«Деревня здесь - очаг культуры и традиций». Рассказ белоруски о жизни в Новой Зеландии

Фотографа-документалиста Татьяну Чипсанову жизнь заводила в разные уголки планеты. Она родилась в Бобруйске, училась в минском БГАТУ, поехала в Шотландию по студенческому обмену, а затем в Великобританию, чтобы выучить английский язык.

Познакомилась там с будущим мужем и переехала в Бразилию. А сейчас Татьяна с дочерью живет в Новой Зеландии. Месяц назад ее фотопроект о жизни семьи Тепа маорийского племени тюхое победил в конкурсе престижного новозеландского журнала New Zealand Geographic в номинации «Лучшая фотоистория». О том, как живется на «краю света», и неожиданном «удочерении» старейшиной племени Татьяна рассказывает в проекте «Наши за границей».

О переездах

Когда я училась в Минске, в БГАТУ, по студенческой программе я ездила в Шотландию, вернулась в Минск и поняла, что хочу хорошо выучить английский язык в стране, где на нем говорят, поэтому через год я отправилась в Лондон на языковые курсы. И так получилось, что я задержалась там на три года. Я познакомилась там со своими будущим мужем, он из Бразилии, у него есть маленький сын, который скучал по папе. Я отправилась за ним, потом у нас родилась дочь. А 11 лет назад мы переехали в Новую Зеландию, сначала 8 лет жили в столице — в Веллингтоне, а последние 3 года живем в Нельсоне, это небольшой город на северном побережье южного острова.

Почему именно Новая Зеландия? Когда мы жили в Бразилии и думали о переезде, то рассматривали вариант жизни в Беларуси. Муж даже получил предложение о работе — открыть ресторан в Минске, но не было гарантии, что ему дадут рабочую визу. Но неожиданно появилась возможность переехать в Новую Зеландию. Мы готовились заранее: я нашла работу и университет, муж за несколько месяцев поехал «на разведку», я тогда была с маленьким ребенком — дочке не было и года. Муж тогда нашел нам квартиру, а визовые условия тогда были проще. Да и вообще, тогда Новая Зеландия была довольно открытой страной, так что процесс переезда не был тяжелым.

— Что вы знали о стране до переезда? Сложно было адаптироваться в первое время?

— Когда я жила в Лондоне, моей соседкой по квартире была девушка из Новой Зеландии, к слову — из Нельсона. Она много рассказывала о своей стране, мы до сих пор лучшие подруги, так что кое-что я уже знала и переезжать было не так страшно. Мой первый шок — климатический: из жаркой тропической Бразилии мы переехали сначала в Веллингтон, это классный город, но ветра там сумасшедшие! Мы там оказались как раз в июле — а в Новой Зеландии это уже зима, постоянно дул сильный ветер с Антарктики. Но когда немного акклиматизировались, все стало хорошо. Сначала я работала в Национальном архиве в Веллингтоне, а сейчас в Нельсоне я работаю с культурным и историческим наследием в Nelson Provincial Museum.

Об образовании и фотографии

— В Минске я училась на экономиста, но никогда не работала по специальности, хотя сейчас образование в какой-то мере помогает. Моя специализация связана с автоматизацией процессов в производстве, половина предметов в университете связана с программированием. Сейчас в музее я работаю в числе прочего с цифровыми архивами и учу языки программирования для этого. А еще белорусский диплом мне дал возможность сейчас получать postgraduate degree. Но нужно сказать, что я всю жизнь старалась где-то учиться: в Бразилии ходила на курсы, сейчас учусь в политехническом университете, работа в музее — это тоже постоянное обучение.

Фотографировать я начала около 15 лет назад. Еще во время учебы в Лондоне вместе с новозеландской подругой мы путешествовали по островам Шотландии. У нее был зеркальный фотоаппарат, и она дала мне им воспользоваться — с того момента я полюбила фотографию. Никогда не думала, что стану фотографом, мне просто очень понравилось снимать. В Бразилии я начала интересоваться антропологией и фотографировала коренных жителей — племя тупинамба. Переехав в Новую Зеландию и устроившись на работу в Национальный архив, я познакомилась с представителями маорийского племени тюхое, которые занимались оцифровкой своего исторического наследия в архиве, и я занималась тем же. Они всегда держались в стороне в наших staffroom, но меня стали приглашать вместе обедать, мы много разговаривали, я рассказала о том, что интересуюсь историей и археологией и что была бы рада узнать об их жизни больше. В их команде была женщина — Вайтанги Тепа — мы с ней очень подружились.

