Не прошло и сорок дней…

Недавно Президент во всеуслышание опять говорил о необходимости за строкой административных документов видеть человека и его судьбу. Насколько это важно, на днях убедилась, услышав житейскую историю из уст давно знакомых мне людей.

Если бы ее поведал кто-то сторонний, решила бы, что пересказывает сюжет кинофильма. Но передо мной – Нина Павловна, месяц назад похоронившая 39-летнюю дочь Надю, и Светлана – внучка, студентка 6 курса медуниверситета. Им очень тяжело в прошедшем времени говорить о самом близком человеке, которого внезапная болезнь сожгла за считанные дни.
Впервые непонятная хворь проявила себя в ноябре, сразу после свадьбы Светланы: ее матери сделали срочную операцию в Бресте, 12 дней Надя провела в коме и ушла, не приходя в соз­нание.
В эти черные для ее семьи дни траура есть светлый лучик – полуторагодовая девочка, сестра Светланы, которую Надежда родила вопреки тому, что мужчина, с которым она встречалась, жестко требовал, чтобы ребенок исчез, настаивал на аборте. На четвертом месяце беременности Нади этот человек – у него в бывшей семье двое детей 19-и и 13-и лет – улетучился из ее жизни.
Надежду, которая работала до самых родов (у нее был небольшой бизнес), поддерживала ее семья. Близкие ей люди встречали ее из роддома, полюбили девочку еще до ее рождения. Так называемому папе ребенок был не нужен. Однако из наилучших побуждений в документах о его рождении Надя указала имя биологического отца малышки. Но ему это было «до лампочки». И когда выявилось, что у девочки проб­лемы с сердечком и нужны средства на лечение, алименты с «от­ца», который платит их и на одного из сыновей от прежнего брака, пришлось выбивать через суд. Надежда поняла свою ошибку, собиралась официально вернуть прочерк в строку «отец», о чем не раз говорила родным, но не успела это сделать.

Когда она внезапно слегла, и исход после операции был предсказуемым, Николай материализовался в квартире как заботливый «папаша» и «муж» (так он представлялся медикам и социальной службе, хотя вместе с Надей никогда не жил, не имел в квартире ни тапок, ни ключа). Начал демонстрировать заботу и неутешное горе, силой пытаясь заменить у предсмертного ложа Надежды ее мать и старшую дочку. Дошло до рукоприк­ладства, когда пытался вытолкать Нину Павловну за дверь, чтобы в одиночку «ухаживать» за малышкой. Более того, взял больничный для ухода за ребенком, хотя бабушка в помощь нанимала опытную няню…
Войдя в роль, он начал открыто интересоваться у Светланы, какая доля наследства будет причитаться малышке после смерти ее матери. Был расстроен, когда узнал, что собственником данной квартиры является Нина Павловна. Но знал, что есть еще почти достроенный Надеждой дом в черте города, есть машина и бизнес, пусть и скромный. Знает, что ребенка ждет весомый социальный пакет, а лично его – если будет иметь статус опекуна – еще и снятие платежей по алиментам. Сплошные выгоды. И еще до похорон он активно занялся сбором подтверждений своего участия в рождении и воспитании дочки.
Семья Надежды, понимая, к чему все это ведет, заверила новоиспеченного папу, что не будет препятствовать его общению с дочкой, что будут строго блюсти его право, – только бы он оставил девочку в родной для нее семье, где ее бесконечно любят. Но не тут-то было: корысть затмевает разум. И сегодня скорбь близких покойной – вперемешку со сбором справок, заключений, новых обращений по инс­танциям. А там разговор короткий: запись об отцовстве – главное; другое дело, мол, если начнет издеваться над ребенком…
Николай уже обратился в суд с иском определить место жительства малышки с ним. Хотя еще и сам не знает, куда повезет ее: то ли в свою предыдущую семью, где его прежняя жена, двое сыновей и угол для детской кроватки, то ли к своей маме, которая вместе с бывшей невесткой осыпала проклятиями еще не родившуюся внучку и ее мать. Записи этих «бесед» сохранились.

Семья Надежды готовится к судебным тяжбам, ибо все еще наталкивается на стену неприятия их взываний – вникнуть в ситуацию и принять решение о наилучшей защите интересов ребенка сердцем, а не строчкой статьи закона, который не может предвидеть все перипетии нашей жизни. Об этом не раз говорил Президент, подтверждая стремление к непредвзятос­ти принятием волевых решений, хотя и не бесспорных по букве закона, но справедливых.
Семья малышки не может представить, как она, с нездоровым сердечком, окажется там, где никому не будет дела до того, что у ребенка в любое время суток могут резко подняться температура и посинеть ногти, что у ее кроватки надо быть и ночью, что у нее аллергия на некоторые продукты… И запись в строке «отец» ничего не изменит. Нина Павловна видела цикл передач Андрея Малахова, в которых во весь рост встала проб­лема под названием «Я – урод». Хотя ее предыстория была «по закону», а любящая бабушка встречалась со внуком тайком. Знает, чем это закончилось…
Надеюсь, вы дочитали эту незавершенную быль, имена в которой изменены. И, как думаете, где лучше будет полуторагодовой девочке: с искренне любящей ее старшей сестрой (врачом по профессии) и бабушкой, которая ду­ши в ней не чает, или с остальными? Может, знаете подобный прецедент? Как завершилась такая история, что делать, есть ли надежда на справедливость?

Галина НОВИК.

Ждем ваших откликов в наших социальных сетях ВКонтакте и «Одноклассники».
Фото носит иллюстративный характер.