«Теперь лучше понимаю родителей». История клоуна из Нью-Йорка, который шестой раз приехал в Беларусь
Гарри Резник любит придумывать себе традиции и ритуалы. В Беларуси он был шесть раз и все шесть — в Лиде обязательно выпивал чашечку кофе, в Минске на улице Раковской ел пирог, а уж если позволяло время, да и был настрой, опрокидывал рюмочку водки в кафе «Легенда» в Новогрудке. Возможно, эта любовь произрастает из глубины веков, точно Гарри не знает. Но в Новогрудке, откуда родом его отец, Ицхак, Резниками называли людей, которые занимались убоем скота для верующих людей. Профессия почетная, важная и непосредственно связанная с ритуальной жизнью еврейской общины.
А еще отец Гарри был частью знаменитого еврейского партизанского отряда Бельских — сбежал из Новогрудского гетто. Жил в лесу, участвовал в боях: в ногу получил выстрел физический, а в сердце — метафорический: встретил в лесу будущую жену, с которой прожил всю жизнь. В 1945 году, когда на короткий период советские власти разрешили выезжать за границу выходцам из Западной Беларуси, семья Резников уехала к дальним родственникам в Канаду, на скалистый остров Ньюфаундленд. Спустя десятки лет, уже будучи взрослым человеком, Гарри приехал в Беларусь, чтобы лучше понять историю жизни своих родителей.
— Мой отец принадлежал к тому типу людей, которые не любят вспоминать произошедшее во время войны. Я знал о Бельских, слышал название города во время встреч папы со своими старыми друзьями-эмигрантами, но в детали меня никогда не посвящали. Причем я даже не представлял, что Новогрудок находится в Беларуси и что это не Россия, не Польша, а независимая страна. В первый раз я сюда приехал более 20 лет назад, на встречу, которую организовал Джек Каган. Он сам сбежал из гетто и много сделал для того, чтобы потомки знали о жизни своих родителей, дедушек и бабушек.
— Здорово, что в Новогрудке открыли мемориальную стену и что можно увидеть тоннель, который своими руками три месяца рыли заключенные. Когда ты находишься в месте, где все это происходило, то рассказы людей, их истории становятся еще более реальными. Всё чувствуешь острее и погружаешься в прошлое с головой. Еще очень ценны встречи с детьми и внуками сбежавших из гетто узников. По крупицам я собираю информацию о том, в каких условиях отряд жил и что делал во время войны: три года в лесу, без еды, лекарств, в постоянной опасности, — говорит Гарри.
До войны в Новогрудке жило более 6000 евреев. Из гетто сбежало 250, и большая часть присоединилась к еврейскому отряду братьев Бельских, который действовал в Налибокской пуще. Отряд начался с 17 человек, который возглавили четыре брата Бельские, но вскоре его численность выросла до 700. Партизаны держали скот, организовали мастерские, построили пекарню, госпиталь, школу, детский сад и синагогу. Постоянно участвовали в боевых операциях. К Бельским принимали всех: и женщин, и детей, и стариков. История выживания отряда в лесу легла в основу фильма «Вызов» с Дэниелом Крейгом в главной роли, он вышел на экраны в 2008 году.
Мой брат Дэниел Крейг. Почему Голливуд снял фильм о четырех белорусских евреях
— Удивительно, но в мире до сих пор встречаются проявления антисемитизма. Например, стрельба в синагоге в Питтсбурге год назад — сколько людей погибло! К счастью, я никогда не сталкивался с ним в открытую. Но меня очень настораживают некоторые тенденции, например отрицание Холокоста. Что за чушь! Этим людям нужно просто один раз побывать в Новогрудке.
Для Гарри Новогрудок — обязательная программа посещения во время его приездов в Беларусь, но в этот раз он решил расширить географию и отправиться на малую родину Марка Шагала, в Витебск.
— Есть ли у меня что-то общее с Шагалом? Нет, это нечестный вопрос! Я отказываюсь отвечать, — смеется Гарри. — Шагал — великий художник, а я клоун, — на мгновение задумывается и добавляет: — Хотя, конечно, клоунада — это не только шоу, но и искусство, но, конечно, я не гений, а обычный артист.
