Самые пожилые участники Великой Отечественной войны. Кто они?

Миллионы патриотов брали в руки оружие, и военная статистика не ставила перед собой задачу выяснять, кто там был моложе, а кто старше. Однако эти два долгожителя — люди поистине уникальные. О них — в материале корреспондента агентства «Минск-Новости».

«Вера схватила летевший мимо нее стакан воды и быстрым движением руки отдернула его от наполнявшей его жидкости. Оставшись в воздухе, жидкость сейчас же приняла шарообразную форму и поплыла мимо нас подобно мыльному пузырю.

— Идите пить воду! Кто первым поймает ее ртом?»

…Странный текст? Ничего странного. Разве вы не видели репортажи с орбиты, где космонавты, чтобы позабавить землян, ловят ртом парящие в воздухе шарики воды? Однако вот что здесь действительно странно и даже удивительно: процитированные строки взяты из рассказа «Путешествие в космическое пространство», который узник Шлиссельбургской крепости революционер-народоволец Николай Александрович Морозов (1854–1946) написал в 1882 году — почти за 80 лет до первого полета человека в космос!

Он был современником трех российских императоров и трех революций. В молодости настолько насолил царской власти своей революционной деятельностью, что был приговорен к пожизненному заключению. В тюрьме в общей сложности провел 30 лет. За годы заточения написал 26 объемистых томов по физике, химии, математике, астрономии, истории. После Октябрьской революции опубликовал монументальное семитомное исследование по истории религии «Христос».

С большевиками он расходился во взглядах по многим позициям. Например, считал, что прежде, чем построить социалистическое государство, следует создать государство в полной мере капиталистическое. По мнению Морозова, нельзя было экспроприировать наличные ресурсы, чтобы затем распределять их «по справедливости», поскольку это создаст тяжелопреодолимые трудности для будущих поколений. Для нормального социально-экономического развития, полагал один из самых известных русских революционеров, нужны накопления и излишки, а не имущественное равенство, насажденное насильственно. Советские руководители прощали ему эту крамолу: образ ученого-революционера, который в годы своей революционной молодости встречался с самим Карлом Марксом, должен был оставаться символом преемственности революционных традиций.

22 июня 1941 года почетный член Академии наук СССР, бессменный (с 1918 года!) директор Естественно-научного института имени П. Ф. Лесгафта Николай Морозов пришел в военкомат и потребовал отправить его на фронт. Еще в 1939-м он окончил снайперские курсы Осоавиахима и с тех пор постоянно упражнялся в стрельбе. Конечно, вопрос о направлении почти 90-летнего академика в действующую армию решался не на уровне военкомата. Сначала Николаю Александровичу было категорически отказано в удовлетворении его требования. Но он настаивал! И в конце концов ему сообщили: товарищ ученый может принять участие в боевых действиях на одном из участков Волховского фронта. Однако с учетом преклонного возраста ученому позволили отправиться на войну только в качестве командированного в воинскую часть. Продолжительность командировки — один месяц.

Воевал Морозов не только смело, но и умело. У него ко всему был научный подход, в том числе к снайперскому делу. Определяя позицию для засады, академик учитывал освещенность местности. Прежде чем сделать выстрел, производил расчеты, чтобы согласовать полет пули с уровнем влажности воздуха, силой и направлением ветра. На необычного снайпера приходили посмотреть военнослужащие всего батальона. Ходил он без палочки. С тяжеленной снайперской винтовкой управлялся как завзятый фронтовик. Тяготы окопной жизни переносил терпеливо. На любопытствующих академик сердился, говорил, что они мешают ему воевать. А стрелял он настолько точно, что вскоре немецкие минометчики начали охоту за опасным стрелком. Месяц пролетел быстро, и академика отозвали с фронта, призвав сосредоточиться на научной работе. Николай Александрович какое-то время требовал снова отправить его на передовую, но руководство посчитало, что больше нельзя рисковать жизнью такого выдающегося человека. За воинские заслуги ученый был награжден медалью «За оборону Ленинграда».

