«Не умею врать». Велогонщик Сивцов - о положительной допинг-пробе, нежелании идти в суд и своем будущем
Константин Сивцов — один из самых успешных велогонщиков в истории Беларуси. Он 17 раз выступал в супермногодневках и единственный из белорусов входил в десятку лучших общего зачета «Джиро д`Италия». 31 июля прошлого года Сивцов сдал пробу, показавшую наличие запрещенных веществ. При этом 36-летний гонщик утверждает, что не использовал допинг. В интервью SPORT.TUT.BY он объяснил, почему его дело вызывает массу подозрений, а также назвал причины, по которым не намерен отстаивать свои права в суде.
«Мою пробу везли до лаборатории два с половиной дня. Что с ней происходило все это время?»
— Пробу вы сдали в конце июля. О том, что она положительная, было объявлено пятого сентября. Помните этот день?
— О «позитиве» узнал утром перед тренировкой. Открыл почту и увидел e-mail от UCI (Международного союза велосипедистов). Конечно, первая реакция — шок. Что? Как? Почему? Вскоре на сайте команды появился пресс-релиз. Прошло буквально 20 минут. Как будто знали.
Вскоре позвонила жена. Она через слезы спрашивала, что произошло, не могла поверить в произошедшее. Да и вообще сразу было очень много звонков. Люди поддерживали и отказывались верить новостям.
А вскоре у меня дома начался обыск.
— Что нашли карабинеры?
— Какие-то медикаменты, что нормально, ведь я живу с семьей. Например, детские капли для носа с содержанием сальбутамола в 0,0375 при допустимой дозе в 1000. Плюс актовегин. Это разрешенный препарат, стимулирующий процесс регенерации. Употреблял его вне гонок, так как за несколько месяцев до этого получил серьезную травму. Обыск продлился четыре часа.
— Вы сразу отрицали использование запрещенных веществ. Пытались понять, как проба оказалась позитивной?
— Конечно. Мыслей было много. Затем начал читать регламент, вспоминать, анализировать. Первые дни даже из дома не выходил.
— Как отреагировала команда?
— Во время обыска мне позвонил генеральный менеджер. Он просто поставил перед фактом, что клуб выпустил пресс-релиз и отстранил меня от соревнований. Это нормальная практика в велоспорте.
— Правда, что еще до допинг-пробы у вас были сложные отношения с клубом?
— Простыми назвать их не могу, но в детали вдаваться не стану. Мы договорились, что оставим это между нами. Не хочу нарушать данное обещание.
— С партнерами по команде общались?
— Гонщики, с которыми я был близок, стали еще ближе. То же самое касается и друзей. Важно, что в такой момент от меня никто не отвернулся.
— Вы считаете историю с вашей допинг-пробой странной. Объясните, почему?
— Давайте по порядку. Во-первых, мою кровь не смогли проверить, заявив, что она свернулась, хотя при заборе все было в порядке. Такое случилось впервые за 14 лет моей профессиональной карьеры. А проба на кровь очень важна, чтобы дать точный ответ относительно использования запрещенных веществ.
Во-вторых, пробирку с анализом мочи доставляли в лабораторию два с половиной дня. Как можно 200 километров ехать более 30 часов? Хотел это выяснить, но мне отказались предоставлять контакты допинг-офицера, проводившего забор. Формально такой долгий трансфер не считается нарушением правил, но однажды я сдавал пробу в ОАЭ, так ее доставили за 12 часов.
В-третьих, в системе ADAMS информация о моей пробе появилась только спустя четыре недели — это очень много. Обычно это происходит мгновенно.
В-четвертых, в моем биологическом паспорте нет никаких аномальных показателей, которые характерны для людей, употребляющих допинг.
В-пятых, у меня проводили забор в пробирки старого образца, которые WADA не использует уже полтора года. Они дискредитировали себя на Олимпиаде в Сочи. Было доказано, что при очень низких температурах эти пробирки можно вскрыть без повреждений.
Конечно, у меня возникает вопрос: что происходило с моей пробой в течение двух с половиной суток? И почему путь в 200 километров занял у допинг-офицера столько времени?
И еще один нюанс. Вопреки правилам WADA ко мне пришел только один допинг-офицер вместо двух. Я мог вообще отказаться от сдачи анализа. Если бы знал, что у меня в организме есть что-то запрещенное, неужели бы я не воспользовался такой возможностью?
— Вы обращались в WADA за разъяснениями?
— Да, но не получил никаких ответов. Кстати, и CPA (Ассоциация профессиональных гонщиков) никак не отреагировала, хотя уже много лет я плачу туда взносы. Никакой помощи от них не дождался.
— В вашей пробе нашли следы ЭПО, правильно?
— В официальных бумагах указан ESAs. Это один из аналогов ЭПО. Таких веществ около шести десятков. Конечно, ЭПО звучит шумнее, чем какой-то аналог, поэтому в пресс-релизе UCI указан именно он.
— Как это вещество может попасть в организм? Возможна какая-то случайность?
— Врачи утверждают, что единственный вариант — внутривенная инъекция. Анализ крови мог бы дать очевидный ответ, использовал ли я это вещество, но, как уже говорил, моя проба была испорчена.
— Незадолго до положительной допинг-пробы вы проходили восстановление после травмы? Могли ли процедуры или прием лекарств как-то повлиять на результат анализа?