В 2013 году я решила учиться фотографии и поступила в университет, длительность обучения — один год, но так как это было part time study, я проучилась два года. Мне нравилось учиться, поэтому я «растянула удовольствие». Тем более что в университете был свободный доступ к фотостудиям, технике и преподавателям. В работе над своим студенческим проектом я попросила помощи у Вайтанги, я снимала ее в студии, пыталась узнать что-то о ней и жизни коренного населения Новой Зеландии через фотографию. Тогда она и пригласила меня к себе в деревню — Руатоки, чтобы познакомить со своей семьей Тепа и жизнью племени тюхое. Еще я многое узнала о тюхое, участвуя в научных антропологических проектах. Моими работами заинтересовался маорийский ученый антрополог Джэйд Поунаму Ейкман (Jade Pounamu Aikman) из Австралийского государственного университета. Я несколько лет участвовала в его полевых поездках, а сейчас мы вместе работаем над книгой с его исследованиями и моими фотографиями о тюхое.

О племени тюхое, жизни семьи Тепа и «удочерении»

Тюхое — одно из племен коренного новозеландского населения — маори. Каждое племя — отдельная мини-страна со своей территорией, традициями, культурой, даже языки отличаются. Тюхое называют себя не просто одним из племен, но отдельным народом. Мы говорили по-английски. Молодежь в основном говорит только по-английски, но старшее поколение часто переходит на маорийский, так что я не понимала, о чем они между собой говорят. Тюхое — одно из последних племен, в котором сохранился маорийский язык, потому что в середине 20 века он был на грани исчезновения, именно тюхое начали его возрождение и сейчас стараются сохранить от вымирания. В школах дети говорят на маорийском, но дома — пока больше по-английски.

У тюхое интересная история. В 1840 году Великобритания подписала Договор Вайтанги со всеми племенами маори, кроме тюхое: до них они просто не доехали и про племя вообще было мало что известно. Но в 1845—1846 годах начались так называемые Новозеландские земельные войны, продлившиеся почти 30 лет, и тогда про тюхое узнали сразу в контексте того, что они будто бы поддерживали повстанцев. Это племя всегда трепетно относилось к своей независимости, и вот сейчас они пытаются свою независимость зафиксировать чуть ли не юридически, то есть сделать мини-государство в государстве.

Нужно сказать, что правительство их в этом поддерживает в какой-то мере. Например, недавно в их распоряжение правительство передало Национальный парк Те Уревера — самый старый национальный парк в Новой Зеландии, и тюхое добились того, что парк наделили правами человека, то есть здесь лес может защищать себя в суде, это первый такой случай в Новой Зеландии. То же самое — с рекой Фангануи: это первая в мире река, получившая права человека. Почему для них это важно? Потому что парк и реку они считают живыми существами, и даже более того — своими предками, это не просто часть их культурного наследия, для них природа — нерушимая связь с прошлым. Тюхое считают, что произошли от полинезийских переселенцев, но до их приезда на этом месте (на месте парка) уже жил кто-то, это были духи леса, поэтому они называют себя «детьми тумана» (туман, что стелется в лесу). Маорийские племена хорошо знают свою генеалогию, но только тюхое знают свою родословную от самого основания, и самое важное то, что у них ведь не было письменности долго и всю свою историю они передают из уст в уста, просто заучивают на память.

— Как вышло, что вас с дочкой удочерила семья Тепа?

— Конечно, «удочерение» здесь не то же самое, что в европейской традиции. Это скорее просто название. Здесь есть такой ритуал — фангай. Это значит, что ребенка здесь могут воспитывать не только биологические родители, но и бабушки-дедушки становятся мамами-папами, и даже не обязательно наличие каких-то кровных связей. Это тот случай, когда ребенка «воспитывает вся деревня». Это, вероятно, традиция, сохранившаяся с древних времен, для того чтобы просто было легче растить маленьких детей. А еще старшее поколение усыновляет детей для того, чтобы передавать им знания о традициях и культуре. Интересно то, что передаются не все знания всем, а выборочно. То есть взрослые определяют, какие у ребенка способности, и в зависимости от этого передают им определенный набор знаний о традиционной культуре.

