«Если голова не работает, ничего не получишь». Как 22-летний юрист стал директором тату-студии
Одно дело — сделать в 22 года татуировку, и совсем другое — занять место учредителя и директора тату-студии. Познакомьтесь с Владиславом Коломенским — парнем из Минска, променявшим карьеру юриста на иглы, краску и договоры аренды. Зачем директору мыть пол в своей студии, как руководить старшими коллегами и сколько можно заработать на татуировке — читайте в монологе Влада.
«Сказал, что на юрфак никогда в жизни не приду»
Я в Минске родился, в Минске вырос. Класса до восьмого был разгильдяем, потом начал «ботанить». Затем меня позвали поучаствовать в олимпиаде по обществоведению, и я начал «ботанить» в пять раз больше. После республиканского этапа учитель звонит и говорит: «Все нормально, ты выиграл». Я тогда не понял, как так получилось, потому что там сидели ребята с линзами по сантиметру толщиной.
Всю жизнь хотел поступить на ФМО, и выигрыш республиканской олимпиады давал возможность попасть в университет без экзаменов. В 11-м классе я выиграл районную и городскую олимпиады, и за несколько дней до республиканской, в 2014-м году, утвердили новые правила приема. Согласно им олимпиада не давала привилегий при поступлении. А я два года ничего не учил, кроме английского и обществоведения.
С городского этапа олимпиады у меня уже был «сертификат» ЦТ по обществоведению на 100 баллов. Но я пошел сдавать другие тесты: в итоге по математике набрал 33, по английскому — 88 и по русскому — 70. Аттестат был 9,5 баллов. Для поступления на ФМО (даже с соткой по «обществу») мне не хватило баллов. На юрфак же был проходной балл 296, у меня 298 (это был последний год, когда на этот факультет сдавали математику). Впритирку прошел на бюджет. При этом на олимпиаде я успел поругаться с заместителем декана юрфака и заведующим одной из кафедр. Я подавал апелляцию, они ее отклонили, и я в сердцах сказал, что на юрфак я в жизни никогда не приду. Короче, пришел туда первого сентября.
На юрфаке есть своя олимпиада, юридическая. Заместитель декана мне говорит: собирай команду, будете участвовать от факультета. Благо, я учился с умнейшими друзьями, между которыми мы поделили все отрасли права. На олимпиаде было пять заданий, пять людей должны одновременно работать, но компьютер всего один. Я следил за тем, кому и когда что нужно — был координатором. В итоге мы олимпиаду выиграли.
После победы меня позвали в юридическую фирму с «европейскими корнями» и зарплатой в 200 евро. Три месяца я стажировался там бесплатно. В первый день работы мне дали документ из листов двенадцати: там было расписано, как правильно писать сообщения клиентам, какого цвета у тебя должны быть носки, как ты должен быть побрит, какими у тебя должны быть ногти. И все это расписано на английском языке. Если не соответствуешь — тебя выкинут.
Пошел туда работать вместе с другом, а потом он решил поменять фирму. Я занимался корпоративной практикой, и компании, куда ушел друг, как раз нужен был человек, способный помогать в сопровождении сделки по продаже приложения MSQRD. Позвали на собеседование: в голове пустота была, но меня взяли. Зарплата была почти в два раза выше, чем на прошлой работе. Отработал там полгода, тогда же закончил университет, поступил в магистратуру. В офисе было много сделок по иностранному праву, с тридцатистраничными договорами на английском языке: я в этом не эксперт, пришлось учиться и строить самолет прямо в воздухе.
Той зимой я уже начал заниматься татуировкой.
«Ездил в студию с пылесосом в автобусе»
Мой друг, с которым мы выигрывали олимпиаду и меняли работы, начал «забиваться» татуировками. Он вошел в эту культуру и говорит, что можно заняться тату-студией. Эта студия уже существовала, здесь был коллектив, но все было не очень хорошо из-за организации работы в финансовом плане.
Сегодня я учредитель студии, на бумаге мне отходит 100% доли. Хоть по бумагам я стопроцентный учредитель, но создателю студии (парню, который ее основал) идет часть выручки. Она каждый месяц чуть разнится — это зависит от заработанной студией суммы. Всего я отдаю треть доходов.
