Человек земли. Репортаж о белорусе, который 15 лет назад ушел от людей

Мы останавливаемся за пару километров от деревни — дальше дорога никому не нужна, пишет realt.onliner.by В поле застывает потерянная лисица и долго таращится на нас: явно никогда не видела людей без велосипеда и телогрейки. Из снега торчат дома, но дыма из труб нет. Вокруг сплошные деревья и не запачканные цивилизацией сугробы, с которым хорошо контрастирует густая борода единственного в округе человека.

Володя указывает тропинку, ведет через заснувшую на зиму речку. Это самый обычный белорусский пейзаж — равномерный и одноцветный, но легко узнаваемый. Володя останавливается перед кладбищем.

— Меня как-то спрашивали, не страшно ли мне ночью мимо кладбища ходить. Не страшно. Мы с ним прекрасно уживаемся и друг другу не мешаем, — широко улыбается простой, но совершенно не похожий на ровесников белорусский мужик. У Володи ясные карие глаза, лохматая борода, захваченная сединой, и легкий, но уверенный шаг.

«На земле» мужчина уже больше 15 лет. Живет посреди заброшенной деревни в самом скромном районе страны — Шарковщинском. Живет один — других людей в радиусе нескольких километров давно нет. На вымышленной границе хозяин поставил табличку «Ковали сады. Школа „Счастье“». Здесь он сам себе президент.

Историю Володиной жизни можно уместить в 60 секунд — или развить до большого романа о человеческих переживаниях и поисках себя. Родился здесь, в Ковалях. Потом переехал в Глубокое. После школы поступил на юрфак БГУ. Немного поработал в прокуратуре, но быстро разочаровался и открыл свое дело. Это была самая обычная жизнь без серьезных потрясений, но счастья она не приносила.

— Меня с детства тянуло к свободе, к земле, а так меня в те годы ничего конкретного не привлекло. Мама предложила пойти на юрфак, я и пошел. Не лежала у меня душа, но я человек такой. Пошел, да и все тут, — скромно улыбается Володя.

— Не знаю. Может, водителем автобуса бы пошел. А еще меня в лесотехнический техникум звали. Тоже интересно было, но было обидно после восьмого класса из школы уходить: учился я хорошо.

На последних курсах университета парень перевелся на заочку и уехал в полоцкую прокуратуру, чтобы хоть что-то делать: переписывать конспекты и просиживать штаны на парах ему казалось делом бессмысленным. Работа в органах в девяностых годах была довольно своеобразной — начинающего юриста хватило всего на полгода. Володя написал заявление «по собственному» и решил заняться чем-то более понятным и однозначным — возить в Россию картошку, например.

— Загружал в Беларуси фуры и отправлял в Россию. Было нормально, но закончилось все быстро. Как-то мне нужно было отгрузить очередную партию, я занял денег и поехал.

В России мне навешали лапши, дали всего $500 и пообещали отдать все в следующий раз.

Я снова занял, привез еще две фуры — с картошкой и вином. Естественно, ничего мне не отдали. К этому моменту я уже был должен около $10 тыс. — на те времена сумасшедшие деньги. После этого я и решился уехать. Это как удар по голове был. Нельзя сказать, что это стало причиной. Это скорее стало толчком.

С долгами Володя рассчитался только несколько лет назад — все это время он ежемесячно выплачивал своему бывшему соседу по паре копеек. Недавно мужчина увидел этого человека по телевизору. «Выглядит он хорошо, глаза счастливые, а значит, зла на меня не держит. Что ж делать, так случается», — разводит руками эмоциональный, но скромный белорус.

Мы идем по едва протоптанной тропе. За пару сотен метров до ближайшего дома в землю вкопана пара березовых бревен. Володя поставил их, чтобы в темное время суток проще было находить дорогу домой: в таких местах свет из окон не обдает прохожих домашним уютом, не зовет и не направляет.

На горизонте появляется несколько домов. Володя останавливается и медленно очерчивает рукой окрестности. «Вот с этого места мы и живем. Вот это мой дом. Хата — это только для тела», — показывает на заснеженные поля, замерзшую речку и качающиеся деревья хозяин.

Мы подходим к Володиному дому. Вокруг тихо, пусто, почему-то уютно. Каждые пару десятков метров мужчина останавливается и рассказывает о незначительных для вас, но очень важных для него жизненных подробностях.

 

Сейчас Володя живет в маленьком деревянном доме, частично утепленном соломой. В родительском доме, который стоит по соседству, он провел только одну осень, а потом перебрался сюда.

— Когда я только переехал, тут жила одна бабуля. Мы с ней и сеяли вместе, и работали, а потом я предложил в одну хату переехать: и протапливать проще, и хозяйство досматривать. Перенес вещи к ней. Я сейчас думаю: как человек из того поколения смог так отнестись к практически незнакомому мужику, принять? Это удивительно для меня.

Когда бабуля уже отходила, сказала, чтобы я оставался в ее доме: он кроме меня никому не нужен. Вот и живу теперь: этот дом меньше, за ним следить проще, протапливать, — ведет к речке мужчина.

Если бы у Володи был двор, речка текла бы прямо по нему. Хозяин останавливается у небольшой поляны возле берега.

— На могиле моего деда раньше росла огромная береза. Ее прямо отсюда было видно. Я каждое утро выходил на порог, смотрел на нее и вспоминал деда. Потом березу срубили и поставили какую-то железяку, оградку эту. Я долго сопротивлялся, но переубедить не смог.

Если это все кто-нибудь прочитает, я бы хотел, чтобы меня похоронили прямо на берегу, вот здесь. Посадили в ногах какое-нибудь деревце. Оно будет расти, а я буду жить.

