Почему единая валюта с Россией обречена на провал?

В последнее время обширная территория «cоюзного государства» и России полнится слухами о скором введении единой валюты. Распределяются они как-то неравномерно. Источники слухов почему-то исключительно российские, а все волнения и домыслы концентрируются в Беларуси, пишет экономист Леонид Фридкин для сайта officelife.media.

О существовании переговоров о создании единой валюты мимоходом поведали публике глава Минэкономразвития РФ Максим Орешкин и председатель Центробанка РФ Эльвира Набиуллина. Из их скупых заявлений известно лишь, что переговоры действительно ведутся и находятся пока в начальной стадии. Вроде бы эта тема входит в сферу деятельности рабочей группы по урегулированию проблемных вопросов и развитию интеграции, возглавляемой министром экономики РБ Дмитрием Крутым и его российским коллегой.

После встречи на Петербургском международном экономическом форуме г-н Орешкин напомнил, что создание единой валюты записано в «cоюзном» договоре. Но пока «речь идет о том, стоит или не стоит этого делать, а если делать, то как и в какие сроки». При этом, по словам главы Минэкономразвития РФ, необходимо «собрать развилки, которые есть».

Первой «развилкой», вероятно, нужно считать статью 13 договора. Она гласит следующее:

1. «Союзное» государство имеет единую денежную единицу (валюту). Денежная эмиссия осуществляется исключительно единым эмиссионным центром. Введение и эмиссия другой валюты в «союзном» государстве, помимо единой денежной единицы, не допускается.

2. До введения единой денежной единицы и формирования единого эмиссионного центра на территории государств-участников продолжают хождение их национальные денежные единицы. Переход к единой денежной единице (валюте) осуществляется в соответствии со статьей 22 настоящего договора.

Следующая «развилка» — это статья 22 договора, по которой единая валюта должна вводиться поэтапно с одновременным созданием единого эмиссионного центра. Центр будет «взаимодействовать» с другими органами «союзного» государства и государственными органами стран-участниц, но не вправе предоставлять им кредиты.

Попытки создания общей денежной системы в разные времена предпринимались неоднократно: от Ганзейского союза в XIV-XVI веках до еврозоны, существующей по сей день. Ее создание растянулось более чем на 20 лет и шло поэтапно — от введения европейской расчетной единицы EQU до замены национальных валют общей. Первые 16 стран в 1998 году вступали в систему евро по решению Еврокомиссии и своих правительств. В пяти странах вопрос о введении евро решался референдумом. Но если в Латвии, Литве и Эстонии большинство проголосовало за, то в Дании и Швеции — против. В Польше до референдума даже не дошло: по данным соцопроса, вступление в еврозону не одобрили 70% поляков. А потому вопрос отложили до тех времен, когда польская экономика сравняется с германской.

Третья «развилка» — объективные экономические факторы. Скажем, для вступления в еврозону были установлены «маастрихтские критерии»: нулевой или профицитный государственный бюджет (в исключительных случаях — дефицит не более 3% ВВП), госдолг не более 60% ВВП, годовая инфляция не более 2% или не хуже, чем у трех лучших стран ЕС +/-1,5%.

С первыми двумя факторами у нас дела обстоят относительно благополучно. По данным МВФ, в 2018 году госдолг Беларуси достиг 51,1% ВВП, а России — 13,6%. Зато инфляция в прошлом году у нас достигла 5,6%, в России — 4,2%, а за 5 месяцев текущего года — уже 3% и 2,42% соответственно.

Разность долговых «потенциалов» и достаточно высокая инфляция объективно подрывают перспективы единой валюты, каковы бы ни были политические резоны этого шага.

Так что переговоры — переговорами, а опыт еврозоны показал, что проблемы отдельных участников союза (как, например, у Греции и группы PIIGS) серьезно влияют на остальных и усиливают волатильность единой валюты.

Главный выигрыш — отсутствие необходимости конвертации через доллар или евро — выпадает, если единая валюта достаточно стабильна и без ограничений может использоваться для расчетов и инвестирования в номинированные в ней высоколиквидные низкорисковые финансовые инструменты. Но если валютные риски и затраты на хеджирование высоки, никаких «плюсов» общая валюта не принесет. Есть и разовые риски. Например, в странах Балтии введение евро сопровождалось заметным ростом цен, а вот ожидания экономического роста и притока инвестиций не оправдались.

Существенное преимущество евро — статус мировой валюты. Она занимает 36,7% в общем объеме трансграничных операций, проводимых через систему SWIFT, уступая только доллару (42,6%), тогда как российский рубль всего 0,26% — примерно столько же, сколько чешская крона и гораздо меньше, чем китайский юань (1,24%) и даже польский злотый (0,36%). Вряд ли «союзная» валюта в обозримом будущем после своего появления добьется лучших результатов. Доля России и Беларуси в мировой экономике и торговле весьма скромна, а попытки соблазнить рублевыми расчетами страны БРИКС пока ни к чему не привели.

Считалось, что введение общей валюты и формирование единого эмиссионного центра — финальная стадия «союзной» интеграции. Ей должны были предшествовать создание общего рынка ценных бумаг, унификация требований к банковскому надзору, принципов ценообразования и налогообложения, единые правила обслуживания и погашения внешнего и внутреннего долга, внешних заимствований и иностранных инвестиций, совместное заключение договоров в этой сфере. Кроме того, «союзный» договор обязывает проводить единую торговую политику в отношении третьих стран, международных экономических организаций и объединений, принимать единые ставки таможенных пошлин и правила внешнеторговой деятельности, единое таможенное пространство со всеми вытекающими последствиями.

Вероятно, 20 лет назад казалось, что все это — дело бесконечно далекого будущего, а пока главное — гарантированный доступ к российским рынкам сбыта и энергоносителям. Но будущее неожиданно поторопилось, принесло претензии Россельхознадзора, «налоговый маневр» и требования выполнять условия договора.

Их белорусским чиновникам теперь придется обсуждать с новым замминистра экономического развития РФ г-ном Бабичем, получившим второй шанс раскрыть свои счетоводческие таланты, обнаружившиеся в краткое время его пребывания послом в Минске.

Если меры по углублению интеграции на 90% согласованы, как уверяют в Москве, то весьма интересно, как ляжет интеграционная «дорожная карта», как будет выглядеть единство по таким вопросам, как, например, российские «антисанкции» против ряда третьих стран. Придется ли Беларуси к ним присоединяться или Москва от них откажется ради «союзного» единства? Подпадет ли Минск по мере погружения в интеграцию под экономические и финансовые санкции, введенные ЕС и США против России? Или мы не в ответе за геополитические художества своего союзника? Как изменятся цены, если расчеты в торговле между Беларусью и Россией полностью перейдут в общую валюту, и как повлияют на них колебания курса к доллару и евро? События последних лет показали, сколь иллюзорны надежды на стабильность валют, обеспеченных сырьем и полезными ископаемыми, в экономиках, отягощенных неэффективным госсектором, бюрократическими барьерами, масштабной коррупцией и имперскими амбициями.

Подобные «развилки» серьезно влияют на хрестоматийные преимущества общей валюты. А потому, какое бы решение ни приняли политики, бизнес и население выразят свое отношение не «галочкой» на референдуме, а конкретными личными шагами по диверсификации валюты расчетов и сбережений.