Когда началась война, Василию Исааковичу Талашу (1844–1946) было 97 лет. Интересно уже то, что в предвоенные годы он, житель полесской деревеньки Новоселки, был известен в СССР, пожалуй, не меньше, чем академик Николай Морозов. Еще в 1928 году его наградили орденом Красного Знамени за боевые заслуги в годы Гражданской и советско-польской войны: Талаш создал на Полесье партизанский отряд и успешно им руководил. Якуб Колас сделал его героем повести «Трясина» («Дрыгва»). По мотивам повести в Большом театре оперы и балета БССР была поставлена опера композитора Анатолия Богатырева «В пущах Полесья». Василий Исаакович однажды даже посетил репетицию этого сценического произведения. На ней он дал ценные советы художнику, который никак не мог придумать решение одной из сцен, где актер пел арию Талаша.

Нашего полесского героя и российского именитого революционера и ученого объединяет еще и то, что характер у обоих был твердый, и каждый в условиях тогдашней суровой действительности держался весьма самостоятельно и независимо. Так, Морозов имел собственные взгляды на капитализм, а дед Талаш в этом плане недалеко от него ушел: при всем при том, что ему довелось побывать и председателем сельсовета, и посидеть в многочисленных президиумах, он в колхоз не записался и жил единоличником. Почему не раскулачили? А попробуй такого раскулачь! Человек-легенда, красный партизан, орденоносец. Такой образ нужен был власти, и она не решилась с ним расстаться.

Образ образом, а человек действительно был незаурядный. Правда, злые языки говорят, что у Я. Коласа Талаш требовал половину гонорара, полученного писателем за повесть «Трясина». Но я лично считаю, что ничего такого он не требовал, а вот подшутить над классиком очень даже мог, с юмором у него все было в порядке. Например, известен случай, когда Василий Исаакович, заблудившись в Москве, спросил у прохожего: «Даражэнькi, говорят, где-то тут у вас в Москве дед Талаш остановился, хочу поговорить с ним». Прохожий объяснил, как в столице найти Талаша, и спросил: «А что, давно с ним знакомы?» В ответ услышал: «Да сто лет без малого!»

Конечно, когда немцы пришли в Новоселки, они советского орденоносца тут же арестовали. Однако долго держать в застенках не стали, посчитав, видимо, что такой старичок им не опасен.

Ну а старичок, выйдя на свободу, тут же засобирался в народные мстители. Чтобы оккупанты не расстреляли родных, как членов семьи партизана, он сымитировал свое утопление в реке: вырубил прорубь, оставил на льду кое-что из одежды, мол, ловил рыбу, да и утонул. В лесу он вышел на партизанских разведчиков, и они привели его в отряд. Талаш просился в бой, даже демонстрировал партизанам, как он метко стреляет, но на боевые задания его не брали. Желая как-то помочь отряду, Талаш начертил карту вражеских укреплений в районе железнодорожной станции у деревни Коржевка, расположение которых выяснил во время своих поисков партизан. Постепенно по всему Полесью разнесся слух о том, что Василий Исаакович воюет с врагом, несмотря на свои более чем преклонные годы.

В январе 1943-го деда Талаша на самолете вывезли в Москву. Там он своим простым, но убедительным словом воодушевлял солдат, идущих на фронт, и рабочих, трудившихся на военных заводах.

Как и академик Морозов, дед Талаш дожил до Победы. Сразу после окончания войны он снова работал лесником и даже был удостоен знака «За многолетнюю и безупречную службу в государственной лесоохране СССР». Умер, когда ему исполнился 101 год.

***

Такие разные судьбы. Интересно, о чем бы эти люди поговорили друг с другом, если бы им суждено было встретиться? Думаю, народоволец Морозов с удовольствием расспросил бы человека из народа о его житье-бытье. А дед Талаш непременно предложил бы, как он любил, потягаться на мизинцах. Скрестили бы пальцы и… боюсь, остались бы без мизинцев. Характер у обоих был кремень.