Рассказывает руководитель Центра изучения Юго-Восточной Азии, Австралии и Океании Института востоковедения РАН Дмитрий Мосяков.
Партия — их рулевой
Алексей Макурин, «АиФ»: Лишь одна китайская провинция Гуандун производит продукции на почти такую же сумму, как вся наша страна. Грузооборот только двух портов, в Шанхае и Шэньчжене (1-е и 3-е места в мире), в 1,5 раза выше, чем у всех портов РФ. Что лежит в основе китайских рекордов — потенциал самого большого населения в мире или эффективность экономической модели?
Дмитрий Мосяков: Думаю, на результат работает и то и другое. Но есть ещё два фактора, без которых не было бы всех китайских успехов. Это сохранение власти в руках компартии (КПК) и китайский патриотизм — желание стать страной № 1 после 150 лет слабости. Китай неузнаваемо изменился на протяжении жизни всего одного поколения. Люди помнят времена, когда жили в хибарках с земляными полами. А теперь КНР за неделю строит в 1,3 раза больше благоустроенного жилья, чем Россия за год. 40 лет назад Пекин был городом велосипедов, а теперь там столько частных машин, что одни выезжают только по чётным дням, другие — по нечётным. Эти результаты вызывают у народа оптимизм, готовность работать.
— В СССР такая атмосфера была 60 лет назад, когда был запущен первый спутник, в семьях появились отдельные квартиры, телевизоры, холодильники...
— Да, тогда оптимистов у нас было много. И стало бы еще больше, если бы дальнейшее улучшение благосостояния советских людей было подкреплено прочным экономическим ростом. Но у нас реформы, направленные на развитие хозяйственной самостоятельности предприятий, которые начал председатель Совета министров Алексей Косыгин, не были доведены до конца. В 1970-е годы СССР не столько решал проблемы, сколько заливал их нефтяными деньгами. А лидеры КНР во главе с Дэн Сяопином тем временем изучили неудачный советский опыт, и ровно 40 лет назад начали свои реформы, во многом отталкиваясь от него.
— То, что руководили реформами коммунисты, этому не помешало?
— Наоборот. Дэн Сяопин был прагматиком, который использовал компартию как мощный инструмент реализации решений, принятых на благо страны. Он переосмыслил социализм с учетом китайских реалий и национальных интересов. Первое, что сделала КПК после 1978 г., —разрешила семейное фермерство с арендой земли на 49 лет и создание СП между госпредприятиями КНР и частными иностранными компаниями. В результате за считаные годы крестьяне накормили страну и появилась экспортная промышленность, которая начала зарабатывать валюту. Одновременно были нормализованы отношения с США. Китайцы даже позволили разместить в одной из северо-западных провинций американские станции для слежения за советскими ракетами, взлетающими с Байконура. В ответ американцы открыли для китайских товаров свой рынок и за первые 10 лет вложили в экономику КНР 600 млрд долл.
Но при этом китайское руководство проводило самостоятельную экономическую политику. Оно делало то, что считало нужным, а не то, что советовал МВФ. Правительство сохранило контроль над промышленными предприятиями и реформировало их очень медленно, чтобы не разрушить социальную стабильность. Да, убыточные производства закрывались. Но этот процесс активно пошел только после 2000-го года, когда новая экономика достигла таких размеров, что могла принять десятки миллионов сокращенных людей. Для каждого из государственных заводов была разработана программа переориентации в более прибыльные сферы. Именно самые эффективные госкомпании стали той базой, на которой в итоге выросла мощная автомобильная, станкостроительная, авиакосмическая промышленность. Частный и государственный сектор экономики в Китае сегодня примерно равны по размерам. И большинство проектов осуществляется на принципах частно-государственного партнерства.
Наука выгоднее нефти
— Доход Китая от экспорта мобильных телефонов в 1,6 раза больше дохода России от экспорта нефти и газа. За счёт чего КНР завоёвывает технологические рынки?
— Первое — это госполитика. Огромные деньги вкладываются в создание базы для фундаментальных научных исследований, покупку патентов и строительство технопарков, где на льготных условиях работает множество небольших частных фирм, внедряющих новые разработки. Второе — прекрасные условия для иностранных инвесторов, совместно с которыми производится большая часть той же электроники. Третье — подготовленная и более дешёвая, чем в Европе и США, рабочая сила. И четвёртое — эффективная модель продвижения товаров за рубежом. Сначала Китай копирует и осваивает зарубежные технологии на внутреннем рынке. Затем поднимает производство до мирового технологического уровня. И наконец, агрессивно выходит на международный рынок со своей продукцией. При этом производители экспортных товаров получают льготные госкредиты и гарантии государства, что позволяет быстро расширять производство и даже где-то рисковать.
