Дядь Вася и сирота. Как сельский Печкин почти 8 лет ухаживает за чужим сыном, который не может ходить

57-летний Василий Степанович Абрамчук из деревни Дворище Малоритского района героем себя не считает. Ни маленьким, ни большим. Никаким. Переубедить его невозможно. Говоришь: «Дядь Вася, ну ведь реально большое дело сделали». А он ни в какую. И тут вопрос не скромности, а разных систем координат.

В мире, в котором живет Василий Степанович, все немного по-другому. Там взрослых сирот, которые попали в инвалидную коляску по нелепой случайности, не бросают доживать свои дни в интернатах, а принимают в свой дом почти незнакомые люди. Там никого не нужно ни уговаривать, ни в чем-то переубеждать. Там два мужика могут стать друг для друга отцом и сыном. И не важно, что написано в свидетельстве о рождении. Важно, что по факту. В таком мире дядь Вася, конечно, не герой. Жаль только, что размеры его микровселенной слишком малы, чтобы вместить всех и каждого. Она рассчитана на комфортное проживание двух человек: самого дяди Васи и его «сына» Игоря.

Деревня Дворище находится между райцентром Малоритой и пунктом пропуска «Олтуш» на белорусско-украинской границе. Село маленькое, но живописное. Прямо у деревни озеро Дворищанское, в пяти минутах езды еще одно — Олтушское, за ним — Ореховское. Дом дяди Васи — за сельским магазином. Деревянная хатка стоит у дороги, за ней — свой сад и несколько огородных грядок. У входа в избу припаркован велосипед: черный с рамой и скрипучим кожаным седлом — сельская классика.

— Это ж я был раньше злой потому, что у меня велосипеда не было, — цитирует Василий Степанович почтальона Печкина из советского мультфильма «Простоквашино». У них много общего: те же усы, острый нос, худоба. Василий Степанович даже почтальоном был местным. Мужчина улыбается, жмет руку, приглашает за стол под дерево, а сам уходит в дом за компотом из свежесобранной черники.

Василий Степанович человек непубличный. Не любит, когда про него пишут. Ни в какую не хочет фотографироваться. Во-первых, искренне считает, что не сделал ничего особенного: ну посвятил почти 8 лет своей жизни уходу за чужим человеком, что с того? Во-вторых, не любит читать комментарии. Статьи об Игоре и дяде Васе выходили и раньше. Что о нем писала пресса несколько лет назад, Василий Степанович уже и не вспомнит. Зато легко перечислит, какими словами в комментариях его и Игоря называли отдельные недоброжелатели. Дядя Вася — человек старой закалки, который проводит в интернете недостаточно времени для того, чтобы выработать иммунитет к троллям. Таких годами преследуют фантомные боли от любого обидного слова. Пусть и виртуального.

«Хорошо, что еще жив остался»

У стола с домашним компотом встречаем 29-летнего Игоря Зубика. Парень родился и вырос в соседней деревне Хотислав. Отца потерял в 16 лет. Вслед за папой ушла из жизни мама. В деревне парня ничего не держало — уехал работать в Барановичи. В родные края вернулся в 2011 году, к девушке. Пошли на озеро купаться. Игорь прыгнул с берега в воду. Попал на мель. В больнице выяснилось, что сломан позвоночник. Диагноз: синдром полного нарушения проводимости спинного мозга. Семь операций, длительное лечение. Как говорит Игорь, ему еще повезло — только ниже пояса ничего не чувствует. Мог и вовсе не выкарабкаться.

— Я спокойно к этому отнесся. Воспринял, как есть. Без слез. Это жизнь. Хорошо, что еще жив остался, е-мае. Другим меньше повезло, — эмоционально объясняет Игорь.

В больнице он пролежал семь месяцев. Можно было уже и выписывать, но передать Игоря врачам было некому и некуда. Отчий дом сгорел, место в общежитии в Барановичах он потерял — за несколько дней до травмы уволился из строительной организации, в которой работал. Брат в то время сидел, к сестре ехать не хотел:

— Если бы я к сестре приехал, ей бы работу пришлось оставлять. У нее и без меня двое детей. А времени мне ой много надо было. Особенно в первое время.

Времени на принятие решения оставалось все меньше. Перспективы были не самые радужные: хоспис или дом-интернат для инвалидов. Тогда в жизни Игоря появился Василий Степанович. Раньше они друг друга знали шапочно, встречались пару раз на рыбалке на озерах и каналах.

— Так, а дядя Вася как о травме узнал?

