"Власть вплотную подвела страну к тумблеру социального взрыва"
13.11.2019 11:00
—
Разное
История о том, как подполковник милиции, старший оперуполномоченный по особо важным делам Центрального РУВД Минска Николай Козлов стал известным оппозиционером, многим известна, пересказывать ее еще раз смысла нет...
И все же мой первый вопрос был именно об этом.
— К моменту увольнения в 2008 году я разочаровался в милицейской службе. Как и многие другие, считаю, что в милиции произошла смена главных ориентиров, этакое перерождение, — рассказывает Николай. — За другие службы говорить не буду, я сужу по уголовному розыску, в котором работал.
Если раньше считалось, что борьба с криминалом должна доминировать над всеми другими составляющими, то теперь на первые роли вышло все, связанное с политикой. В начальники начали все чаще приходить не профессионалы. Произошла своеобразная смена ориентиров.
Для некоторых из милицейских чинов противостояние преступникам, убийцам, бандитам стало менее значимым, чем обеспечение политических мероприятий с участием высоких чиновников. Даже если это просто игра в хоккей…
— Как говорится, свежий взгляд всегда объективнее шаблонов. Что больше всего понравилось в оппозиции?
— Ничего экстраординарного я здесь не ожидал. Для того чтобы человеку что-то понравилось или не понравилось, нужно, чтобы у него были соответствующие ожидания. У меня их не было.
Анатолий Лебедько, с которым я тогда познакомился, человек порядочный и честный, мне понравился, и я подумал, что ничего худого в том, что буду членом Объединенной гражданской партии, нет.
— Уже больше года, кроме Минской городской организации, ты возглавляешь всю ОГП. Не хочется избавиться от приставки «и.о.»?
— Честно говоря, меня это не напрягает. Для подобных вещей у нас есть отчетно-выборные съезды. В их преддверии и заявляют о своих амбициях. Я бы не хотел возглавить партию вне существующей процедуры.
От упомянутой приставки можно было избавиться и на недавнем внеочередном съезде, который стал по сути техническим. Были люди, которые именно это и предлагали, но я терпеливо объяснял им свою позицию. Мне не нравится действовать за рамками существующих правил.
В следующем году будет отчетно-выборный съезд ОГП. Может, появятся еще желающие, и тогда вместе с конкурентами я пройду все необходимые этапы, включая поездки по регионам.
Я не из тех, кто жаждет власти любой ценой. Побеждать надо честно.
— Доводилось слышать, что, мол, реально ОГП руководит Лебедько, а ты во всем его слушаешься и во всем поддерживаешь. Это так?
— Я тоже подобное слышал.
Я не во всем согласен с Лебедько, хотя, действительно, часто обращаюсь к нему за советами: к партийной должности я абсолютно не готовился — так сложились обстоятельства. Поэтому я советуюсь не только с Лебедько, но и с Александром Добровольским, Львом Марголиным… У нас в партии достаточно много профессионалов.
Все принципиальные вопросы в ОГП решаются на политсовете партии, куда кроме меня входит еще 17 человек.
— Раньше оппозиционеров поддерживали тысячи людей, а теперь цифры поддержки намного меньше. Но ведь те люди и их протестное настроение никуда не делись.
Не пора ли оппозиционерам не только бороться, но и побеждать? Что в оппозиции делается не так?
— Наверное, в чем-то мы действительно ошибаемся, не все делаем правильно. Безусловно, те, кто придерживается свободомыслия, никуда не делись. На мой взгляд, они просто потеряли надежду что-то изменить. Я давно заметил: есть разница между реакцией людей на оппозиционные пикеты и эмоциями, когда к ним приходишь домой.
К пикетам люди подходят осознанно, для них важно неким образом обозначить, зафиксировать свою позицию. Похожие чувства я испытывал сам, когда вступал в ОГП. Если до этого была моя личная борьба, то вступлением в партию я публично зафиксировал свою позицию. Я просто дал понять, по какую сторону баррикад нахожусь, обозначил это предельно однозначно. Вот и все.
Точно так же и с теми, кто сейчас подходит к пикетам оппозиционеров. Они фиксируют свое отношение к происходящему, принципиально нас поддерживают, но не все готовы что-то конкретное делать. По моему убеждению, это происходит из-за тотального неверия в возможность перемен. Люди не видят никаких перспектив.
Во время поквартирного обхода это неверие проявляется еще более рельефно. Люди вообще ничего не хотят и ни во что не верят, некоторые просто захлопывают у вас перед носом дверь, заслышав о выборах.
С другой стороны, большинство искренне возмущены нашими реалиями и согласны, что необходимо что-то менять. Увы, дальше этого осознания дело не идет.
Что точно удалось власти, так это вселить в людей безнадегу. Лишь декрет о «тунеядцах» смог вытолкнуть некоторых из них на улицу. Да и то только потому, что его восприняли как предельно наглое и откровенное залезание власти в карманы граждан. А все, что носит опосредованный характер, большинство обывателей не волнует. Я думаю, что они этих проблем не замечают.
Возьмем подорожание топлива. Когда вначале это сделали резко, автомобилисты сразу «забибикали», а когда стали добавлять по копейке — перестали протестовать.
Считаю, что нынешняя власть коррумпирована насквозь, и сдерживает ее только боязнь перейти некую грань. Сегодня чиновники действуют, что называется, тихой сапой. В одном месте что-то отщипнули у людей, в другом, в третьем…
Вроде незаметно, но в конечном итоге поставленная ими цель достигается. Еще вчера на определенную сумму можно было жить, а сегодня ее уже не хватает на самое элементарное.
Политологи сейчас дружно говорят, что все может закончиться социальным взрывом. Что конкретно может стать детонатором, точно не знает никто. Власть вплотную подвела страну к этому тумблеру, он может «щелкнуть» в любую минуту, сомнений в этом нет ни у кого. В том числе и у самой власти.
В этой связи я очень опасаюсь за суверенитет и независимость нашей страны. Некоторые уповают на гаранта. Для меня это совсем не очевидно…
— По жизни ты оптимист или пессимист?
— Ох, не знаю…
Наверное, все зависит от конкретной ситуации. Когда я стою в пикете, чувствую оптимизм. Когда ходишь по квартирам — безнадега. И то, и другое объединяет желание перемен. Однозначно только то, что все уже устали от такой жизни.