Пример такого развития — компания Lenovo, занимающая 5 место в мире по производству мобильных телефонов и выпускающая 20% всех персональных компьютеров. Она была основана в 1984 г. 10 учеными из Китайской академии наук и со временем выкупила компьютерное подразделение американской IBM. До сих пор академия контролирует около 30% акций компании. Около 6% акций принадлежит ее исполнительному директору (в КНР так принято стимулировать высший менеджмент), а остальные — инвестиционным фондам из США.
— Китай обгоняет все другие страны и по количеству научных публикаций: только в 2016 г. это 426 тыс. статей. Один из ваших коллег-китаистов рассказывал, как КНР добилась лидерства в этой сфере. Государственные университеты стали покупать западные научные журналы и размещать в них работы своих сотрудников, целенаправленно переведённые на английский язык.
— В этом суть китайского подхода: поставить цель, сконцентрировать ресурсы для её достижения и двигаться к ней шаг за шагом. Учёные в КНР зарабатывают, кстати, меньше, чем могли бы в развитых странах. Но им созданы все условия для исследований. Читать лекции в университеты приглашаются лучшие учёные мира. Однако университетское образование в Китае почти везде платное.
Супердороги и супермосты
— Поражает, как быстро и в каких масштабах китайцы строят. В 2008 г. открылась первая высокоскоростная железнодорожная магистраль, по которой за полчаса можно преодолеть 120 км между Пекином и Тяньцзинем, третьим по величине городом страны. А сегодня сеть ВСМ Китая достигла 25 тыс. км, или 66% от общего объёма в мире. На одной из таких магистралей расположен самый длинный в мире виадук протяжённостью 164,8 км. По сравнению с ним даже мост через залив между Гонконгом и Макао (55 км) — детская игрушка. Стоят такие проекты десятки миллиардов долларов. Они окупаются?
— Безусловно, хотя не все и не всегда. Китайцы так же, как в России, допускают перерасход денег и времени. У них есть целые новые города, в которых никто не собирается жить. Но они накопили огромные финансовые ресурсы и не боятся ошибок, понимая, что проекты, которые выстрелят, окупят остальные. Чем-то это напоминает рискованные стартапы в хайтеке, только в больших масштабах.
Но приоритеты для вложений китайское государство выбирает очень расчётливо. Туда, где есть дороги, мосты, другая развитая инфраструктура, как правило, приходит частный бизнес и начинается развитие. И, кроме того, по мере роста доходов населения становится всё больше тех, кто может себе позволить ездить на высокоскоростных поездах, покупать квартиры в новостройках, гонять на новых машинах по новым трассам.
Классовая борьба с коррупцией
— Однако там, где государство и бизнес совместно реализуют гигантские проекты, есть опасность гигантских же злоупотреблений. Как китайское руководство воюет с коррупцией?
— Эта война объявлена одной из форм классовой борьбы. Идёт она не на жизнь, а на смерть. За последние несколько лет было возбуждено 1,6 млн уголовных дел против госруководителей разного уровня, которые закончились не условными сроками, а реальными наказаниями вплоть до расстрела. Был казнен заместитель мэра Пекина, несколько крупных провинциальных чиновников. И что ещё очень важно: Китай преследует казнокрадов по всему миру. С 2014 г. домой были экстрадированы 4997 человек из 120 стран, обвиняемых в коррупционных преступлениях, удалось вернуть 1,5 млрд долл.
— У нас этот процесс идёт труднее. Экстрадиции бывшего министра финансов Московской области Генпрокуратура, к примеру, добивалась целых 8 лет, и ещё хорошо, что всё получилось. Что власти Китая делают по-другому, добиваясь выдачи преступников?
— Благодаря огромному экономическому весу в мире у КНР больше рычагов воздействия. И она не боится их использовать. Странам Азии, которые от китайцев зависят, они сразу говорят: не вернете беглецов — ограничим торговлю, не дадим кредиты. На развитые страны они оказывают давление, арестовывая их собственных граждан. И большинство иностранных государств предпочитает пойти навстречу Китаю или вообще с ним не связываться.
Работает ли китайский опыт в России?
— Россия тоже сегодня поощряет экспортное производство и так же, как в Китае, запускает стратегически важные проекты в партнерстве между государством и бизнесом. Но эффект не тот. Для КНР годовой экономический рост в 6% — уже снижение. А для нас даже 3% — мечта. Почему?
— Потому что главный импульс китайским реформам дал мощный приток в экономику иностранных инвестиций. Механизм поддержки отечественной промышленности заработал в КНР только после того, когда пошла экспортная выручка от продажи потребительских товаров и налоги от многочисленных СП. А Россия живет под санкциями, которые препятствуют вложениям в нее из развитых стран и ограничивают экспорт ее товаров. У нас и близко нет того торгово-инвестиционного режима, которого Китай смог добиться в 1980-е гг. Но другой элемент китайского роста — постоянное повышение уровня жизни людей и увеличение емкости внутреннего рынка за счет роста потребительского спроса, Россия вполне могла бы использовать для ускорения своего развития.