Силачи, москвич, велосипеды и скульптор. Минские гаражи и их обитатели
Бескрайние гаражные кооперативы в микрорайонах любого постсоветского города давно стали привычной частью урбанистического пейзажа, доставшегося в наследство от советского прошлого. А вот в центре города их практически не осталось. На выходных в гаражах протекала львиная доля времени. Здесь можно было собраться с друзьями под предлогом ремонта авто, чтобы «пропустить по маленькой». Сегодня гаражи стали машиной времени, которая переносит в настоящее законсервированные и ставшие винтажными автомобили. А еще…
В гараже можно встретить базу велосипедистов, скульптора, создающего арт-объекты из гаек, силача и его тренировочный инвентарь и, собственно, старый «москвич» и его владелицу, бережно хранящую автомобиль покойного отца. Фотослужба TUT.BY собрала пять историй о минских гаражах и их обитателях.
Джон Росмэн, один из основателей велогаража
В одном из столичных гаражных массивов уже больше пяти лет работает веломастерская. Проект стал общественным объединением: посещать велогараж может любой желающий совершенно бесплатно.
— К гаражу не подведено электричество, все автономно, — рассказывает Джон Росмэн, один из основателей проекта.
Джон — программист, родом из Нью-Йорка, много лет назад он переехал в Минск, здесь у него жена и ребенок.
— На крыше мы установили солнечные панели. Зимой, когда солнца мало, добавляем велогенератор. Он выдает всего пять процентов энергии, но в гараже холодно, так что это еще и способ согреться. Есть аккумулятор, который запасает электричество. Львиную долю энергии потребляет сигнализация.
Концепция велогаража — международная. Его организаторы увидели нечто подобное в Вене и реализовали в Минске.
Все запчасти и детали велосипедов — от сломанных и нерабочих байков. Их может использовать для ремонта своих велосипедов любой желающий. Так же обстоит и с инструментами. В гараже нет постоянного мастера по ремонту, но иногда появляются специалисты, которые могут помочь советом и делом.
— Особенно девушки почему-то не хотят ремонтировать свои велосипеды, но мы стараемся их учить, — говорит Джон. — Сейчас мы — общественное объединение, официально зарегистрированное как юридическое лицо, а гараж — как один из проектов этого объединения. Никто ни за что не платит. Кто-то делает апгрейд велосипеда, и ненужные, но хорошие детали приносит сюда. Бывает, целый велосипед приносят, но уже изношенный.
Зимой мастерская работает не каждый день. Пару вечеров в неделю кто-то бывает, а в сезон собирается по 20−30 человек. Чаще всего в гараже можно застать 5−6 велолюбителей.
— Сюда может приехать любой велосипедист или тот, кто хочет им стать, — рассказывает Джон. — У нас есть велошкола. Есть проект «Добры Ровар», который получает велосипеды в дар и распределяет их между теми, кто не может их купить: в детские дома или еще куда-то.
Как и автомобили, велосипеды больше страдают зимой — от соли, песка.
Кстати, в мастерской строгий запрет на употребление алкоголя.
Фрид, саксофонист. Гараж как репточка
Репточка — сокращение от репетиционной точки. Место, где собираются музыканты, — в гаражном кооперативе в районе улицы Некрасова. Машины здесь не было уже несколько лет.
— Это не мой гараж, а моей знакомой, — рассказывает Фрид. — Она диджей, я иногда с ней выступаю, а гараж — наша репетиционная база.
За те пару лет, что Фрид здесь репетирует, гараж по прямому назначению ни разу не использовался.
— Его для репетиций сразу несколько групп использовали, а чтобы не было шума, мы его даже обшили звукоизоляцией, — вспоминает саксофонист.
Музыкант говорит, что играть в гараже прикольно, но неудобно. Зимой — холодно, летом — очень жарко. Но на музыку за это время никто не жаловался.
Светлана Курейчик, владелица ретро-москвича. Машина досталась от отца
— Мой папа был убежденным москвичеводом. Перед смертью он очень переживал, что же будет с любимой машиной, и я пообещала, что позабочусь о ней, — рассказывает Светлана.
Через месяц после смерти отца Светлана получила права и села за руль папиной машины.
— Первое время конечно, было тяжело, в автошколе учились на иномарке, а тут, с москвичом нужна сноровка, но в нем я чувствовала, что отец рядом, так что этот автомобиль для меня живой, говорит Светлана. — Он это я. Когда сажусь за руль, мы превращаемся с машиной в единое целое: я чувствую мотор и каждый камешек, на который она наехала. А вон та машина (показывает на современный автомобиль) — вообще ее не понимаю.
