Пять несчастливых браков, обида на родной Харьков и ссора с дочерью. Что пережила Людмила Гурченко
Весной 2011-го не стало великой Людмилы Гурченко: у актрисы остановилось сердце. Ей было 76 лет. Сегодня, в день рождения любимой нами Раисы Захаровны из «Любовь и голуби» и Леночки из «Карнавальной ночи», LADY вспоминает о том, как она жила, кого любила и почему не общалась с собственной дочерью.
О тяжелом детстве
Детство и юность Люси пришлись на военные годы. Отец ушел на фронт. Молодая мать (на тот момент ей было всего лишь 24) не имела профессии и с трудом могла прокормить ребенка. Тем более — в условиях оккупированного немцами Харькова. Семья Гурченко едва сводила концы с концами.
— К счастью, Люся уже тогда так хорошо пела, что ей за выступления нет-нет да и отрезали кусок хлеба, наливали тарелку супа, — вспоминала нынешний директор харьковской гимназии. С Гурченко она познакомилась, когда та была на гастролях в родном городе.
— Ну а у кого в Харькове в 1941 году была еда? У немцев. Вот Люся и ходила к немецкой части, пела песни. Причем на немецком языке. Поскольку в кинотеатрах тогда крутились немецкие фильмы, песни из них Люся просто выучила на слух, не вдаваясь в смысл. Солдаты, скучавшие по дому, были в восторге! Заработанного хватало и Люсе, и матери. Так они и прожили почти два года оккупации.
Правда, потом Люсе за это еще не раз доставалось: одноклассники за спиной называли ее «немецкой овчаркой».
О культовой «Карнавальной ночи»
Сегодня в роли Леночки Крыловой сложно представить кого-то, кроме Людмилы Марковны. Но режиссер картины Эльдар Рязанов считал иначе. И поначалу Гурченко не утвердил. А когда все же согласовал ее кандидатуру, стали возмущаться другие члены команды.
«С оператором у нас сразу не сложилось, он позволял себе реплики типа: „Да у нее ж под глазами черно, как в желудке после черного кофе! Как ее снимать?“ — рассказывала актриса. — Я чуть не в слезы. Вот так начинала. Но постепенно все привыкли, в меня поверили… Ну а дальше был успех! А почему — никто не понимал, просто в правильное время фильм вышел. И у меня случился вертикальный взлет… Вертикальный, сразу! Вчера студенточка, сегодня актриса, которую знает вся страна».
Однако этот самый взлет, как говорила сама Гурченко, обернулся стремительным падением.
«Вот представьте: съемки кончились и я в своем пальтишке езжу на троллейбусе в институт. Живу как обычный человек. Безотказная девочка, я бегала всюду, куда позовут. Про деньги даже не спрашивала. Но однажды ко мне подошел администратор и протянул конверт. Я думала — там письмо. А когда дома распечатала, оказалось, деньги. А хозяйка квартиры говорит: „Наконец-то догадались! Тебе же нужно на что-то жить…“. И таких конвертов было потом, может, десятка два. Эти деньги помогали выжить. Но в итоге меня вызвал редактор одной газеты и объяснил, что это какие-то левые концерты и неправильные администраторы, которые действуют незаконным путем. А я — артист-бесставочник, потому что еще учусь, мне по закону вообще не положена оплата. Я сказала: „Хорошо! Все поняла. Больше никогда“. Но на следующий день в этой газете появился фельетон „Чечетка налево“ об артисточке, которая берет голубые конверты, рубит, значит, бабло направо и налево. И все!».
Артистка признавалась: самой обидной для нее оказалась реакция земляков.
«Когда начались статьи эти всякие про мое аморальное поведение, про левые концерты — именно из Харькова, от земляков, я получала письма с таким содержанием: „Вы опозорили наш город“, „Мы больше не пойдем смотреть ваши фильмы“, „Выскочка!“. Какие-то жуткие слова, жуткие… А главное, мои родители вдруг стали на виду, на свету. Вот всем вдруг они стали интересны! Люди приходили, стучали в дверь — просто посмотреть. А мы жили в полуподвале. Койка с сеткой, на ней матрас. Ну очень просто жили. Люди удивлялись. Они думали, я день и ночь хожу в шикарном платье, с муфточкой на руках. Они вообще не понимали, что жизнь у меня такая же, как и у них».