Раньше студия работала по арендной системе: мастера платили за аренду, и это практически не давало денег студии. У работающих здесь людей не было мотивации вносить что-то в студию: забирать — да, а отдавать себя этому месту они не хотели. Когда я пришел, то систему эту отменил — теперь мастера платят процент со своих работ. За эти деньги, к примеру, покупаются все расходники. Проценты такие: если сеанс до 120 рублей — отдают 50 процентов, 120−140 рублей — 40 процентов, больше 200 рублей — 30 процентов.
Мы с другом решили заняться внутренними процессами студии: наладить маркетинг и процесс закупок, разобраться с налогами. В итоге мне пришлось занять кресло директора и делать все самостоятельно — друга забрали в армию.
Сначала я хватался за голову, потому что мне сюда даже надеть было нечего. У меня дома стоит отдельная вешалка для костюмов, их там штуки четыре висит, рубашки и галстуки я даже не считаю, а повседневной одежды практически не было. Первые дня два я вымывал студию, ездил сюда с пылесосом в автобусе.
Ребята-мастера толком не знали, когда у них сеансы назначены, им не хватало оборудования. Когда пришел я, у нас хотя бы появился гугл-календарь, где у каждого есть свой цвет. Потом мы поняли, что нам нужен какой-то ресепшен, потом — что нужно людям кофе предлагать. Позже мы решили, что нужно переезжать на новое место.
Сначала я хотел изменить название «Маяк» на что-то другое. Месяц думали, но в итоге сменили только логотип, название оставили прежним. Как изначально назвали корабль, так на нем и плывем. Но мы немного изменили коллектив. Первой задачей было сплотить ребят-татуировщиков, чтобы им было вместе интересно и комфортно. Если тебе в коллективе комфортно, ты будешь быстрее прогрессировать.
С документацией тут все просто. Это для меня как олимпийскому чемпиону пробежать простую дистанцию. Раз в три месяца я подаю отчет в фонд социальной защиты, налоговую декларацию и отчет в «Белгосстрах» — работники должны быть застрахованы от несчастных случаев. Еще нужно наседать на ребят, чтобы они получили санитарные книжки и заключить с ними все контракты, заниматься договором аренды, но за этим не нужно каждый день смотреть.
Сейчас я ушел в сервис — в этом я вижу свою задачу. Набираю людей в команду — мне нужно знать их уровень. Заказываю иглы, краску — должен разбираться в производителях. Я обязан знать, как устроен процесс татуировки: это отрасль, связанная с кровью, и я во всем должен быть уверен на четыре тысячи процентов.
В трудовой книжке я не могу быть никем, кроме директора. Но даже к опытным мастерам я могу подойти и сказать: ты здесь сделал не совсем верно, давай в следующий раз иначе. Стараюсь это мягко подавать, мне строгая риторика неприятна.
В коллективе я почти самый молодой, поэтому не позиционирую себя как классического директора. С мастерами я стараюсь быть на одном дыхании: если прихожу в студию первый, могу подмести пол, помыть его, обработать септоцидом. Если татуировщик задерживается на сеанс, могу подготовить ему место, чтобы он пришел и сразу занялся делом. Я не чураюсь такой работы. Если от помывки пола будет лучше моим гостям — ради бога.
В студии я практически каждый день. Количество друзей уменьшается, сфера интересов меняется: они перекочевывают сюда, мне интересно быть здесь. Я не считаю часы, которые провожу в студии. Когда я работал юристом, думал: «Сегодня отработал десять часов, я молодец». А сегодня думаю, что нужно сделать определенные вещи: ты не обращаешь внимание на процесс, ты обращаешь внимание на результат.
Давайте уже про деньги!
Директором работаю шестой месяц, и все денежные вопросы контролирую я. В первый месяц я ушел в минус на 350 долларов: тогда я понял, что что-то делаю неправильно, и начал пересматривать все это дело. На втором месяце мы ушли в минус на 200 долларов, а сейчас у нас уже небольшой плюс где-то в две сотни долларов.
Средняя себестоимость татуировки — 40 рублей. В эту сумму включены только расходные материалы. Но человек, который делает татуировку, совершенствовался в рисунке, отводя на это по восемь часов в день. Потом он несколько лет набивал себе руку в плане татуировки. И это бесконечный процесс. Из-за сервиса и такого опыта мастера 40 рублей превращаются в 400. У юристов так же: хорошо, если компьютер, за которым я работал в фирме, стоил 350 долларов, но это не мешало оценивать час моей работы в 50 евро.