Почему семья Тепа «удочерила» нас с дочкой трудно сказать, но это было очень неожиданно. В 2010 году я первый раз приехала в Руаторки, тогда же старейшина племени на дне рождения одной из жительниц просто встал и сказал по-маорийски, что удочеряет нас. Я ничего не поняла, мне потом перевели это на английский. Я думаю, что это просто формальность, потому что мы так часто приезжали и нужно было обозначить наш статус перед соседями. На въезде в Руатоки, деревню, где живет семья Тепа, висит табличка, на которой написано, что тот, кто без разрешения пересечет границу, будет ими съеден, такая шутка. Поэтому наше «удочерение» — это скорее включение в категорию «свои».

— Насколько сильно жизнь семьи Тепа отличается от жизни белорусской семьи? Есть ли какие-то параллели?

— Тепа живут в деревне, и что меня удивляет — деревня жива, там много детей, молодежи, у нее есть будущее! Деревня здесь — очаг культуры и традиций, и в этом есть жизнь. А белорусская деревня умирает, там остаются одни старики. Маорийцы держатся за свои деревни, потому что в них связь с прошлым, с их предками, для них в этом сила.

— Молодежь не уезжает из деревни?

— Уезжают на учебу в большие города, они хотят посмотреть мир, поучиться, но потом возвращаются. Взрослое население тоже уезжает в столицу на заработки. Просто есть большая проблема: в парке Те Уревера нет дороги, правительство не сдержало своих обещаний и не построило нормальных дорог, поэтому туда можно доехать только на лошадях или внедорожниках. Но даже на лошадях нужно ехать несколько дней, и далеко не каждый внедорожник там проедет. Нет дорог — нет развития экономики, людям негде работать, поэтому и уезжают на заработки.

 

Те, кто остался в деревне, помогают правительству в защите парка от invasive species (животные, которых завезли европейцы), охотятся на них, ставят ловушки и получают за это деньги. Также очищают парк от завезенных европейцами пород деревьев. Парк для них — священный. Еще они строят первую в стране экологическую деревню и экодорогу через часть парка. Некоторые занимаются производством меда — мед из цветов дерева манука самый дорогой в мире. А у семьи Тепа молочная ферма, они занимаются производством органической молочной продукции.

О жизни в Новой Зеландии

— На одной из ваших фотографий в проекте, который победил в конкурсе New Zealand Geographic, на обуви девочки надпись «grl pwr», да и на большинстве фотографий практически одни девушки. Это случайно не матриархальное общество?

— Феминистическое движение — важная часть исторического развития Новой Зеландии. Новозеландские женщины, по-моему, первые в мире добились права принимать участие в выборах, то есть голосовать, так что да, мне кажется, что Новая Зеландия — одна из самых передовых стран в этом отношении.

— В вашем инстаграме есть фотографии с выступления Pussy Riot, как они оказались в Новой Зеландии?

— Они были с концертами в Австралии и должны были отправиться в Бразилию, но там как раз тогда поменялось правительство и не сложилось. Новозеландцы обожают Pussy Riot, они почти герои здесь. Просто Новая Зеландия — это страна, где люди постоянно выходят на улицы с протестами, это уже часть новозеландской культуры — постоянно протестовать и писать петиции, и главное, что это работает. Так что Pussy Riot для них настоящие кумиры. Новозеландцы просто собрались деньгами, все организовали сами, нашли площадки, волонтеров и очень попросили их приехать. Так и получилось.

— Бываете на родине?

— Почти не бываю, но очень хочу приехать и фотографировать. Здорово было бы принять участие в каком-нибудь культурном проекте в Беларуси, чтобы побыть там подольше.

Хотела бы изучить историю своей семьи, поднять архивы, найти свои корни. Маори вдохновили. Я ведь ничего о себе не знаю и думаю, что это такая наша общая белорусская проблема: мы не знаем своих корней. Максимум, что мы знаем, — имена прабабушки и прадедушки. А дальше? Тюхое в устной форме сохранили свою почти двухтысячелетнюю историю, а у нас нет этой памяти. Связь с прошлым разорвана, поэтому я хочу узнать побольше про свою семью и хочу, конечно, надолго приехать в Беларусь, чтобы была возможность заняться этим.