«Идеальный штурм» или «бессмысленное сражение». 75 лет назад Красная армия взяла Кенигсберг
По поводу Кенигсбергской операции, одного из последних наступлений Красной армии в Великой Отечественной, существуют две полярные точки зрения. Судя по заголовкам популярных статей, это был либо «идеальный штурм» неприступного города, либо же бессмысленное сражение. 42.TUT.BY попробовал разобраться, являлся ли город и в самом деле неприступным, и какой смысл крылся в операции.
Самые неудачливые фронты
Сам по себе Кенигсберг первостепенной целью, которую любой ценой следовало взять, не являлся. Да, крупный город, да, столица Восточной Пруссии — но зимой-весной 1945 года речь шла уже о Берлине. По сути, вся Восточно-Прусская операция представляла собой часть общего наступления, главный удар которого наносился южнее, на Висле.
В середине января оборону немцев стали ломать по всему фронту — и в Польше достигли просто сенсационных успехов. Висло-Одерская операция (ее назвали так позже, изначально наступление до Одера казалось фантастикой) по темпам напомнило немецкие блицкриги лета 1941 года. Советские войска прошли сотни километров, заняли всю Польшу и готовились наступать уже на немецкую территорию.
В Восточной Пруссии все было хуже. Несмотря на то, что на провинцию нацелились фронты под командованием «звезд» советского генералитета — Константина Рокоссовского и Ивана Черняховского, дела у них с самого начала пошли неважно. Известный немецкий прием спешного вывода войск с первой линии обороны — «отскок с плацдармов» — оба военачальника проморгали. Войска увязли в боях за вторую линию, несли большие потери — вместо того, чтобы стремительно вводить в прорыв танковые части, их приходилось использовать как инструмент этого прорыва. Выбивались танки, «стачивались» дивизии, ничем не могла помочь авиация — погода была абсолютно нелетной.
Словом, блицкрига, который был в январе в Польше, достигнуть не получилось. Однако на дворе стоял не 42-й год, и проблемы у наступающих больше не означали катастрофы, подобной Харьковской. Потеряв за время наступления 40−55 процентов личного состава, а также одного из высших командующих (18 февраля 1945 года был случайным снарядом смертельно ранен Иван Черняховский) 2-й и 3-й Белорусские фронты задачу все-таки выполнили.
Группа армий «Север» в Восточной Пруссии как единое целое перестала существовать. Советские солдаты вышли даже на окраину Кенигсберга, взяв несколько фортов, но потом их отбили. Измотанные части РККА, в дивизиях которых осталось по 2500—3000 человек, взяли передышку — новое наступление предстояло уже весной.
«Котлы», но не совсем
Бывшая ГА «Север» теперь представляла собой три группы — одна в самом Кенигсберге, другая западнее от него на Земландском полуострове и третья южнее, в районе города со звучным названием Хайлигенбайль. Историки любят назвать их «котлами» — действительно, сухопутной связи с внешним миром группировки не имели. Но определение в корне неверное — ведь у немцев оставалось море.
К 1945 года никакого господства на Балтике у советского флота не было — Ленинград большую часть войны провел в блокаде и не мог ни строить, ни толком ремонтировать корабли, а флот, имевшийся на 22 июня 1941 года, большей частью или лежал на дне, или был сильно поврежден (как оба линкора балтийцев «Марат» и «Октябрьская революция»).
Подводники иногда имели успехи (как Александр Маринеско, потопивший в конце января лайнер «Вильгельм Густлов»), но на полноценную блокаду побережья и разрыв всех коммуникаций их не хватало. Немцы могли относительно свободно снабжать и Кенигсберг, и прижатых к морю под Хайлингебайлем и на Земландском полуострове солдат и офицеров. А также вывозить с плацдармов раненых и гражданское население, давая оставшимся военным дополнительный стимул стоять до конца, защищая своих. Тяжелые корабли Кригсмарине, вроде «карманного» линкора «Адмирал Шеер» рисковали даже поддерживать свои войска с моря огнем из орудий — помешать им было толком нечем.
Так что считать полноценными котлами очаги сопротивления в Восточной Пруссии нет оснований — прямой связи с морем не имелось разве что у самого Кенигсберга (но столица Восточной Пруссии была связана дорогой с портом Пиллау на Земландском полуострове). Зато город еще в 1944 году объявили крепостью («фестунгом»), и он был неплохо укреплен.
В исторической литературе часто встречаются пафосные фразы о том, что «укрепления Кенигсберга строились и совершенствовались на протяжении сотен лет». С одной стороны, это почти правда — город укреплялся со средневековья. С другой — фортификация, скажем, 17 века вообще не предполагала возможности хоть как-то противостоять тяжелым снарядам орудий XX века, и была против их огня почти беззащитна, так что большого значения «многовековые укрепления» не имели.