За месяц денежный оборот студии составляет примерно три тысячи долларов. Это вся выручка, которая распределяется между мастерами, деньги на «расходники» типа иголок и салфеток — на все это нужно тратиться. Я стараюсь откладывать деньги, потому что понимаю, что при переезде в новую студию там будет нужен ремонт, и я хочу сделать это быстро.
Сам я практически ничего не зарабатываю: даже если что-то остается, я это отправляю обратно в студию. Меня поддерживают родители, это большая опора. Я живу с ними, с меня никто ничего не просит: иногда помогают деньгами.
Еще в нашу бухгалтерию включаются юридические траты: налоги, фонд социальной защиты. Мне себе нужно зарплату выдавать — понял, какой я дорогой специалист, хоть сам получаю мало. Меня не может не быть здесь, потому что у юридического лица должен быть директор, а директору нужно платить.
Если условная зарплата выходит под 100 рублей, то 35% ты отдаешь в пенсионный фонд, и еще 13% — на подоходный налог. За содержание кассового аппарата тоже нужно платить, коммуналка, интернет — только на всякие мелочи набирается около ста долларов. Аренда — самая большая трата: скоро мы переезжаем на новое место, и здесь стоимость аренды будет в два раза выше. Но мы потянем — всегда нужно ставить себе какую-то цель, которая чуть выше твоих теперешних возможностей.
«Если бы мне было бы 30 лет и у меня были дети — другое дело»
В первые месяцы, когда я уходил в минус, были мысли все бросить и вернуться на прошлую работу. Но мои родители говорят так: «Тебе 22, ты учишься в магистратуре, у тебя нет никаких обязательств — когда, если не сейчас?». Дальние родственники поначалу отнеслись к теме татуировки не очень хорошо, но сейчас мама звонит с дачи и говорит: «Ой, мы тут с тетей смотрели твой эскиз в stories, нам понравился!»
У меня самого пока что нет татуировок. Мастера ходят и подначивают меня, но я еще не решился. Еще не знаю, что хочу, до этого нужно дойти. Кстати, раньше я думал, что татуировка должна нести в себе сакральный смысл, но это совсем не так.
Кайфую, когда к нам приходят взрослые люди. Сорокалетний мужчина из моей команды по баскетболу пришел к нам переделывать старую татуировку: он ее исправил, а после мы ему «заделали» всю руку, грудь, спину. Мне нравится, потому что для них это какой-то шаг. И когда такие шаги осознанные, для меня это большая радость.
Сервис — это то, на что мы делаем большой упор. Мы смотрим, какой человек к нам приходит: я могу чекнуть его плейлист и в студии включить музыку, которая ему нравится. Мы покрываем татуировку специальной пленкой, чтобы человек не ходил десять раз в аптеку. Мы делаем так, как удобно клиенту: если он приходит к нам в 10 часов вечера, и его сеанс будет длиться часов восемь, мы беремся за работу. Мы не продаем людям татуировки — мы продаем праздник. Моя задача — дать людям этот праздник, сделать так, чтобы человек ушел с сеанса с полными радости глазами и захотел вернуться. И не для новой татухи, а просто в гости.
Я строю это дело не ради денег. Ты делаешь продукт, и когда он достигнет нужного уровня, деньги сами приложатся. Я не фокусируюсь на деньгах, в 22 года я могу прожить и без них. Если бы мне было бы 30 лет и у меня были дети — другое дело, но сейчас я за ними не гонюсь вообще.
После работы в юридической фирме я шел домой и думал: «Что полезного я сделал за последние два месяца?» И понимал, что ничего: подписанные кучи контрактов — это не то, что я могу занести себе в актив. А сейчас, даже когда просто заработал наш гугл-календарь, я дико этому радовался. За счет этого я живу: то, что ты строишь, у тебя остается, ты можешь это понять и ощутить. Все дело не в деньгах, а в голове: если голова не работает, то ты ничего не получишь. Ну и свобода, которую дают деньги: их у меня пока немного, но свой кусочек я уже получил.