Чем именно занимаются гидронавты на таких глубинах? Почему на научно-исследовательской станции оказалось столько офицеров с высоким званием? Всё ли сделали члены экипажа для спасения своих жизней? На эти и другие вопросы «АиФ» ответил офицер-подводник, капитан 1-го ранга, Герой России Анатолий Зайцев.
Таких ЧП ещё не случалось
Владимир Кожемякин, «АиФ»: Анатолий Григорьевич, вы сами попадали в ситуации, подобные ЧП на АС-31?
Анатолий Зайцев: За почти 40 лет службы таких серьёзных ЧП я не помню. Были мелкие возгорания, нештатные поступления воды, неисправности технических средств, но они не выливались в катастрофическую ситуацию и локализовались очень оперативно. Пожар на АС-31 — первый случай с новейшими кораблями подобного класса.
— Что вспоминается вам как подводнику в связи с этой аварией?
— В 1970-х я был в числе первых испытателей таких аппаратов: служил командиром второго экипажа атомной сверхглубоководной подводной станции. Как и сегодня, экипаж состоял из опытных офицеров в чине от лейтенанта до капитана 1-го ранга. Эти люди не меняли своей службы и работали на одном и том же объекте в течение многих лет, для того чтобы накопить практический опыт, позволявший обеспечить живучесть и безопасность такого корабля. Изначально экипажи подбирались из молодых ребят. Я как капитан был уже постарше, на флоте ранее служил на атомных подводных лодках второго поколения, имеющих на вооружении стратегические баллистические ракеты. Все остальные мои подчиненные тоже пришли не со скамейки училища, а уже проходили службу на подобных подводных лодках и имели полное представление о борьбе за живучесть кораблей такого плана: кто был штурманом, кто минером, кто механиком энергетической установки...
— Почему в экипаже АС-31 оказалось столько высших чинов — капитанов 1-го и 2-го рангов?
— Такие глубоководные подлодки — это, по сути, станции-автоматы, которые начинены техникой очень высокого уровня. А значит, обслуживать её должны специалисты с высшим образованием и большой практикой работы. Люди, которые приходят с флота на эти корабли, по сути, не поднимаются по служебной лестнице многие годы, однако приобретают знания и растут в воинском звании. Поэтому на АС-31 и оказалось столько подводников большого ранга: они просто долго, по 12-15 лет, служат в одной военной части, на этом объекте. «Отодвигать» их, давая дорогу молодым, нецелесообразно: если на такую станцию придёт простой лейтенант или матрос, он ничего, что нужно, там не сделает.
Вообще, профессия гидронавта сродни работе космонавта. Схема службы и подготовки специалистов, имеющих дело с новейшей глубоководной техникой, по образу и подобию космонавтики выстраивалась. В космос ведь тоже отправляются не рядовые лётчики.
— Сейчас уже можно сказать, за что вам присвоили звание Героя России? В указе президента РФ от 1993 г. сказано: «За мужество и героизм, проявленные при выполнении специального задания в условиях, сопряжённых с риском для жизни». А по слухам — за самое глубоководное погружение в мире. О подробностях вы, насколько знаю, не распространялись...
— Мы были первыми экипажами, которые, освоив глубоководные атомные станции, погрузились в океан на несколько тысяч метров и выполнили там задачи по изучению его дна, а также другие спецзадания, о которых даже сегодня, думаю, рассказывать не стоит. Короче говоря, с нашей помощью корабль «ожил» и выполнил то, что ему было предписано его конструктивными особенностями. Это был тот же проект, что и АС-31, только в ранней модификации. Почти все мои офицеры получили правительственные награды, а я как командир корабля — звание Героя.
Конечно, погружаться в неизведанные глубины было опасно. Однако уже тогда было ясно, что такие корабли способны не только выполнять боевые задачи, связанные с безопасностью страны, но и использоваться в исследовании Мирового океана. В то время мы мечтали, что когда-нибудь будем обслуживать глубоководные скважины, трубопроводы, по которым нефть поднимается на поверхность, помогать добывать на шельфе редкоземельные полезные ископаемые.