Зимует Москвич в гараже, а вот за теплый сезон проходит по 15 тысяч километров, на выходных Светлана ездит по всей стране. 600−700 км в день — не проблема. Правда такие поездки обходятся недешево, машина «кушает» много топлива.
— Около 600 долларов уходит только на бензин за летний сезон, но оно того стоит, — рассказывает москвичевод. — Такого удовольствия, как от езды на москвиче, я больше ни от чего не получаю. Люди, конечно удивляются, когда меня видят за рулем. Ждут ведь увидеть дедушку, а тут я. Разговаривают на светофорах, пытаются купить, так что я получаю море позитива от езды.
Дмитрий Курганов, стронгмен. Гараж — тренировочный зал
Минчанин Димитрий Курганов ходит в гараж раз в неделю. Но не ремонтировать автомобиль, а тренироваться. Потому что в гараже нет места для машины. Зато есть покрышка для кантовки самосвала, «чемоданы» весом по 100 килограмм, отточенные камни и гантель, которую в Беларуси поднимали всего три человека.
Тренировки Дмитрия соседям по кооперативу сложно не заметить: каждое воскресенье открываются двери и возле них вырастает диковинный спортзал. Атлеты арендуют гараж и в нем хранят свой неподъемный инвентарь: груженый колодец из бревен может весить около 500 кг, здесь же неубиваемые покрышки «от боинга» и пивные кеги по 90−110 кг.
Дмитрий Курганов здесь главный. Ему 49 лет, и он стронгмен. Больше 30 лет атлет занимается «железом», чуть меньше — силовым экстримом. Это тот самый вид состязаний, в котором спортсмены показывают что-то необычное — сдвигают с места самосвалы, поднимают тяжеленные камни, носят на себе по несколько человек. Одним словом — показывают свои сверхспособности. Хотя сам Дмитрий сверхчеловеческих чувств по этому поводу не испытает: для него поднимать тяжелый вес — это бороться с наступающей старостью.
Алексей Дубровский, скульптор. Гараж — мастерская
После переезда из Франции вместе с супругой Алексей увлекся созданием скульптур из гаек. Сейчас это модная тенденция в современном дизайне. Такие скульптуры можно встретить в художественных галереях по всему миру и стоят они недешево. Белорусские арт-объекты появляются на свет в одном из минских гаражей.
Во Франции в наследство от отчима Алексею досталось кузнечная мастерская. Там он ковал ограды, а переехав с женой в Беларусь, решил делать скульптуры из гаек.
— Первое, что попробовал сделать, — свое лицо, — рассказывает скульптор. — Потом — лицо жены Ксении. Стал добавлять затылок, грудь, усложнять композицию. Получались бюсты. На изготовление одного может уйти месяц работы, на портрет — недели две. На бумаге ничего не зарисовываю, держу все в голове. Варю гайка к гайке как сумасшедший целыми днями, даже до конца не знаю, как все выйдет. Если делаю чей-то портрет, то беру фотографию, распечатываю ее, вешаю на стену и по ней варю.
За четыре года мастер продал около 50 работ. Алексей рассказывает, что в среднем нового хозяина находит одна работа в месяц. Его работы выставлены в художественных галереях «Арт Хаус» в ТРЦ Dana Mall и «Мастацтва» на проспекте Независимости недалеко от Главпочтамта. Но в основном покупают через интернет.
— Сейчас это основная моя работа. Если появляются какие-то другие, то я и за них берусь. Например, мой друг ставит двери, а я ему помогаю. Бывает, что так зарабатываю даже больше, чем творчеством. Но творчество — это то, что мне действительно нравится, то, к чему меня тянет. Чтобы цены на фигуры пошли вверх, нужно, чтобы ими заинтересовались коллекционеры. Надеюсь, что это все произойдет при моей жизни.
— Бюсты стоят в районе 1500 долларов, лица — 500−600 долларов. Цена зависит не только от времени работы, но и интереса, востребованности.
— Один раз у меня был крупный заказ из Англии: десять черепов с сигаретой, вспоминает Алексей. — Эти работы так и называются: «Курение убивает». Директор расставил их в курилке офиса. Но самые дорогие свои работы я не продаю. «Боба Марли», «Спасителя мира» не отдам даже за три-четыре тысячи долларов. Надеюсь, что у меня будет выставка, где смогу их представить.
