектор экономики уже 10 лет. Мы вложили туда, по подсчетам специалистов, больше 35 млрд. долларов! Это наши деньги, деньги заработанные. Сейчас у нас нет такой надобности — поддерживать свое село в таких объемах, они в состоянии сегодня работать, производить и продавать продукцию. В нужных объемах мы будем поддерживать село, но значительно меньше, чем Европа это делает. Вы очень большие платите деньги, миллиарды просто долларов на поддержку аграриев. Если бы нам такие деньги, то мы бы просто их не проглотили, мы бы их не освоили.

 

Дальше пример вам деревообрабатывающей промышленности, производства обоев и бумаги. Это большой дефицит в мире — бумага. Мы новую фабрику построили. Сейчас будем строить с чехами или с немцами, вот идет конкурс, вторую фабрику. У нас для этого есть сырье — дерево. И многое-многое другое.

 

Вот эта модернизация идет давно. Но в этом году мы поставили перед собой задачу — чтобы каждое предприятие, как я сказал, даже которое производит табуретки, столы, стулья, чтобы оно имело план модернизации, бизнес-план: что это будет за предприятие, что будет выпускать, на каких рынках продавать, где возьмет, купит, оборудование и так далее. Тем более что у нас проблем нет, чтобы купить у вас оборудование. Вы даете нам кредит под немецкое, к примеру, оборудование — мы берем этот кредит, покупаем у вас оборудование, устанавливаем, выполняем строительно-монтажную часть сами. Берем самое современное оборудование и производим мирную продукции, допустим вот эта мебель, это не итальянская, это наша мебель, но очень приличная мебель. И немцы, и голландцы, и англичане у нас очень много покупают изделий из древесины. А древесина, она же везде нужна.

 

Поэтому каждое предприятие к концу года будет иметь бизнес-план модернизации. Это у нас вопрос номер один в экономике. В противном случае мы не сможем конкурировать с Западом не только на его рынках, но уже и на российских, а Россия вступила в ВТО.

 

Поэтому это вопрос очень серьезный, Вы правильно его затронули.

 

 

— Я вам об экономической модернизации сказал, о том, что мы имеем в виду. Точно так и с политической модернизацией. В каком направлении она будет развиваться? Вы знаете, я не сторонник того, чтобы выстраивать какую-то модель сегодня в кабинете на 10 или даже 5 лет вперед. Я не сторонник этого. Я сторонник того, чтобы сегодня решать проблемы, которые встали. Вот если бы у нас сегодня была проблема: политическая система, формируем парламент. Вариантов много, у нас мажоритарная система: каждый депутат избирается от конкретной территории. Он ведет свою агитацию на этой территории, его люди знают, он туда каждую неделю едет, у него там помощники работают с конкретным населением, он представляет в парламенте его интересы.

 

У вас партийная система, вы выбираете депутатов по партийным спискам: пришла некая партия, знают только лидера, а может, двоих только, которые наверху в списке — проголосовали, и никто никого не знает, и не видят. И вы считаете это нормальным, а Россия наполовину, по-моему, мажоритарная, наполовину…

 

Я задаю вопрос своим политикам, с которыми я работаю непосредственно, говорю: «Хорошо, кто в Беларуси от нас требует, какая часть населения, вот этой модернизации, чтобы мы избирали Парламент по партийным спискам?» — «0,1 процента». Всех удовлетворяет ситуация. Тогда мы народу задаем вопрос: «Как будем избирать?» Народ говорит: «Мы хотим избирать конкретного человека».

 

Ну почему мы должны не в интересах людей это делать?!

 

То есть я этот пример привел к тому, что у нас остро не стоит проблема, чтобы завтра перейти с мажоритарной системы выборов парламента на пропорциональную — от политических партий. Она не стоит сегодня. Так зачем забегать вперед?

 

Но нам говорят, и даже требуют, что это надо, что это самая лучшая, самая передовая система. Кто его знает, может быть, я это не отрицаю.

