«Исламское государство будет жить»

В конце марта президент США Дональд Трамп объявил о полном разгроме «Исламского государства» (ИГ, запрещена в РФ) — но не вспомнил, как именно бездарная политика Вашингтона в послевоенном Ираке во многом и привела к появлению некогда грозного халифата в Ираке и Сирии. Не упомянул он и о судьбе сотен сторонников ИГ по всему миру, которые никуда не исчезли. О расколе ислама, о кровавом прошлом и грозном будущем исламистского террора «Лента.ру» поговорила с Саидом Ханом, профессором американского Университета Уэйна и сооснователем аналитического центра ISPU, который занимается изучением проблем современного ислама и политики США на Ближнем Востоке.

Что касается территории, ИГ как экстремистскому движению на самом деле не требуется территория. Вот, например, «Аль-Каида» руководила своими «операциями» из нескольких афганских пещер на границе с Пакистаном. Их реальный ресурс — не территория, а способность вдохновлять и влиять на недовольных людей по всему миру, заставлять их ответить на призыв и мобилизоваться, начать действовать.

«Аль-Каида» действовала в Судане, Кении и Танзании в конце 1990-х. Им удалось добраться даже до Соединенных Штатов — вспомните Рамзи Юзефа и первое нападение на Всемирный торговый центр в 1993 году. Во многом модель «Аль-Каиды», как и модель ИГ, напоминает корпорацию. Можно сказать, что они используют модель франшизы — им ничего не принадлежит, но они позволяют людям по всему миру работать под их вывеской. Если что-то идет не так — всегда можно свалить вину на местное управление.

То, что сейчас у ИГ нет территорий, не значит, что оно исчезло. Оно будет жить. Ничто не мешает его сторонникам поддерживать и воссоздавать свою структуру, используя социальные сети и теневой сегмент интернета, — и остается только ждать, когда и где она снова возникнет.

Такая возможность есть, и такой страх всегда присутствует. Но мы должны понимать, что не все люди, побывавшие в ИГ, до сих пор разделяют его ценности. Они могут отринуть их — мы видим, что многие из вернувшихся разочарованы тем, что увидели, и тем, что им пришлось делать во имя ИГ и его извращенной и искаженной версии ислама.

Среди них много тех, кто уехал в подростковом возрасте, многие — до сих пор подростки или совсем молодые люди. И им будет очень тяжело встроиться обратно в общество. В те годы, когда другие получали образование и набирались профессионального опыта, они были на войне. Они, возможно, травмированы на всю оставшуюся жизнь. И в их родных государствах часто просто нет механизма реабилитации этих людей — нередко их отвергают и лишают гражданства. Особенно это касается Великобритании, в некоторых случаях и Соединенных Штатов. Такой подход усложняет проблему — эти люди с легкостью вступят в новое радикальное движение, будь то «ИГ 2.0» или что угодно еще.

В первую очередь, это претензия на основание халифата. 99 процентов мусульман не считают [Абу Бакра] Аль-Багдади (лидера ИГ — прим. «Ленты.ру») легитимным праведным халифом. Его власть не признает буквально никто, кроме примерно 50 тысяч человек, состоящих в ИГ — незначительная погрешность на фоне 1,8 миллиарда мусульман в мире. С точки зрения статистики ИГ просто не существует.

Что касается конкретных нарушений исламских законов: давайте ради чистоты аргументов представим, что ИГ — это настоящий халифат. Чтобы объявить джихад, халиф должен обосновать его, объяснить его пользу для защиты ислама в целом. Джихад ИГ — явно не оборонительный, а агрессивный, ведь о защите ислама речи не идет.

Но даже если бы это был настоящий халифат, с настоящим халифом и правильно объявленным джихадом — в исламе ведь есть очень четко прописанные этические правила ведения такой войны. Не должно быть убийств мирного населения, изнасилований и пыток мирных жителей, нельзя использовать химическое и биологическое оружие, учиняя хаос. Действия должны быть соразмерны исходящей от врага угрозе; если он окружен и сдается, его нужно пощадить. ИГ, похоже, нарушило все установки, заданные Кораном и Пророком.

Концепция «справедливой войны» отражена и в Новом, и в Ветхом Завете, и в Коране, и в работах Гуго Гроция — основоположника современного ведения войны, — все они говорят о пропорциональном подходе к войне, регулировании того, что на ней происходит. Но, как я уже сказал, действия ИГ противоречили не только международному, но и исламскому праву.

Большую роль здесь играет чувство принадлежности. В Соединенных Штатах, даже во времена Трампа, ни официально, ни на уровне общества, — никто не говорил мусульманам, что они не американцы. Кто-то может говорить им «Уезжайте домой!», но это на самом деле бессмысленно, ведь они могут ответить: «Вы здесь тоже иммигранты, ваши предки когда-то приехали сюда, так что можете ехать домой в Германию или Ирландию».

