«Отправил свою дочь в секту, а теперь его именем премию назовут». Мнение о том, что гениям нельзя прощать все

TUT.BY писал о том, что дочь писателя Эдуарда Успенского обвинила своего отца в домашнем насилии и написала открытое письмо с просьбой не называть премию в области детской литературы его именем. О том, можно ли разделять личное и публичное, когда речь идет о домашнем насилии, рассуждает Анна Петрова.

«Это было физическое, психологическое, эмоциональное насилие, повторяющееся по отношению ко мне — его дочери, моей матери — его жене, его внукам, детям другой жены (известной телеведущей Элеоноры Филиной) и т. д. К несчастью, грубость и хамство, контроль и принуждение постепенно стали нормой его жизни…» — написала Татьяна Успенская.

Возникла серьезная дискуссия, общество разделилось на два лагеря. Одни полагают, что премия в области детской литературы не может быть названа именем человека, избивающего детей, другие — что надо разделять творчество и личные качества человека, его приватную жизнь.

— Речь идет не о премии за звание лучшего отца, — говорят они.

На дочь писателя ожидаемо вылились ушаты грязи, начиная с нашего любимого «а почему она раньше молчала» и заканчивая тем, что она якобы мстит отцу за то, что тот лишил ее наследства (что, кстати, тоже характеризует его не с лучшей стороны).

Однако к обвинениям Татьяны присоединилась одна из бывших жен Успенского, упомянутая в письме Элеонора Филина, подтвердившая, что по отношению к ней писатель тоже занимался рукоприкладством. Об этом же рассказал ее сын. Всплыла на поверхность дружба Успенского с печально известным основателем секты Виктором Столбуном: на протяжении многих лет Успенский его поддерживал. Известно, что в секте Столбуна практиковались истязания детей, в том числе и ударами током, в норме были физические наказания и тяжелый труд. Тем не менее Эдуард Успенский оправил туда дочь «на исправление». В секте Татьяна находилась целых три года, до тех пор, пока сама оттуда не сбежала.

Может ли личность творца существовать отдельно от его творчества? И могут ли заслуги писателя, режиссера, актера аннулировать его прегрешения в личной жизни? Подобная дискуссия возникает не первый раз. Лев Толстой был ужасным мужем, Сергей Есенин бил жену, Марина Цветаева привязывала двухлетнюю дочь к стулу, а потом отдала в детдом, где девочка умерла.

Новое звучание эта тема приобрела на волне движения Me too. Когда широко обсуждалось, сколько сделано Вайнштейном, заслужено ли вырезали из фильма Кевина Спейси и можно ли продолжать смотреть фильмы Романа Полански.

Еще одним маркером выступил Крым, когда люди начали вычеркивать из списка любимых писателей и артистов тех, кто занял «не ту» позицию. Можно вспомнить, например, жаркие дебаты по поводу Захара Прилепина, который ушел воевать, заняв должность заместителя командира батальона спецназа армии ДНР. Критик Галина Юзефович встала на его защиту, и ее чуть не разорвали в клочья.

В западном мире все устроено иначе: как только о публичном человеке становится известно нечто постыдно-преступное, он подвергается всеобщему порицанию, с ним разрывают контракты, он подает в отставку. Он пожинает плоды своего поведения, и остальные понимают, что с ними будет так же. На постсоветском же пространстве полностью отсутствует институт репутации. Можно в открытую лупить своих жен, тиранить детей и оставаться при этом милашкой для друзей и поклонников.

Безусловно, играет роль и то, как в нашем обществе в целом относятся к домашнему насилию. Если рукоприкладство по отношению к женам и детям — это «не очень хорошо, но, в принципе, нормально», то кумиру и любимцу миллионов и вовсе прощается все.

Более того, есть мнение, что гении — особенные люди, по-своему сумасшедшие, поэтому им априори разрешено больше, чем обычным людям: талант оправдывает все. Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку.

Но именно сейчас в нашем обществе происходят серьезные изменения, меняются представления о (не)допустимом, потихоньку начинает формироваться институт репутации. Заканчиваются времена, когда гениям прощали.

В подкасте «Книжный базар» переводчица и книжный обозреватель Анастасия Завозова однажды рекомендовала книгу. Она сказала: если вы не можете читать книгу, узнав что-то нехорошее об авторе, то это тот самый случай, когда ничего узнавать не нужно. Отметила, что сама она узнала эти факты слишком поздно, когда было прочитано больше половины романа. Но обвинения были настолько серьезны, что, узнав о них раньше, она не стала бы читать.

Да, о многих вещах лучше просто не знать. Чтобы образ любимых писателей или артистов не разбивался вдребезги.

Безусловно, идеальных людей не бывает, и если хорошенько копнуть, то в биографии многих найдутся неприятные факты. Но где грань допустимого? Если Бунин, например, при живой жене привел домой любовницу и оставил ее жить с ними, а жене Достоевского приходилось снова и снова закладывать и выкупать имущество, покрывая карточные долги писателя, то это, с натяжкой конечно, можно назвать нюансами отношений. Но если человек насильник, убийца, педофил, то разве это не меняет все?

Должны быть ориентиры, нравственные нормы, границы, которые человек не может позволить себе переступить. И вроде как Эдуард Успенский ничего лично нам не должен, быть хорошим человеком не обещал и даже сам говорил о том, что «не обязан любить детей»… Но разве можем мы одной рукой порицать домашнее насилие, а другой — называть премию по детской литературе именем человека, измывавшегося над женой и детьми? Я думаю, нет.

А дальше уж пусть каждый сам для себя решает, где та грань, через которую он не в силах переступить. И что делать за этой гранью: продолжать читать, смотреть, слушать и любить или сжечь и забыть.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.