Гарри действительно клоун, это его профессия, к которой он относится очень серьезно. Он учился актерскому мастерству в Лос-Анджелесе, потом переехал в Нью-Йорк, делал шоу и для взрослых, и для детей, работал на комическом шоу Дэвида Леттермана, которое выходит в эфире СBS с 1993 года.
— Уже мало выступаю, — рассказывает он, — случился инсульт, только сейчас понемногу прихожу в себя. Работа мне всегда нравилась: интересно, что некоторые люди боятся клоунов, а другие — в восторге от воздушных шаров и фокусов, которые я делаю. Очень важно понимать, с каким типом людей ты имеешь дело, и, если что-то не так, быстро сориентироваться. Каждое шоу или выступление требует тщательной подготовки: придумываю сценарий, костюмы и грим, и шутки. С юмором в последнее время стало тяжеловато из-за политкорректности… Я бы мог рассказать пару старых анекдотов, но, наверное, не буду (смеется).
Про Шагала Гарри знает немного. Хотя слышал, что он жил некоторое время в США. В Витебске в структуру музея Марка Шагала входят два здания, но сначала путешественник отправляется в дом на Покровской: именно там знаменитый художник провел свое детство и юность.
— Удивительно, что дом сохранился и пережил бомбежки, — восклицает Гарри, — это настоящее чудо. Я искал дом моих родителей в Новогрудке, в котором они жили до войны, но не нашел его. Возможно, его просто больше нет.
Смотрительница музея поясняет, что семья Шагала владела четырьмя домами на этой территории, но остальные постройки — деревянные — сгорели. В 1997 году музей начал свою работу, а до этого здесь жила семья маляра Зиновия Мейтина. Один деревянный дом удалось реконструировать, он используется для хозяйственных нужд музея.
Сперва Гарри попадает в лавку, которой управляла мать Марка Шагала Фейга-Ита — продавала селедку и бакалейные товары. Здесь собраны предметы быта конца XIX -начала XX веков.
— Мой папа после эмиграции в Канаду тоже занимался торговлей, — вспоминает Гарри. — А вот мама отлично шила, у нее были золотые руки. Так они смогли прокормить нас и стать на ноги в незнакомой стране.
Переходим в детскую. В семье Шагала было семеро детей — два мальчика и пять девочек. Музейные сотрудники собрали предметы, которые могли бы быть в комнате детей, но оригинальных вещей не сохранилось
— У меня двое детей, девочки, — рассказывает Гарри. — Старшая была в Беларуси. Я хотел, чтобы она и в эту поездку отправилась со мной, но не вышло. Мне очень хочется, чтобы дочь поддержала идею ежегодных поездок сюда, чтобы это стало нашей новой традицией.
В главном зале музея — зарисовки руки Шагала, здесь же — фото семьи. Интерьер комнат воссоздавали по эскизам художника, которые он набросал еще подростком — тренировал руку и глаз, подглядывая за домашними. На подоконнике — ханукия, восточная стена декорирована мизрахом, а на маленьком столике приютилась знаменитая швейная машинка Singer.
— Наверное, у мамы было что-то похожее, — Гарри на минуту останавливается около нее. Потом переходит в так называемую красную комнату. Раньше здесь была спальня родителей художника, а теперь — фотографии, которые рассказывают о жизненном пути витебского гения от отъезда из Витебска в Париж и до его кончины в 1985 году.
Завершаем обзор дома Шагалов кухней — ее тоже восстановили по эскизам Шагала: собрали тарелки, чашки, чайники и скатерти. После выходим в уютный музейный дворик, заросший яблонями и грушами. Гарри присаживается рядом с памятником Марку Шагалу, который установили здесь в 1998 году, чтобы немного передохнуть. Впереди еще длинный день, и увидеть в Витебске хочется многое.
