Профилактики детского рака не существует - главный детский онкогематолог Беларуси

В Беларуси от некоторых видов рака излечиваются до 98% детей. Между тем, тема детской онкологии в нашем обществе достаточно табуирована, о ней не принято говорить вслух.

Директор ГУ "РНПЦ детской онкологии, гематологии и иммунологии" профессор Ольга Алейникова в интервью Interfax.by рассказала, какими достижениями может похвастаться детская онкология в Беларуси, что мешает полноценно работать ее коллегам, помогающим детям излечиться от рака, и что должны знать сами родители об онкологии у детей.

- Для многих из нас детская онкология – это призывы с экранов собрать деньги на лечение ребенка за границей…

- Мы сейчас видим гораздо больше позитива. То, о чем вы говорите, было актуально скорее в начале 90-х, когда выживаемость при остром лимфобластном лейкозе в Беларуси составляла 13% в нашей стране. Сейчас эта цифра равна 91%. Есть разница? Сегодня дети выздоравливают и живут полноценной жизнью.

Конечно, выживаемость при разных видах рака разная. И есть такие злокачественные новообразования, которые плохо поддаются лечению как у нас, так и в других странах.

Эталоном детской онкологии является крупнейший в мире научно-клинический центр по лечению онкологических заболеваний у детей в Сент-Джуде. Но все методы, которые там применяются, есть и у нас. Кроме протонной терапии. Однако если она необходима кому-то из пациентов, мы их отправляем в Санкт-Петербург.

Сегодня протонная терапия – это такая же лучевая терапия, только с меньшим повреждением окружающих тканей. Я думаю, у нас со временем появится и она. Что касается клеточной терапии, трансплантации костного мозга, то в Беларуси они проводятся.

Совсем недавно мы поднимали тему строительства новой молекулярной лаборатории в нашем онкоцентре. И за полгода собрали деньги. Мало того, 1 июня мы сдадим эту лабораторию. Очень помог в сборе средств "Белагропромбанк".

Беларусь – небольшая страна, но она может являться моделью, примером для всех других стран СНГ. Почему не Сент-Джуд? Там другая культура, другой язык, в конце концов, все эти разработки связаны с огромными инвестициями. Мы же вкладываемся в 4% ВВП, которые нам выделяют, и  помимо этого стараемся привлекать дополнительные средства при помощи благотворительных обществ.

- У нас активно работают благотворительные общества, развито это направление?

- У нас есть фонд "Шанс", а это настоящая палочка-выручалочка. Если нам для конкретного больного надо что-то срочное, мы просим об этом "Шанс". И нам помогают собрать деньги для лечения конкретного пациента.

- Часто ли вам, детскому онкологу, приходится слышать от родителей: "за что?", "почему мой ребенок"? Как вы на них отвечаете?

- Сейчас немного другая проблема, другие вопросы задают родители. Это раньше на первом месте стоял вопрос "За что?". А сейчас спрашивают "почему вот этого ребенка вы вылечили, а моего нет?".

Сейчас 74% детей, независимо от вида рака и его стадии, излечиваются. Естественно, первая, вторая и третья стадии лечатся гораздо лучше, чем четвертая. Но очень много детей поступает в четвертой стадии, в запущенном состоянии.

- Почему?

- Бывают ошибки врачей, невнимательность педиатров, отсутствие онкологической настороженности. А бывает, что и родители невнимательны.

- Как такое может быть?

- Например, есть такая опухоль – нефробластома, опухоль почки. Она излечивается на 98%, все живут и здравствуют. А часто ребенок с такой опухолью к нам приходит с животом, как у беременной на 7 месяце. Спрашиваем у мамы: "вы что, не видели?", отвечает "А мы думали, что это рахит". Но ведь не за один день все растет и изменяется, надо быть внимательнее к ребенку.

Конечно, рак – как взрослый, так и детский, – способен очень долго маскироваться. Дети же редко жалуются на что-то, активные, много бегают. Но родителям все же стоит быть внимательнее. Скажем, был ребенок активен все время, бежал на улицу после школы, а тут начал говорить: "Я что-то устал, полежу". Родителю стоит задуматься, что это может быть.

- Весна? Банальная усталость? Недостаток витаминов?

- И это тоже. Но лучше все же сходить к доктору, сдать анализы и сделать узи, чтобы понять, витаминки надо попить, или тут что серьезнее. А еще надо обязательно раз в год приходить к врачу и проходить диспансеризацию. И не все назначают врачи "по умолчанию". Например, на первом году жизни у нас нет обязательного узи. А существуют опухоли, такие как нейробластома, которые развиваются у детей до года.

Мы стараемся сделать так, чтобы в обязательный перечень обследований детей в возрасте с 6 месяцев до года входило и обязательное узи.

- Сейчас вы бы рекомендовали родителям делать это самостоятельно?

- Да, например, узи брюшной полости очень хорошо было бы проходить раз в год. И анализ крови сдавать. Если ребенок активен и хорошо себя чувствует, можно и реже, конечно. Но если часто болеющий, или вы видите, что с ним что-то не так – сходите к врачу.

- Вы уже много лет работаете в детской онкологии. Часто сталкивались с чудесами в своей практике?

- Ни разу. Бывает очень чувствительная опухоль. Тогда говорят "Мы весь протокол даже не прошли – а он выздоровел". Да, есть такие клетки, которые так сверхчувствительно реагируют. Но это не чудо, а лечение, пусть и в меньшей дозе, получено.

- Много ли родителей сейчас стремятся лечить своих детей не в онкодиспансере, а своими методами – например, используя нетрадиционную медицину?

- Немного. И мы с ними ничего не поделаем. Мы даже подавали сведения о таких родителях через наши социальные службы, те поднимали темы о правах ребенка, но тоже ничего изменили.

- Можно ли говорить о профилактике детской онкологии? Ее можно как-то избежать?

- Детский рак всегда генетически детерминирован, в его основе лежат некие молекулярные поломки. И профилактировать его, по-видимому, нельзя. Надо быть внимательными к себе и близким, чтобы его заметить на ранней стадии. И тогда можно еще помочь и все вопросы решить.

Образ жизни, питание, спорт – все это правильно, и данных правил надо придерживаться. Однако они не страхуют от рака.

- Психологически, наверное, очень сложно работать, ежедневно сталкиваясь с онкологией. А с детской онкологией – вдвойне сложнее.

- Знаете, про нас часто говорят: они, мол, черствеют, привыкают к смертям. Нет! К смерти привыкнуть невозможно, особенно если это смерть ребенка – того, которым ты занимался до этого, которого лечил, которому каждый день улыбался. К такому привыкнуть невозможно. Но сейчас действительно стало очень тяжело работать…

- В чем причина?

- В той информации вокруг "дела врачей", которая распространяется в СМИ. Мы теперь даже замечание не можем сделать родителю – нарываемся на грубость. Раньше врач – это была профессия от бога, сейчас этого нет. К нам относятся как к обслуге. А сейчас еще и добавляют: "все вы взяточники", "к вам с пустыми руками не подходи", "не подмажешь – не поедешь". Конечно, это все негативно сказывается и отражается и на нас, и на всей системе здравоохранения в целом.

Еще одна большая проблема – отъезд наших специалистов. Я каждый год теряю 3-4 врачей, которые уезжают на Запад, и которых там готовы брать "с руками и ногами". Это люди, которых мы выбираем, как лучших, которых обучаем всему, вкладываем в них деньги и душу, и – отпускаем. Они уезжают лечить детей, помогать им, но не наших детей. Сейчас вот еще двое наших специалистов уезжают. И я уже ничего не могу с этим поделать.

Ирина Киеня