Дошло до того, что я стала стесняться называть свою фамилию. И с тех пор взяла на вооружение фразу: «Прощай, любимый город». Он любимый, родной, но люди… С людьми сложно!"
О мужьях
В советские времена постоянно жениться и разводиться было как-то не принято. Но Людмилу Марковну это не слишком беспокоило: за всю свою жизнь она сменила 5 мужей.
Ее первым супругом стал режиссер Василий Ордынский. Любви как таковой в этом браке не было: Люся считала, что Ордынский может помочь ей с карьерой, и потому согласилась выйти замуж. Но при первой же попытке мужа протолкнуть ее в большой кинематограф актрису забраковал худсовет. Гурченко собрала вещи — и была такова.
Второй муж — Борис Андроникашвили — прожил с Людмилой всего лишь два года. Борис был красив и, похоже, влюблен лишь в себя. Едва у пары родилась дочь Маша, он стал пропадать с друзьями. И, говорят, даже изменял супруге.
Та же история случилась и с третьим браком: сын писателя, Александр Фадеев — младший, оказался редкостным гулякой. Позже Люся не раз назовет этот союз своей большой ошибкой.
В четвертый раз Гурченко пошла под венец с Иосифом Кобзоном. На вопрос о том, как ей было в этом браке, незадолго до собственной смерти отвечала: «Да что Кобзон? Мы даже толком и не жили вместе. У него своя квартира, у меня своя. Как сошлись, так и разошлись».
Пятый муж — Константин Купервейс — хоть и не был супругом официально, но задержался в жизни Людочки надолго: почти на два десятка лет. Тем больнее актрисе было узнать, что у любимого и, казалось, надежного мужчины есть роман на стороне.
Последним супругом Людмилы Марковны стал Сергей Сенин — кинопродюсер на 26 лет младше ее. С ним Гурченко прожила в радости до самой смерти.
«Я всегда была беззащитна, а с моим мужем Сергеем я чувствую себя защищенной. Он меня закрывает от ударов. Оберегает, следит. Смотрит на меня из-за кулисы и потом говорит: «Люсь, что у тебя с ногой?», а я отвечаю: «А что у меня такого с ногой?" — и волей-неволей уже начинаешь подхрамывать, и вот он уже рядом, готовый помочь» — делилась она.
О дочери
Говорят, Гурченко боготворила своего отца. И потому всегда мечтала о сыне: чтобы назвать его Марком, в честь деда. Но жизнь распорядилась иначе: у Людмилы Марковны родилась дочь.
«Во время школьных каникул я брала дочь с собой на гастроли, — рассказывала актриса в одном из интервью. — Ночью мы спали с ней, тесно прижавшись друг к другу в холодной кровати очередного гостиничного номера. Днем ходили на базар, в магазины. А вечером на концерт. Она сидела за кулисами, в уголочке, закутанная и притихшая, внимательно наблюдая за жизнью на сцене и за кулисами. Она знала всех администраторов, схватывала на лету реплики, в которых чувствовалась ирония, юмор, явные или скрытые намеки».
Гурченко надеялась, что девочка вырастет артисткой, как мама. Но Маша видела свою жизнь иначе. И все время перечила родительнице.
«Первое время мама пыталась заставить меня что-то изменить в себе, но у нее ничего не получалось. Я все делала наперекор, — вспоминала Маша. — А она слишком быстро раздражалась, эмоции захлестывали, она кипятилась, кричала, наверное, поэтому результата ее слова не имели, а потом она махнула на меня рукой».
Выпорхнув из-под материнского крыла, Маша практически перестала общаться с Людмилой Марковной. Поначалу Гурченко стремилась это исправить. А потом узнала о трагической смерти собственного внука — но не от дочери, а от мимо проходившего соседа — и прекратила попытки помириться с Машей. Так обе лелеяли обиду, каждая свою, вплоть до ухода Гурченко из жизни.