 

Поэтому я говорю о том, что возможно, это абсолютно возможно, встанет вопрос, сформируются, ведь у нас же партий нет крепких, сформируются партии (у нас, кроме Компартии и националистической партии, крыла националистов БНФ, у нас вообще никто в народе не знает других партий, потому что это осколки или от БНФ, или от Компартии, и люди этим не интересуются), мы будем подталкивать партийное строительство. Это одно из направлений. Это надо делать — чтобы были партии, чтобы люди объединялись в определенные группы и высказывали свое мнение. Это одно из направлений.

 

И, когда эти партии будут сформированы, когда там хотя бы будут истинные члены партии, многочисленной партии, а не, знаете, из мертвых душ, когда проверили партийные списки, а там мертвых душ половину оказалось... Может, после Компартии в советские времена, когда все были там членами партии, народ не стремится в партии. И нам надо создать хорошую партийную систему. Тогда можно вводить хотя бы наполовину пропорциональные выборы в парламент — от партий.

 

То есть, когда созреет этот вопрос. А не просто, что где-то там, в Великобритании, вот такая система — взяли и побежали за ними.

 

 

— Нет! Я Вам клянусь. Никогда! Меня упрекают: вот детей, старшего сына готовит в преемники. Я Вам клянусь, как перед Господом Богом, я никогда эту проблему даже в своей семье со своими сыновьями не обсуждал. Это выдумка нашей «пятой колонны», я иначе ее не называю, переброшенная вам, а вы подхватили: «Лукашенко готовит преемника». Никогда! Народ определит — кто будет президентом. Только народ. И никто не вправе на него давить в этом плане.

 

Вот я вам привел пример, что я имел в виду, когда говорил о политической модернизации общества. И потом, ведь надо иметь в виду: жизнь постоянно движется вперед, она не стоит на месте, и, если я как президент и мои коллеги потеряет вот эту нить, то наше время сочтено. Поэтому я всегда предупреждаю: время меняется, и мы должны меняться, и политическая система.

 

Что касается молодых. Мы же не молодеем, мы же с вами стареем, и навстречу нам придут молодые.

 

Поэтому я очень просил и прошу, и требую, и сам это делаю: как только возникает проблема, то где-то мы назначаем молодых людей, под 40 лет. Ну, 40-45 надо, я понимаю, что нельзя, знаете, в 30 лет министра назначать, который придет, как у нас говорят, у него мамино молоко на губах не обсохло, а он придет и будет руководить огромными предприятиями. Вот мы такую молодежь и выдвигаем. Должно после нас прийти новое поколение умных образованных людей. Это же жизнь. И посмотрите на мою практику: я за последнее время назначил немало руководителей, это зона моей ответственности — министров и так далее, которые значительно моложе меня. И это нормально. Я в 38 лет стал президентом, почему министр не может в 40 лет быть или в 45 лет? Ответственность, конечно, большая...

 

Вот это я и имел в виду. То есть, здесь нет никакой чрезвычайщины, мы идем от жизни. Возникает вопрос в процессе нашего развития, нашей жизни — мы его решаем: и в политике, и в социально-экономическом отношении, и в модернизации экономики. Денег хватает — делаем, нет денег — не берись лучше и не говори про это.

 

 

— Как первого президента страны. Хотя я, в общем-то, в этом отношении не очень напряжен, у меня нет того, чтобы я вечером ложился спать и думал: «Господи, хоть бы меня как-то люди запомнили». Я пока об этом не думал. У меня столько проблем, столько работы… Я иногда думаю: «Вот что обо мне скажут люди после того, как я не буду президентом?» И вы знаете, что я себя успокаиваю тем, что я кое-что сделал. И даже если кто-то хочет забыть, что был первый президент в Беларуси Лукашенко, он всë равно выйдет из резиденции президента и наткнется на этот театр Янки Купалы, это национальный наш театр, который мы перестроили полностью, сделали европейский театр, красивый, вот он за него зацепится и скажет: «Это Лукашенко был инициатором его перестройки». Дальше пойдет — Оперный театр. После войны его так-сяк сложили, он начал разрушаться. Воссоздали. Суперсовременный театр, где одна из лучших в мире опера и лучший в мире балет! Дальше идет-идет — Государственный цирк, вот рядом, зацепился за цирк: «И это Лукашенко был инициатором — его перестроить». Потому что он тоже разрушился. И так далее, и тому подобное. Дороги, улицы…