Кстати, два Героя России из числа гидронавтов, погибших на АС-31, тоже получили свои звания за изучение океанского дна. С одним из них, капитаном 1-го ранга Николаем Филиным, я познакомился, когда ему не было ещё и 30 лет: он тогда был молодым старшим лейтенантом и служил в соседнем экипаже. А сейчас вот погиб в 57... Семь лет назад эти люди выполнили важнейшую государственную задачу: доказали, взяв пробы на дне, принадлежность хребтов Ломоносова и Менделеева к российской части континентального шельфа. Запасы углеводородов под ним составляют 5 млрд т условного топлива, иначе говоря — 12% мировых запасов нефти.
Главное — спасти лодку
— Какие ещё задачи, помимо научно-исследовательских, решают гидронавты на больших глубинах?
— Например, занимаются поиском затонувших объектов. Речь не только о кораблях, затопленных в годы войны. Мы и сегодня теряем в морях и океанах военные и гражданские суда, самолёты. Их надо разыскать и обследовать. Другая задача — обслуживание подводных объектов: скажем, кабелей связи между городами и различными учреждениями. Их нужно осматривать и проверять: не повреждена ли там внешняя оболочка, не нарушена ли связь. Такие операции на морском грунте, на глубине до 6 км, включают в себя освещение окружающих ландшафтов, манипуляцию с внешними изделиями — например, установку датчиков системы подводного наблюдения и резку подводных кабелей, общую разведку. Для выполнения подобных задач глубоководный аппарат оснащён манипуляторным комплексом, грузоподъёмной и оптической системами, гидроакустической станцией, малыми необитаемыми дронами.
— Неизбежны ли были такие потери на АС-31? Всё ли сделали члены экипажа для того, чтобы спасти свои жизни?
— Флотских моряков, в том числе и гидронавтов, воспитывают по принципу «Главное — это спасение корабля». Утонет подводная станция — цель её погружения точно не будет достигнута. Но, если погибнет лишь часть экипажа, задача может быть выполнена. Этот постулат проходит через всю службу подводника: основное — уберечь материальную часть, саму лодку. На АС-31 ребята поступили точно так же. Могли ли они остаться живы? Сейчас сказать трудно. Но я на 100% уверен, что они использовали все средства спасения. Тот факт, что гражданского специалиста вывели из аварийного отсека, означает, что люди там работали с холодной головой: спасли человека, а сами продолжали бороться. Судя по всему, паники на корабле не было. Очевидно, пожар был настолько объёмным, что времени действия средств индивидуальной и коллективной защиты, то есть 10-15 минут, просто не хватило, чтобы остаться в живых: гидронавты, скорее всего, задохнулись.
Дежурная вахта, находившаяся на центральном посту, смогла быстро поднять станцию на поверхность. Однако для экстренного всплытия с той глубины, где она находилась, понадобилось тоже примерно 10-15 минут. Они и сыграли роковую роль в судьбе людей.
Глубина защитит
— Как действуют экипажи наших подводных лодок, когда сталкиваются с подлодками потенциального противника? Есть ли тут свой кодекс поведения?
— Если речь о глубоководной станции, то на ней нет оружия — ни для нападения, ни для обороны. Если бы противник направил на неё свою подлодку, ответить было бы нечем. Поэтому основная защита этих «лошариков» — большая глубина. Погружаешься туда — и никакая торпеда супостата тебя не достанет. В то же время флотская организация не допускает самостоятельного выхода таких кораблей в открытое море — только с авиационным, надводным или подводным сопровождением. И в случае нападения или попытки сближения со станцией иностранной подлодки, надводного корабля сопровождающие корабли, естественно, принимают все меры для её защиты.
А кодекс в мирное время тут один: не допустить аварийного столкновения. Для этого применяются все доступные приёмы: отрыв от обнаруженной цели, погружение на глубину, изменение курса корабля, чтобы разойтись с опасным объектом. Многоцелевые лодки, вооружённые торпедным оружием, более агрессивно противодействуют нежелательному сближению: они могут сами сближаться в ответ, следить за чужой подлодкой, всплывать и сообщать, что в районе обнаружен «вражеский» корабль. Если это наши территориальные воды, то и привлекать силы противодействия ВМФ РФ, а в нейтральных водах, в океане — действовать по обстановке. Задач тут может быть поставлено две: уклониться и оторваться от преследования за счёт скорости, глубины и т. д. либо, наоборот, преследовать и вытеснять лодку вероятного противника из этого района, вынудить её уходить от столкновения.