Проблемы могли возникнуть в первую очередь с фортами на подступах к городу — они строились в 19, а укреплялись уже в 20 веке. Стены толщиной до трех метров специально обожженного кирпича, вокруг которых насыпалась земля (еще пять метров толщины), валы и рвы с водой, гарнизоны по 300−400 человек — это реально были крепкие орешки. Да и обычные кирпичные дома, пусть и абсолютно уязвимые для тяжелых пушек, становились неплохими огневыми точками для городского боя.
Подготовка штурма
Пассивно стоять и ждать, пока немцы сдадутся, советские войска не могли. Предстояло двигаться на Берлин, а переизбытка войск у РККА уже не было — людские резервы СССР были истощены. Потому «фестунги» следовало непременно уничтожить, не дав немцам эвакуироваться и пополнить тем самым части на подступах к столице.
Первая попытка ликвидировать Земландскую группировку была отражена с потерями — немцам сильно помог флот, накрывавший наступающие советские войска огнем. Зато в феврале-марте ценой больших усилий удалось сломить сопротивление в «Хайлингебайльском котле» — семнадцать дивизий, не считая более мелких отдельных частей, были разгромлены, более 50 000 человек попало в плен.
Наступил апрель, и предстояло окончательно решить кенигсбергский вопрос — столицу Восточной Пруссии решили брать штурмом. Силы гарнизона крепости оценивались разведкой в 60 тысяч. Впоследствии выдвигались и другие версии (капитулировавший командир группировки Отто фон Ляш сначала рассказал на допросе, что у него было около 100 000 человек, а, отсидев десять лет в советской тюрьме и выйдя, в мемуарах сократил это число почти втрое, до 35 000).
Сегодня исследователи считают, что в своих подсчетах разведчики почти не ошиблись — в Кенигсберге ожидало штурма порядка 70 тысяч, включая тыловые и вспомогательные части. Если помножить это на серьезные укрепления — крепость можно считать очень серьезной (хотя и вовсе не неприступной, Вторая мировая знала значительно более мощные укрепления). Авиации у обороняющихся не было вовсе, танки тоже почти отсутствовали.
Впрочем, Красной армии от этого легче не становилось. Огромное превосходство ее авиации месяцами сводилось на нет плохой погодой — туман надолго приковал «воздушных рабочих войны» к земле. Правда, танков и САУ у РККА здесь было больше 600 штук. Но танки на улицах города и танки в поле — это не одно и то же. У немцев хватало фаустников — а городской бой практически идеален для «фаустпатрона» с мизерной дальностью стрельбы: бронированные машины можно бить из окон и подвалов практически в упор.
Окружившие Кенигсберг с севера и юга четыре советские армии 3-го Белорусского фронта имели в составе 137 250 человек — превосходство в силах примерно двойное, что в условиях штурма крепости не очень впечатляло. Предстояло компенсировать выучкой. Для взятия города сформировали штурмовые части — 26 отрядов и 104 штурмгруппы. Гранаты, огнеметы, заряды взрывчатки, пистолеты и пулеметы — Красная армия уже отлично умела брать города.
Подготовку к штурму отряды начали за восемь дней до начала на спешно созданных учебных полигонах. По сути, была продублирована оборона немцев — сделаны макеты траншей, рвов с водой, дзотов, обозначены минные поля. В окрестных поселках и на хуторах между каменными домами наделали баррикад и отрабатывали городской бой.
Превосходства было решено добиваться и за счет массирования артиллерии. С ней у советского командования все было очень неплохо: для того, чтобы равнять форты Кенигсберга с землей, собрали даже 280-мм мортиры и 305-мм гаубицы. Снарядам этих орудий даже самые современные укрепления, залитые бетоном и со стальными бронеколпаками, противостоять не могли.
В начале апреля началась методичная артподготовка. Сотни немцев сидели в резко ставших уязвимыми фортах и молились о том, чтобы в них не попал снаряд. Иногда молитвы помогали, иногда нет — и очередное подземное укрытие превращалось в братскую могилу. Комендант одного из фортов вспоминал, что к моменту взятия укрепления боевой дух гарнизона упал до нуля — солдаты не верили в защиту бетона, кирпича и стали.
Немецкая артиллерия противостоять натиску не смогла. Командующий гарнизоном Отто фон Ляш в мемуарах писал, что она просто-напросто слишком уступала в количестве и не имела боеприпасов, так как их было невозможно подвозить. Впрочем, эта работа вообще написана в довольно жалобном тоне и переполнена сетованиями.
Однако факт остается фактом — контрбатарейную стрельбу гарнизон провалил, и ровнять форты с землей помешать не смог.