 

Ты себе должен при жизни, простите меня за это, воздвигнуть тысячи памятников, чтобы люди помнили, что это в твое время ты и твои коллеги это сделали для народа. Вот этим я себя успокаиваю.

 

Поэтому я и стараюсь часто где-то бывать, контролировать, сам что-то делать и так далее, и так далее.

 

Вот вы памятники отметили. Ведь я относительно молодой человек, я в войне не участвовал, но, как историк, я знаю, что это стоило нашему народу. А это стали забывать. Более того, некоторые хотят отобрать эту Победу у нашего народа! И вы знаете, я часто европейцев упрекаю, откровенно упрекаю, и немцев в том числе, говорю: «Мужики, вы нам должны еще, вы с нами не рассчитались, ведь больше сколько погибло наших людей, третья часть населения, вы с нами еще за это не рассчитались, а вы нас душите…»

 

А чернобыльская катастрофа обрушилась на нас. Мы что ли эту станцию строили? Нет. Мы ее эксплуатировали? Нет. Белорусы ее взорвали? Нет! А беда на 75 процентов обрушилось на нас! Так вы лучше подумайте, как нам помочь, мы же сегодня от этого страдаем. Нет! Против нас санкции, нас начинают душить.

 

Так вот чтобы у нас Победу во Второй мировой войне не отобрали, чтобы ее не забыло наше население, мы в следующем году закончим строительство нового Музея Великой Отечественной войны. Я вас приглашаю, приезжайте. Делаем комплекс в честь победы нашего нарда в Великой Отечественной войне. В честь нашей общей Победы, вы же союзниками были, американцы тоже. Поэтому это и вам памятник.

 

А вы говорите: диктатор… плохой…

 

То есть, чтобы меня запомнили (я тоже, конечно, честно скажу: я хотел бы, чтобы меня люди хоть как-то вспоминали), я делаю эти памятники. Чтобы сказали: «А это вот при Лукашенко сделано».

 

 

— Не дождетесь! Беларусь — не Ближний Восток. Это, во-первых. Политика белорусского руководства и политика ближневосточных руководителей радикально отличается, кардинально. Это не наша политика. В-третьих, меня простой народ — учителя, врачи, рабочие, крестьяне — посадили в это кресло, я немало работаю, я никогда не отошел от обещанной политики. За это меня тоже критикуют: «Вот Лукашенко популист, а в экономике нельзя быть популистом…»

 

Я знаю и стараюсь не нарушать экономические законы, я заканчивал экономический факультет. Но я знаю: жизнь — многогранней любых законов, которые придумали люди. И если только возможно где-то чуть-чуть расширить эти возможности в интересах людей, я стараюсь это сделать. Иногда немножко мы балуем наш народ, перебираем, это я им тоже честно говорил, но я делал это в интересах людей.

 

Поэтому не надо сравнивать политику Беларуси и Ближнего Востока. Здесь уже некоторые попробовали через социальные сети, как на Востоке, взорвать ситуацию… Ничего не получилось.

 

 

— И не будет. Никогда не будет, обещаю вам! Вам это небезразлично, потому что ваше сердце здесь, в Беларуси, мы — центр нашей Европы.

 

 

— Конечно, у нас каждый день идут перемены. Каждый день! Только если кто-то думает, что здесь революционные произойдут изменения, этого не будет. Лимит революций для Беларуси исчерпан.

 

Поэтому надо набраться терпения и спокойно эти перемены в Беларуси осуществлять к лучшему, чтобы люди жили лучше. Такие перемены — эволюционные, спокойные — мы приветствуем.

 

Революций здесь не будет.