ПОСЛЕ ВЫБОРОВ ПОЛУЧИМ НОВУЮ ПАРТИЮ УЗНИКОВ?

О солидарности с политзаключенными и «торговле людьми» — в нашей беседе с правозащитником, членом совета незарегистрированного правозащитного центра «Вясна» Татьяной Ревяко.

— Татьяна, кто сейчас остался в официальном списке политзаключенных?

— Такого понятия, как официальный список политзаключенных, нет. Все зависит от того, какими критериями пользоваться. Мы руководствуемся критериями Совета Европы, международных правозащитных организаций и считаем, что на данный момент у нас 13 политических заключенных. Позицию центра «Вясна» поддерживает ряд правозащитных организаций.

Политзаключенные сейчас — это те, кто был связан с выборами президента: экс-кандидат в президенты Николай Статкевич, Павел Северинец, а также Эдуард Лобов и Дмитрий Дашкевич, арестованные за день до выборов. Плюс Автухович, который был осужден в 2010 году, Сергей Коваленко — он получил срок уже в текущем 2012-м. Конечно, Алесь Беляцкий, руководитель «Вясны». Мы считаем политическими заключенными осужденных по так называемому «делу анархистов» Николая Дедка, Игоря Алиневича и Александра Францкевича, а что касается еще троих «анархистов» — Евгения Васьковича, Артёма Прокопенко и Павла Сырамолотова, («бобруйское дело»), то их преследование мы считаем политически мотивированным, исходя из мотиваций совершенных ими действий, но признаем, что в их действиях есть состав правонарушения. Относительно их мы бы хотели пересмотра дел и пропорционального наказания, при выполнении всех норм справедливого суда.

Некоторые из общественных и политических субъектов — тут я прежде всего имею в виду координационную группу «За волю» — считают политзаключенными Александра Крутого, Юрия Чигилейчика и Александра Молчанова, но мы, тщательно следя за их делами, не готовы делать однозначные выводы и заключения.

Вот таков на данный момент список тех людей, за освобождение которых доступными способами пытаемся бороться.

— Доступны какие механизмы?

— Прежде всего пытаемся использовать механизмы правовые — это обжалования в кассационном, надзорном порядке. Стараемся информационными кампаниями и публичными акциями привлечь внимание к проблеме как внутри страны, так и за ее пределами. Мы настаиваем не только на освобождении политзаключенных, но и на восстановлении в правах, снятии судимостей.

— За что осуждены эти 13?

— Автухович за обнаруженные у него 5 патронов, анархисты, Дашкевич и Лобов — за хулиганство. Статкевич за организацию и участие в массовых беспорядках, Северинец — за участие в групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок. Коваленко осужден сначала за вывешивание национального флага, а потом — за нарушение порядка отбывания наказания. Беляцкий за уклонение от уплаты налогов.

— Получается, большинство, по версии белорусской Фемиды, хулиганы?

— Да. Создается образ людей хулиганствующих. И глава государства, и мидовские чиновники постоянно твердят — «у нас нет политических статей». А значит, нет политзаключенных. А все эти люди, о которых говорит Евросоюз и правозащитники, — просто хулиганствующие молодчики.

Правда, периодически оговариваются, называя политическими заключенными без «якобы» и «так называемые».

— О наших политзаключенных за границей знают. Насколько осведомлены белорусы?

— Полагаю, что даже половина граждан Беларуси о них не знает. Получить какую-то информацию из официальных СМИ фактически невозможно.

Я посмотрела данные НИСЭПИ за март. Респондентов спрашивали, какого мнения они о людях, которых ЕС считает политзаключенными и чьего освобождения Евросоюз требует. Почти 45% опрошенных согласились с тем, что эти люди невиновны и должны быть отпущены, 21% сказали, что люди виновны и должны отбывать наказание. И в районе 18% респондентов утверждали: несмотря на виновность, этих людей стоит отпустить, чтобы улучшить отношения с Западом. Но вновь же данных, которые бы отражали осведомленность в обществе об этой проблеме, нет.