Штурм
Часть укреплений, впрочем, «вскрыть» артиллерией не удалось. Но ждать, пока будет обрушен последний каземат, советское командование не пожелало: на 6 апреля был назначен штурм, и утром наступление началось.
«Немцы отступили и заняли первую очередь обороны, там у них был бункер. Наши подошли к нему в 4 часа, на рассвете, подложили взрывчатку и подорвали стену. Выкурили мы оттуда 20 человек», — рассказывал позже участник штурма И.Медведев. Такое «выкуривание» началось задолго до артподготовки, которая стартовала только в 9 утра. Советские подразделения понемногу начали втягиваться в город. Один из неподавленных фортов просто обошли и поставили со всех сторон дымовые завесы.
«Самолеты противника каждый день почти беспрерывно совершали боевые вылеты, сбрасывая бомбы всех калибров на подходящие цели», писал Ляш, очевидно, что-то перепутав — погода 6 апреля была отвратительной, и низкая облачность свела авиационную поддержку к нулю. 274 самолето-вылета за полдня — для достаточно мощной советской авиации это было ничто. Пехота и танки подходили к огрызавшимся огнем городским кварталам, улицы были сплошь перегорожены баррикадами или обломками рухнувших зданий — наступление забуксовало.
К счастью, 7 апреля развиднелось. Наконец стянутая сюда авиация РККА смогла показать, на что способна. Как летом 1941 года, дальние бомбардировщики Ил-4 при свете дня летели на бомбежку — только тогда в небе господствовало люфтваффе, и вылеты оборачивались жуткими потерями. Сейчас же небо было чистым от немецких самолетов — и больше полутысячи бомберов методично обрушили на город 550 тонн бомб. А потом еще столько же.
За 7 апреля самолеты сбросили на Кенигсберг 1248 тонн бомб, превратив большую часть города в груду битого кирпича и изолировав группы защитников друг от друга. «Все средства связи были сразу же уничтожены, и лишь пешие связные пробирались на ощупь сквозь груды развалин к своим командным пунктам или позициям», — писал Ляш.
8 апреля войска 11-й гвардейской армии перешли реку Прегель, разделяющую город на две части, и соединились с войсками 43-й армии, бравшими Кенигсберг с севера. Окончательно прервалось сообщение города с Земландской группировкой. Советские штурмовики взяли последние державшиеся еще форты. Начались первые случаи сдачи в плен отдельных частей гарнизона — приказа сверху еще не поступало, веры в себя уже не оставалось. Однако фон Ляш еще не собирался сдаваться (по его словам, он даже пытался организовать гарнизон для прорыва к морю в попытке вывести гражданское население, но ему не позволили). Тем не менее, судьба города была решена.
Вечером 9 апреля Ляш смирился с неизбежным, и к советскому командованию отправились парламентеры. Василевский на переговоры согласился и одобрил переговоры.
Ляш упоминает, что «между прочим, когда ко мне пришли русские парламентеры, небезызвестный партийный чиновник Фидлер, начальник одного на отделов в управлении гауляйтера, пытался проникнуть в бункер и перестрелять парламентеров, но успеха, конечно, не имел». В целом, случаи убийства советских переговорщиков случались, парламентеров убивали, например, при капитуляции Будапешта — но сейчас обошлись без этого.
Потери и значение сражения
В 22.45 9 апреля комендант отдал приказ немедленно прекратить сопротивление. Долгое время считалось, что немцы потеряли больше 42 000 убитыми и 92 000 пленными — сейчас эти цифры считаются сильно завышенными, так как семидесятитысячный гарнизон физически не мог понести такие потери. Современные историки считают, что более реальное количество пленных — около 45 000. Соответственно, остальная часть гарнизона погибла (вырвались из окружения, вероятно, единицы).
Потери Красной армии при штурме Кенигсберга оценивались сразу после событий в 3700 убитых и порядка 14 000 раненых. Существенным корректировкам эта цифра не подвергалась. Таким образом, по соотношению потерь Кенигсбергская операция — самое успешное взятие крупного города-крепости среди всех, проведенных Красной армией.
Что касается того, стоило ли брать город штурмом, или лучше ждать и осаждать — это было начало апреля. Берлин не взят (и неизвестно, когда точно будет взят). Блокады города с моря нет, и осуществить ее нечем. Любое промедление означало вывоз все большего количества немецких военных на запад для соединения с остатками основных сил вермахта. И, соответственно, все большими потерями советских армий там, на западе.
Поэтому с мнением, что сражение было бессмысленной демонстрацией силы, согласиться трудно. Советские войска сделали то, что должны были сделать. И сделали это на высшем уровне.