— Надо бы еще сюда приехать, — говорит он. — Теперь мне даже сложно поверить, что в первый раз я с тревогой ехал сюда: слышал много стереотипных вещей о Восточной Европе, о том, что здесь криминал, чуть ли не стреляют на улицах, но на самом деле здесь безопасней, чем в Нью-Йорке. Мне бы очень хотелось, чтобы моя младшая дочь тоже увидела Беларусь, надеюсь, что смогу приехать с ней в январе.
Тамара Вершицкая, научный сотрудник, куратор музея Еврейского сопротивления в Новогрудке:
— В 1991 году в Новогрудок приехал один из участников побега из новогрудского гетто, Джек Каган. Он поразился тому, что в городе нет памятников, посвященных трагическим страницам его еврейской истории. Джек связался со мной (я работала в то время директором в историко-краеведческом музее) — и все завертелось. Год или два спустя Каган привез в Новогрудок первую группу — бывших узников гетто и их детей. Шли годы, совместными усилиями в 2007 году на базе лицея мы создали музей Еврейского сопротивления. Постоянно собирали документальные свидетельства и, самое важное, устные рассказы участников тех событий. В первые годы работы с еврейской темой мне казалось, что это никому не нужно в Беларуси, на уровне администрации города поддержки не было, скорее сталкивалась с непониманием: а почему именно еврейское сопротивление? — вспоминает Тамара Григорьевна.
— Но в этом году случился прорыв: про братьев Бельских и подвиг узников новогрудского гетто наконец-то в Беларуси заговорили. Думаю, что ничего бы не произошло, если бы не Джаред Кушнер, советник президента США и его зять. Его отец Чарльз профинансировал большую часть мемориала, который торжественно открыли в июле. Меня это очень радует, потому что наша работа наконец-то оказалась нужна не только узкому кругу лиц, но и всей стране. Причем на свою деятельность мы находим финансирование сами, — подчеркивает она.
Тамара Григорьевна не любит термин «ностальгический туризм», она считает, что туристами потомков Бельского и сбежавших из гетто называть неправильно.
— Они все-таки едут сюда по семейным делам, ими в первую очередь движет интерес к своим корням. Причем одни приезжают всего один раз, а для других такие поездки становятся традицией. Еврейские семьи, как правило, очень большие, родственники часто раскиданы по всему миру и не то что годами — десятилетиями не видят друг друга. А вот собраться раз-два в году в Беларуси на мероприятии — это важная причина для встречи. Наша страна всем нравится, но людям нужен повод, чтобы приехать: только посмотреть на место расстрела, но понять, что в Беларуси никто не занимается еврейской историей и здесь не с кем поговорить, — обернется только разочарованием для них. Но когда они видят, что история живет, что она рассказывается и нужна, — это притягивает их и радует.
Куратор музея Еврейского сопротивления отмечает: далеко не все участники событий военных лет рассказывали своим детям о своем опыте. Поэтому встречи с живыми очевидцами, разговоры с научными сотрудниками, просмотр фотографий помогает собрать кусочки пазла семейной истории.
— Почему так получилось? Первое, они не хотели взваливать этот груз на своих детей, потому что их прошлое — их дело, но с другой стороны, им очень хочется, чтобы о том, что они пережили, узнал весь мир. Часто узники гетто начинали рассказывать истории внукам, то есть передавать их через поколение. Это касается людей, уехавших в эмиграцию, а что касается тех, кто остался здесь, — они молчали, потому что это никому не было нужно, ни их семьям, ни обществу в целом.
Правда о войне очень сложная вещь, потому что она разная. Часто она идет вразрез с официальной историографией — у нас принято героизировать события прошлого, восхвалять подвиг солдата, оставляя за кадром опыт других людей, которые жили на оккупированной территории, были евреями, женщинами, детьми и т.д. А это все другая оптика на войну, она помогает понять, что военная тема в истории еще сложнее, чем нам кажется. Понять этот опыт — просто невозможно для человека, который его не пережил, но дать ощущение его — через эмоцию — можно. Когда люди слышат эти истории, видят свидетелей и реальные места действий, то он, переживая, приходит к мысли: «Только бы этого не повторилось. Война — это ужасно».