Очевидно и то, что не только нет большого интереса к проблеме политзаключенных, но нет и общественного протеста.

— Так вроде бы и не было его в новейшей истории.

— Когда в Советском Союзе сажали диссидентов, Сахарова, Солженицына — известных в стране людей, широкого протеста не было. Имелись только «письма поддержки» правильности их осуждения. Примерно то же самое происходит сейчас. Советский менталитет — «тебя это не затрагивает, и хорошо…».

Многие не связывают и ухудшение в экономике страны с ее политической позицией. Прошлым летом был любопытный разговор с обычными людьми в регионе. Жаловались на то, что валюты нет, цены растут и т.д. Когда это закончится, спрашивали. Объясняла: когда выпустят политзаключенных, начнется диалог с Европой и пойдут кредиты в страну от международных структур. «Вот вечно эти политзаключенные все портят!» — пришел к неожиданному выводу собеседник.

— Какие условия содержания политзаключенных? Про Коваленко — голодовку, психушку, про то, что наконец он начал есть, многие знают. А про остальных сведения достаточно отрывочные.

— Нас особенно беспокоит, что политзаключенные регулярно попадают в ШИЗО. Три раза подряд по 30 суток там был Дашкевич. Попадали Статкевич, Дедок. Штрафной изолятор — камера, в которой содержится один, реже 2 — 3 человека. Нары пристегиваются к стене — и в течение дня в маленькой камере они не имеют права ни сидеть, ни лежать. Обычно в ШИЗО нет ни белья, ни одеял — спят на досках. Там сыро, холодно, мало кто выходит оттуда без кашля или бронхита.

Алесь Беляцкий работает. У него было хорошее зрение, но за время нахождения в СИЗО и колонии упало существенно. Его пытались поставить работать за швейной машиной, но обнаружилось, что он не попадает ниткой в иголку. Пришлось обратиться к окулисту и тот подтвердил значительное снижение зрения — в итоге Беляцкого поставили на упаковку. Статкевич и Автухович не работают. Просто отбывают наказание. Северинец находится в учреждении открытого типа — он может в течение дня перемещаться по территории деревни, где находится его спецучреждение, общаться с людьми. Его условия менее жесткие. Но бытовые условия тоже назвать нормальными нельзя.

И слава Богу, что Санников и Бондаренко на свободе — в отношении их были особые переживания. В общем, тюрьма здоровье подрывает.

Проблема всей пенитенциарной системы — тюрьмы закрытые, что там происходит — неизвестно. Люди отбывают наказание, но в приговоре нигде не сказано, что в тюрьме они должны потерять здоровье и человеческое достоинство. И условия содержания должны хотя бы обеспечить минимум, не унижающий человеческое достоинство, не лишающий последнего здоровья. А это, увы, сопутствующие элементы наших тюрем. Если бы представители правозащитных организаций, общественных, церковных имели доступ в тюрьмы, они бы видели, в чем нуждаются заключенные, и могли бы привлечь ресурсы извне для улучшения их положения. Но пока это очень закрытая система, и что там происходит, мы можем знать только по рассказам освободившихся и намекам в письмах, которые пропускает цензура. Хотя на прошлой неделе Белорусский Хельсинкский комитет получил из Генпрокуратуры письмо на свой запрос, в котором сказано, что заключенные имеют право сообщать об условиях содержания и состоянии здоровья. А это всегда запрещают. Свидание с родственниками может быть прервано, если заключенный попытается об этом рассказать.

— Есть надежды на то, что освободят политзаключенных?

— Сейчас идет начало диалога с Европой, и надежды имеются. Хотя это порочная практика — торг людьми. В ней есть «потенциал» брать заложников и дальше для тех же целей. Не знаю, как из этого заколдованного круга выскочить. Есть угроза, что в сентябре пройдут парламентские выборы, и мы получим новую партию узников, за которых потом белорусские власти снова что-то попытаются получить.

Алексей НАТИН