— Из газеты, — объясняет Игорь.

— И от знакомых рыбаков, — добавляет Василий Степанович.

— Да об этом знали все. У дядь Васи эта газета еще есть. Но она уже от старости совсем желтая-желтая…

— Желтая пресса, — смеется дядя Вася и уходит в дом за «заметкой про вашего мальчика».

Приносит газету, отодвигает кувшин с черничным компотом и раскладывает на столе разворот. В статье — краткий пересказ того, что произошло с парнем. Есть и о его бывшей девушке Вике, которая о нем заботилась первое время в больнице:

— Я знала, что у Игоря родителей нет. Что он сирота, что его нужно морально поддержать и что ему тяжело справиться с собой одному. Поэтому не могу оставить его, — рассказывала журналисту малоритского «Голаса Часу» Вика.

Но вскоре после этого интервью пара распалась. Отношения разорвали полюбовно, без сцен и скандалов. К Вике у Игоря осталось только благодарность — она его поддержала в самое тяжелое время.

«Назад уже никто не забрал»

Василию Степановичу стало жаль парня. Жены, детей и лишних забот у почтальона не было — а места в доме хватало. Малоритский Печкин пришел к Игорю в больницу перед Новым годом и предложил переехать к нему, погостить ненадолго.

— Думал, попробуем, поживем — посмотрим, — объясняет Василий Степанович. — Получилось все так, что его всей больницей провели ко мне — а встречал я один, больше некому было. Так он и остался. Видно, такая судьба.

— Дядь Вася предложил вначале хотя бы на 2 недели приехать. Отдохнуть от больницы. Приехал, втянулся и остался, — рассказывает Игорь.

— Назад тебя уже никто не забрал, — смеется Василий Степанович.

— Ну да, — улыбается Игорь.

— И как первые две недели прошли?

— Нормально. Поначалу скучно было…

— По больнице скучал, — добавляет Василий Степанович.

— Не то, что по больнице… Просто народу ноль, тишина полная. Я к такому не привык. Я привык, что в больнице всегда хаос, народу полно, все постоянно менялись. Бывало даже нескольких соседей по палате по второму разу встречал: их выписывали, а они возвращались.

С тех пор живут вместе. Игорь стал для Василия Степановича сыном, а он для него отцом, медбратом, поваром и личным тренером по ЛФК. С работы почтальон уволился, стал соцработником. Так и живут: на пособие, которое получает на уход за инвалидом Степанович, и пенсию по инвалидности Игоря. Итого — около 500 рублей.

— Первые полгода притирались, а потом все нормально пошло. Понимали друг друга без слов. Мимика, малейший жест бровью или пальцем — и я уже понимаю, что делать. Свыклись. Вроде как и нормально. Был вон Игорь в больнице с травмой ноги, так мне уже его не хватает, скучно, — говорит дядя Вася.

В комнате «сына» Василий Степанович оборудовал целый тренажерный зал с гантелями, гирями, самодельными тренажерами. Комнату, кстати, отдал ему лучшую — самую большую и светлую в доме. Купил компьютер — чтобы Игорю было веселее: и общаться можно, и кино смотреть. Теперь порой и не рад: говорит, «сидит» Игорь в этом компьютере, с дядь Васей часами не разговаривает, «физуху» почти забросил.

Вообще же, конечно, парень старается поддерживать форму. Помимо лечебных упражнений, берет нагрузку и на верхнюю часть тела.

— Что делаешь?

— Все, что могу.

— А что можешь?

— Могу на брусьях, могу с гантелей, могу в коляске.

— На брусьях?

— Да, на комнатных. Но сейчас укрепляю кости. Потому что «хрустнуть» не хочется. Нет желания опять в больницу ехать.

— Что, уже неинтересно в больнице?

— Скучновато… Стало все наоборот.

— С дядей Васей веселее?

— Да.

— Ай, — вздыхает Василий Степанович, — вон последний раз приехал из больницы с семью дырками от пролежней. На пятке была почти до кости. Уже заживает.

— В больницу надо ехать здоровым, — улыбается Игорь.

— Василий Степанович, ну вы-то за своим здоровьем следите?

— Я?

— Ну.

— Да не за чем уже особо и следить. Нет здоровья.

— Так, может, и вам уже в больницу пора?

— Нет. Никогда, ни при каких условиях. Буду лечиться и помирать дома, — горько улыбается дядя Вася. — Доживем как-то и с Игорем, а потом вот не знаю, один он останется.