Всем нравится сериал «Чернобыль». Мне тоже должен?
На HBO (и партнерских площадках) вышло уже три эпизода мини-сериала «Чернобыль». И каждый вызывает бурю обсуждения в соцсетях — преимущественно восторженную. Что такого в новом сериале и действительно ли он так крут, рассуждает кинообозреватель TUT.BY Анна Ефременко.
У меня вся лента в «Чернобыле», скажите сразу и по делу: мне действительно надо его смотреть?
Если вам на самолет и ответ нужен здесь и сейчас: да. Но все-таки давайте постараемся понять почему. «Чернобыль» — наша с вами история, и про нее снято не ахти как много фильмов (а хороших и того меньше). И будь на вашем месте условный француз или кореец — просмотр был бы опциональным, но всем нам, кто еще живет с этой травмой (выражаясь не только фигурально, но и вполне реально, достаточно только начать с медиками разговор о последствиях аварии), деваться некуда.
Он действительно так хорошо сделан?
Начну с аргумента, который кинокритики по-снобски привыкли игнорировать: этот сериал очень нравится зрителям. Рейтинг на IMDb сейчас 9,6 (если что, у вашей любимой «Игры престолов» — 9,4), оценка аудитории постсоветского пространства на «Кинопоиске» — 8,6 (это выше, чем у классики вроде «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика» или «Матрицы» с «Гладиатором»).
Если же вернуться к категориям более профессиональным, то заметим вот что. Создателям «Чернобыля» удалось не просто максимально точно передать атмосферу происходящего, или до предела натянуть саспенс, они смогли уловить истинную трагедию советского времени. Речь про строгую вертикальную систему власти и последствия, к которым приводит страх на местах перед своим прямым руководством. В этом смысле блестяще работает первая серия: перед нами разворачивается настоящий фильм-катастрофа планетарных масштабов, а предотвратить трагедию мешает боязнь получить по шапке. Здесь и далее параллельно поднимается вопрос о том, как власть манипулирует информацией, — и попробуйте сказать, что это уже неактуальный вопрос.
Другая, не менее важная идея: зафиксировать подвиг настоящих героев — всех, кто занимался ликвидацией на передовой, но чьи имена не так прочно вошли в историю, как того же Валерия Легасова. С точки зрения фиксации на подвигах героев «Чернобыль» заткнет за пояс любой из последних военных проектов «Беларусьфильма». И при этом не оставит на слове «подвиг» ни налета пафоса: эпизод, где Легасов и компания ищут добровольцев, чтобы спуститься в воду, действенен не потому, что композитор прибавил геройских скрипок, а оператор — крупных планов глаз на мокром месте. Он работает в своей обыденности: люди злятся, они раздражены, им страшно, но они поднимаются со своих мест, подписывая себе тем самым смертный приговор. Впрочем, по справедливости, речь Бориса Щербина могла быть и менее патетичной.
Наконец, за визуальную эстетику сериала отвечает известный шведский оператор Якоб Ире («Громче, чем бомбы», «Тельма», «Конец тура»). Это его камера в эффектных пролетах показывает масштаб катастрофы (дети бегают по улице Чернобыля, в то время как в европейских странах людям запретили выходить из дома; многочисленные панельки пустеют во время эвакуации — как окажется, навсегда; мамы с детьми смотрят на то, как «красиво горит» станция), а в камерных сценах — личные трагедии отдельно взятых людей (душераздирающая сцена «Я же обещал показать тебе Москву», например).
Окей, допустим, а кто вообще занимался этим сериалом? Что американцы могут знать о нашей истории?
Красноречивый пример: вторая серия открывается симоновским «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины». Кто бы это ни придумал, кажется, этому человеку можно доверить снимать не только про Чернобыль, но и — с вынужденным придыханием — про Великую Отечественную войну.
Но вообще очевидно, что в таком крупном проекте и состав участников — международный. В интервью BBC сценарист Крэйг Мазин рассказывает, что не только сам провел дни и недели за изучением документальных свидетельств и рассказов очевидцев, но и привлек к работе множество консультантов. «Мой главный консультант родилась в Кременчуге и жила в Киеве в 1986 году, когда произошла роковая чернобыльская авария. Я также напрямую общался с бывшими ликвидаторами и бывшими жителями Припяти», — рассказывает Мазин в том же интервью.
Для съемок были выбраны Литва и Украина. В первой авторов привлекла выразительная натура (речь про панельные районы), которая осталась с советских времен, а также виды Игналинской атомной электростанции с реакторами типа РБМК, которая была «сестрой» Чернобыльской АЭС. По той же причине выбрали и Киев.
Кстати, почему его снимали не в Беларуси?
Хороший вопрос. Во-первых, в европейских странах (а также в Грузии, России и Украине) есть такое понятие, как рибейт (rebate. С англ. — скидка), — возврат вам как кинопроизводителю-инвестору процента от суммы затраченных средств. В некоторых странах речь может идти о 30 процентах. В Беларуси подобной системы нет.
Кроме того, нет в Беларуси и страхования инвестиционных рисков в кинопроизводстве, а такой крупный игрок, как HBO, без подобной страховки и пальцем не пошевелит.
Жаль. А что вы скажете о ляпах? Я читал, что их куча, куда смотрели консультанты?!
Давайте сразу поясним: сериал не документальный, а лишь тщательно проработанный в исторической перспективе художественный. Можно найти массу мелких косяков вроде пластиковых окон (на которые сетовал, справедливости ради, даже сам сценарист, но другого выхода не было). А можно посмотреть глобальнее: белорусской ядерщицы Ульяны Хомюк вообще не существовало, ее линию добавили исключительно для драматургии — то есть чтобы нам с вами было интереснее следить за происходящим. И вряд ли можно представить нечто подобное вроде сцены с шахтерами из Тулы, которые вытирают руки о министра энергетики. Это все допущения, на которые вы соглашаетесь, когда смотрите игровое кино.
Но раз уж речь зашла о деталях, зацените: колонна автобусов, которые приезжают эвакуировать город, — это исторически верные ЛАЗы, более того, номерные знаки полностью соответствуют реальным историческим номерам Киевской области УССР. А особенно внимательные зрители отмечали, что даже посуда соответствует той, что была в то время на семейных кухнях.
Ничего себе! Ладно, убедили, последний вопрос: разве могут американцы убедительно сыграть русских?
Вы удивитесь, насколько. Швед Стеллан Скарсгард в роли Бориса Щербина выглядит более чем убедительно и сурово, у Джареда Харриса как будто на лице высечена ученая степень Валерия Легасова, а Эмили Уотсон, как заметил один из моих коллег, можно «запросто представить в минской булочной». Несколько странно слышать обращения героев друг к другу «товарищ» (gentlemen в оригинальной озвучке), даже если речь про простых рабочих станции, но на это можно закрыть глаза, правда?
Уговорили. Когда там следующая серия?
Четвертый эпизод сериала выйдет 27 мая, а финальная серия — 3 июня.