В Европе ситуация совсем иная: там можно несколько поколений жить в какой-либо стране, но никогда не стать полноправным членом ее общества. Если вы иммигрант, ваши потомки никогда не станут настоящими британцами, французами, немцами или итальянцами.

Национальная идентичность европейца привязана к его этничности, культуре, языку и религии. Для мигрантов жить в таких условиях — большое испытание. Мало того что их идентичность не принимают, они оказываются исключены из социоэкономических структур без возможности выстроить стабильное финансовое положение. Отсюда — этнические банды, насилие, в которое вовлечены дети, не имеющие никакого будущего. Так молодые мусульмане в европейских странах склоняются к антисоциальному поведению.

Если взглянуть на то, какие люди стягивались в ИГ, становится ясно — это, по сути, такая же банда, только очень большая. Ее члены чувствуют общность, причастность к совместному делу, чувствуют, что они для чего-то нужны — и это очень привлекательно для тех, кто не мог почувствовать что-то такое у себя на родине.

Конечно, есть и такие случаи. Часто это были молодые женщины. К примеру, одна американка йеменского происхождения уехала в Сирию с юга США, из штата Алабама. Она попыталась вернуться, но Соединенные Штаты лишили ее гражданства. Это очень противоречивый вопрос, который еще предстоит рассмотреть в суде: могут ли США лишить гражданства человека, который стал гражданином на законных основаниях?

Так или иначе, этих случаев очень мало. Надо заметить, так же было и с «Аль-Каидой» — в нее почти не вступали американские мусульмане. Заметным исключением стали разве что молодые сомалийцы, поддержавшие «Аш-Шабаб» («Харакат аш-Шабаб аль-Муджахидин» — сомалийская исламистская группировка, в 2012 году присягнувшая «Аль-Каиде», — прим. «Ленты.ру»). Но на тот момент уже два десятилетия шла сомалийская гражданская война — так что они прежде всего считали, что это не религиозный, а внутринациональный конфликт.

Вопрос Сирии расколол американских мусульман. Сирийские и ливанские шииты поддерживают режим Асада. Самое важное для них — что Асад поддерживает шиитское движение «Хезболла». Американские шииты не верят, что сирийский диктатор использовал белый фосфор и химическое оружие. Интересно, что они в основном узнают новости от RT и других российских источников, и, опираясь на них, спорят с нарративом западных, американских СМИ. Обычным новостным изданиям из США они не доверяют — считают, что те на самом деле не отражают настоящую позицию правительства.

Мусульмане-сунниты, напротив, согласны, что в Сирии происходят жуткие злодеяния. Они обвиняют во всем происходящем шиитский Иран — всему виной его влияние на ситуацию. Повторюсь, что Сирия стала поводом для раскола среди американских мусульман — но в наибольшей степени это касается арабов. Для мусульман не арабского происхождения Сирия — лишь одна из ежедневных тем в новостях.

Да, в 2003-м, 2005-м, 2006-м и затем в 2008 году — один раз во время первого срока Джорджа Буша-младшего и трижды — во время второго.

Приближенные к администрации эксперты уверяли Буша и его окружение, что исход вторжения будет не просто удачным, а сверхудачным, — что американцев встретят как освободителей, несущих демократию. Что им удастся победить диктатуру, существующую в стране с 1959 года, когда произошла первая попытка переворота.

Они действительно видели себя благородными рыцарями, супергероями, спасающими Ирак и превращающими его в образцовую демократию. Этот пример должен был вдохновить остальные государства в регионе — возможно, привести к смене власти в Иране, Сирии или даже в странах Персидского залива. Кроме того, Соединенные Штаты, конечно, интересовала нефть. На заре войны Белый дом не прислушивался к альтернативным оценкам ситуации.

Когда последствия войны оказались совсем не такими, как планировалось, США были близки к панике: в Вашингтоне пытались понять, почему все идет не так, как им обещали. В результате они стали куда более открыты к альтернативному мнению, к анализу и критике своих действий в Ираке, но к тому времени было уже поздно. И даже если бы власти США были действительно заинтересованы (а это большой вопрос — были ли на самом деле?) в изменении своей политики в этой стране, они уже растеряли доверие местного населения.

Кроме того, они одновременно двигались в разные стороны — кто-то до сих пор пытался добиться демократии, кто-то гнался за прибылью от нефти и так далее. Такой конфликт интересов, такая разница в приоритетах парализовала американцев и не дала им проводить внятную политику.