— Я принимал только разрешенные вещества — актовегин и солкосерил. Они помогают быстрее восстанавливаться после травм и в данном случае не могли оказать никакого влияния.
«Меня мотивировало желание публично доказать свою невиновность, но так ли это важно?»
— Вы намерены доказывать свою невиновность?
— Сначала у меня действительно было желание бороться до конца. Я посещал лаборатории, встречался с экспертами в Москве, говорил с адвокатами. Но затем начал осознавать, чего мне это будет стоить. Это невероятно дорого, а разбирательства идут годами. Мне скоро 37. Какой команде я буду нужен через несколько лет?
Чем больше общался с людьми, которые пытались бороться за свои права, тем отчетливее понимал бессмысленность этой затеи. Итальянский ходок Алекс Швацер потратил годы на разбирательства и остался в итоге ни с чем.
Меня мотивировало лишь желание публично доказать свою невиновность, но так ли это важно? Самые важные для меня люди и так поддержали. Они мне верят, им не надо ничего доказывать.
— Какой была ваша контрактная ситуация перед тем, как UCI объявила о положительной допинг-пробе?
— Понимаю, что вы имеете в виду. Да, мне доводилось читать мнения, что я решил использовать допинг, чтобы показать результат и найти себе работу на следующий год, но это полная чепуха. У меня было несколько вариантов продолжения карьеры. Были возможности перейти в другие команды Мирового тура или клубы поменьше на роль лидера, так что был спокоен за свое будущее.
Более того, обдумывал возможность завершения карьеры. Все-таки я уже не молод, а две подряд серьезные травмы заставляют задуматься о целесообразности дальнейших выступлений.
— Кому может быть выгодна вся эта история?
— У меня есть несколько вариантов, но правильно ли будет кого-то обвинять без четких доказательств? Мне видится, что нет.
«Работаю личным водителем своих детей»
— Как сейчас проходит ваш день?
— В шутку говорю, что работаю личным водителем своих детей. Они уже начали заниматься спортом. Старший ходит на плавание, младший занимается футболом в «Минске». Положительный момент в том, что могу больше времени посвятить своей семье.
— В будущем видите себя в профессиональном велоспорте?
— Честно говоря, особого желания возвращаться туда нет. Когда стал понимать, как все устроено на самом верху, понял, что не желаю становиться спортивным директором. Идти против своих принципов? Но я не хочу и не умею обманывать.
— Чем в таком случае планируете заниматься?
— Мне интересно поработать с молодыми гонщиками. В Беларуси надо менять взгляды на развитие спорта, больше смотреть на эффективность наших методик, обращать внимание на инновационные методики.
К примеру, современные технологии позволяют еще в начале карьеры понять, подходит ли спортсмену этот вид. Может, его физиологические данные не позволят ему достигнуть высоких результатов в этом спорте, но он отлично подходит для другого. Мне было бы интересно внедрять такие методики в белорусский велоспорт.
— Не тревожит, что в профессиональных командах осталось только два белоруса?
— Это пугающая тенденция, но я не удивлен. К сожалению, все к этому шло. При этом не считаю, что у нас меньше талантливых ребят, чем в Италии, где я прожил много лет. Просто нужно правильно с ними работать. Вижу, что те же Денис Мазур и Даниил Турук, за которыми наблюдаю второй год, могут ярко проявить себя в будущем. Но нужен правильный подход к развитию карьеры.
— С другой стороны появился велоклуб «Минск», благодаря чему общее количество гонщиков и их оснащенность улучшились.
— Да, это большой плюс, но я все-таки считаю, что настоящее развитие этот проект получит только при наличии конкуренции внутри страны. Если бы помимо «Минска» была еще одна команда, то они прогрессировали бы, соперничая между собой.
А лучшим показателем эффективности работы считаю количество переходов в большие клубы. Когда еще в начале карьеры ездил в клубе «Итера», оттуда на высокий уровень перешел не только я, но и Владимир Карпец с Алексеем Марковым. Вот это показатель уровня подготовки в команде.
— Вы выступали во многих топ-клубах. Какой и почему считаете лучшим?
— Выделю два — «Скай» и «Коламбия». Они всегда защищают своих гонщиков и не боятся UCI. И Фрум, и Энао избежали наказания благодаря поддержке клубов, которые доказали их невиновность. И если бы все команды были сильны и едины, влияние UCI серьезно снизилось бы. В том числе и в плане распределения средств.
Мой друг Олег Тиньков был хозяином собственного клуба. Так он всегда поражался, что команды не получают процент от продажи прав на телетрансляции от организаторов. В футболе это один из главных источников доходов для клубов.
— Вы были одноклубником Криса Фрума. За счет чего он стал лучшим многодневщиком десятилетия и выиграл «Тур де Франс» четыре раза?
— За счет сумасшедшей работоспособности. Он все время пашет. И при этом остается отличным человеком без намека на звездную болезнь.
И стоит учитывать уровень тренировок в «Скай». В новом клубе в 2017 году нам предлагали программы, которые «Скай» внедрил еще пять лет назад. Они всегда совершенствуются.
— За последний год не разочаровались окончательно в велоспорте?
— Я не имею права обижаться на спорт. Все, чего я достиг, благодаря ему. Я разочаровался только в системе, которая делает спортсменов и команды бесправными.