— Российские истребители при перехвате чужих самолетов приближаются к ним на расстояние нескольких метров. А как действуют в этом случае подводники?
— У нас есть один критерий: дальность обнаружения чужой подводной лодки. Это зависит от возможностей гидроакустических комплексов, стоящих на борту, и от шумности нашей лодки. Чем она менее шумная, тем дальше слышит противника. Нет такого барьера, что нельзя подпускать другую лодку на дистанцию, допустим, 30 км. Но задача командира в мирное время — при обнаружении подводной лодки противника немедленно принять все меры для уклонения и отрыва от нее. Сейчас гидроакустические комплексы позволяют обнаруживать подводные объекты на расстоянии 80-100 км и более. Можно считать это неким барьером.
Мы не сближаемся вплотную с противником, подобно самолету, если такой задачи не стоит. Но бывают разные ситуации. Поясню на примере. Допустим, в Средиземном море находится американская авианосная ударная группа, которая приближается к месту дислокации кораблей ВМФ России. Многоцелевой подводной лодке ставится задача изменить курс этого иностранного соединения: она начинает маневрировать таким образом (вплоть до демонстративного всплытия), чтобы подводные лодки США уклонялись от нее и уводили свою группу в другой район. Так, например, поступил в 2000 г. командир ракетного подводного крейсера «Курск» капитан 1-го ранга Геннадий Лячин в Средиземном море, чтобы сорвать задачу авианосной ударной группировки США по высадке десанта на побережье Югославии.
Пузырьки — не мелочь
— Стала ли служба подводников легче за последние десятилетия?
— С каждым новым поколением кораблей техника становится сложнее, и это, конечно, требует от офицеров вкладывать в ее освоение все больше сил. В этом плане им приходится значительно труднее, чем подводникам, проходившим службу на дизельных лодках в 1980-х и 1990-х гг. Что стало легче? Мне кажется, бытовые условия на кораблях, автоматика, эстетика обслуживания техники шагнули далеко вперед. Это значительно облегчает физическую нагрузку на человека, который ее обслуживает, дает возможность лучшего восстановления сил и отдыха после несения вахты. Служить получается проще и в то же время — гораздо сложнее в умственном, практическом отношении.
— Есть ли у подводников свои приметы, суеверия?
— Я прослужил командиром 16 лет и, честно говоря, особых суеверий на флоте не приобрел. Кто-то говорил, что, заходя на подводную лодку, не надо завязывать шнурки на ботинках, другие — что наручные часы, когда ты поднимаешься на борт, должны идти очень точно: мол, если они опаздывают, то это нехороший признак... Но скажу по опыту, что главное в походе — четко выполнять требования устава и корабельных правил, предписанных для твоего корабля, и тогда все будет нормально. Другое дело, что командир должен быть очень внимателен к любому непонятному стороннему признаку, который проявляется в районе его лодки.
Приведу пример. Однажды в 1980-х годах моя лодка стояла у пирса, вода вокруг нее была, как всегда, грязноватой: плавали щепки, прочий мусор, на поверхности были пятна топлива и т. д. Я обходил корабль перед выходом в море. Смотрю, у кормы лопаются какие-то пузырьки. Сначала предположил, что это со дна всплывают легкие взвеси, и прошел мимо, подумал, что это лодки не касается. Когда мы вышли в море и начали готовиться к погружению, выяснилось, что один из клапанов вентиляции главного балласта подтравливает воздух и туда проникает вода, чего в норме быть не должно. Если бы я на берегу остановился и дал команду разобраться с тем, откуда эти пузырьки, мы обнаружили бы, что клапан неисправен, и устранили бы неисправность прямо в базе. А так пришлось делать это в тяжелых штормовых условиях.
— Может ли авария на АС-31 приостановить деятельность глубоководных сил РФ?
— Думаю, ни в коем случае! В этом меня убеждает и подвиг 14 гидронавтов, отдавших свои жизни, но сохранивших новейший боевой корабль. Они выполнили до конца данную своему народу присягу и предоставили товарищам право продолжить дело, которому посвятили свою судьбу.