Политикой США в Ираке после Саддама Хусейна управляли из Пентагона: этим занимались министр обороны Дональд Рамсфелд, его заместитель Пол Вулфовиц и его советник Дуглас Фейт. Они верили, что можно в кратчайшие сроки избавиться от всех, кто был как-либо связан с правительством Хусейна. Но проблема была в том, что члены партии «Баас» были единственными, у кого был опыт управления страной. Они же контролировали целые секторы экономики и индустрии.

Но не все они были идейными сторонниками Саддама Хусейна! Членство в «Баасе» было необходимо даже для того, чтобы получить визу и выехать из Ирака. Так в партии оказались люди с большим рабочим опытом, навыками и образованием — в области медицины, права и так далее.

Когда США вошли в Багдад и сформировали временное правительство, они не стали разбираться, кто настоящий «баасист», а кто попал в партию не по своей воле. Эта «дебаасификация» просто выдавила всех причастных, что привело к утечке мозгов, нехватке рабочих рук и росту возмущения в народе.

Именно так. Стремясь установить демократию, США ввели в Ираке конституцию, главной целью которой было противодействие законам шариата. Они хотели создать светское государство. Это, конечно, были благие намерения, но они к тому же уравняли голоса всех граждан — и при этом не учли давней вражды между курдами, шиитами и суннитами. Курды, живущие в основном на севере Ирака, получили что-то вроде автономии и были не так озабочены государственными вопросами. Остались шииты и сунниты. Шиитское большинство при Саддаме демонизировалось и угнеталось.

Сунниты совсем не обязательно поддерживали гонения — у них просто не было возможности что-либо сделать с режимом Хусейна. Но когда шииты, представлявшие большинство избирателей, пришли к власти, им было все равно — они начали мстить. В первые же месяцы в Багдаде начались этнические чистки. Суннитов сместили со всех политических и экономических позиций.

Виной этому — предложенная американцами конституция: США могли бы написать ее таким образом, чтобы защитить иракских суннитов, но не сделали этого. А в Ираке и премьер-министр Нури аль-Малики, и все остальные избранные правители-шииты действовали по логике кровной мести.

Бывший иракский министр обвинил администрацию Барака Обамы в том, что США в нужный момент не вмешались и не предотвратили появление «Исламского государства». Как вы считаете, насколько оправданы такие обвинения?

В этой ситуации есть определенная ирония. Ирак одновременно жаловался на то, что Соединенные Штаты вывели войска и недостаточно помогают бороться с исламистами, и негодовал по поводу вмешательства американцев в свои внутренние дела, называя это нарушением суверенитета. Часть иракского общества мобилизовалась против шиитского правительства — и это отчасти породило ИГ. Но нужно понимать, что это происходило тогда, когда вывод американских войск уже обсуждался, и иракское правительство считало своей целью добиться его как можно скорее.

Я бы сказал, что в какой-то момент их понимание эволюционировало — сперва они верили в свои фантазии, а потом столкнулись с реальностью. Им пришлось признать, что все не так гладко — они поняли, что с этим нужно что-то делать. Это процесс, через который прошли две президентские администрации. Когда люди Буша получили власть, они думали, что изменят всю карту региона.

Это было неоконсервативное движение, которое в 1999 году, еще до выборов, создало неправительственную организацию «Новый американский век», идеология которой гласила: «Глобальное лидерство США хорошо и для самих США, и для всего мира».

Они считали, что вторжение в Ирак даст им возможность повлиять на положение сил на Ближнем Востоке. Их опьянила достаточно простая победа над Саддамом — они думали, что все остальные их ожидания воплотятся в жизнь так же быстро. Не прошло и года, как их надежды рухнули. Сначала все все отрицали и пытались кого-то обвинить — в американской политической системе все хотят быть переизбранными, поэтому признавать свои ошибки просто нельзя.

Особенно — когда ошибка стоила триллионы долларов, привела к смерти сотен тысяч людей, в основном невинных, и разрушила целое государство — и все из-за какой-то фантазии. Следующий президент может критиковать предыдущего, но Америка не извиняется. Когда Обама пришел к власти, он все же попытался как-то возместить то, что сделал Буш — но он хотел исправить то, что восстановить было никак нельзя.

Его администрацию мало заботит Ирак. Фокус сместился. Трамп «унаследовал» другие проблемы: Сирию, «прокси-войну» между Ираном и Сирией за влияние в регионе. Ирак с годами становился все менее значительным игроком и не мог помешать влиянию Ирана в Сирии и Йемене — а США сейчас интересней налаживать отношения с Израилем, Саудовской Аравией, ОАЭ и в меньшей степени с Катаром. Ирак отошел на второй план, и его будущее сегодня Вашингтон интересует мало. Чем это закончилось в прошлый раз, мы помним.