Но я знаю, что этого не будет, хотя и совершенно не понимаю почему. Почему человек не может жить так, как хочет, если он никому не мешает? Мы все идем в одном направлении, но у каждого свой путь. У меня такой. Не надо его преграждать.

Володя зовет домой греться. Он живет в самой обыкновенной деревенской хате. Кровать, печка, стол, телевизор. В углу — горшки с цветами, на стене — просроченный календарь и пара икон. Из необычного — разве что компьютер с подключенным интернетом и современная литература — о жизни, о боге, о человеке.

Несколько лет назад Володя начал изучать белорусский язык. Тогда он не знал и простейших слов, сейчас говорит на чистой, красивой «мове». Изучал самым простым способом: много читал.

Дом он отапливает электрообогревателями, печку в последние годы даже не топит: не видит смысла впустую тратить время. На что оно уходит? На жизнь.

— В хате книжки читаю, вечером в интернете что-то смотрю. А за обедом и телевизор могу глянуть — я всегда в курсе того, что происходит.

Я потому и говорю: какой же я отшельник? Я выхожу в город, на «Мову Нанова» в Глубокое выбираюсь, в интернете сижу. Я не отшельник, у меня просто путь такой. У вас такой, а у меня такой.

Вот типичный день Володьки (больше всего ему нравится именно эта вариация имени):

просыпается, когда солнце уже хорошенько отлипло от земли;

пьет чай из лесных трав, которые заготовил летом;

выходит на улицу и здоровается с миром;

читает, думает, изредка пишет;

окунается в реку (в любое время года);

обедает овощами, которые вырастил сам;

делает домашние дела: ходит за водой к роднику, изредка ездит в город;

читает новостную ленту, заходит в Facebook;

ложится спать.

Говорит, скучно ему никогда не бывает — скука для городских и нежных.

Раньше Володя держал корову и лошадей, теперь никакой живности у него нет: наигрался.

— Раньше, когда меня спрашивали, чем я занимаюсь, я отвечал, что на земле хозяйничаю, но потом я этот этап перерос. Теперь я на земле живу, — философствует житель самой незаметной белорусской глубинки.

Мы сидим вокруг старого стола и разговариваем о жизни. Долго пытаемся понять, кто такой Володя и что его сюда привело. Мужчина прямых ответов не дает. Со временем становится понятно: Володя ни от кого не бежал. Конкретной цели он тоже не преследовал — просто решил выйти из игры и начать свою.

— Люди привыкли только брать. Всем в какой-то момент показалось, что так нужно, что только так можно жить. Но человек рожден, чтобы давать.

Сейчас мне ничего не нужно, у меня есть все. Когда-то бабуля, которая здесь жила, помогла мне. Теперь я буду давать. Пока в этом месте живу только я, но когда-нибудь будем «мы». Я оставлю все это человеку, как только он найдется. И он найдется, я знаю. Тогда здесь снова будут Ковали.

Володя не старается чем-то обжиться. Пока он, наоборот, лишь отказывается от всего, что кажется ему лишним: от мяса, от вещей, от мягких кроватей (уже много лет он спит на сбитых досках). Говорит, это не испытание, не проверка себя на прочность — все это просто стало ему не нужно. Он верит в бога, но отрицает любую религию: считает, что любые рамки только сбивают человека с пути.

В магазинах Володя практически ничего не покупает. Деньги тратит только на оплату коммунальных услуг, интернет и редкие поездки на автобусе (обычно он ездит на велосипеде или ходит на лыжах). В месяц у него уходит рублей 70, не больше. На эти скромные нужды ему хватает небольшого банковского счета, который не расходуется уже много лет.

Во время всего разговора Володя слегка улыбается. Он активно жестикулирует, шутит, выглядит здоровым, бодрым и счастливым человеком. Улыбка с его лица пропадает всего на несколько секунд — когда речь заходит о его семье. Володя был женат, у него есть взрослая дочь. Правда, он уже много лет не видел ни ее, ни бывшую супругу.

— Я всегда считал свою жену святым человеком и всегда был ей благодарен, но так сложилось. Когда я решился жить на земле, жена меня поддержала. Она тогда работала медсестрой. Мы все обсудили, она ушла с работы, и мы поселились в доме ее деда. Потом начались проблемы с деньгами. Мы все обсудили и решили, что я буду налаживать быт в деревне, а она с дочкой пока останется в городе — неделю будет работать, а по выходным вместе с дочкой будут приезжать ко мне.

Так продолжалось около года, но было очень сложно. Каждый раз, когда они от меня уезжали, дочка плакала. Я тоже плакал. Но я-то человек взрослый, а для ребенка это тяжело. В какой-то момент жена просто пришла и неожиданно сказала, что подала на развод.

С тех пор отец видел дочь всего несколько раз. Когда Володя рассказывает личную историю, его глаза перестают быть такими ясными и веселыми. Человек все же не может быть свободным от всего.

— Только семьи. Мужик не может быть абсолютно счастливым, если у него нет жены и ребенка. Я ни о чем не жалею. Я не жалею о том, что с женой не сложилось. У нас просто пути разошлись, это нормально. Но я знаю, что однажды у меня будет семья, чувствую.

— Когда-то мой друг опубликовал в газете объявление о знакомстве: решил помочь. Потом я встречался с женщинами, мы разговаривали. К одной потом даже в Барановичи ездил. С ними не сложилось, но есть и другие люди. Главное, чтобы человек понял меня, мой путь.

Мы допиваем травяной чай и выходим на улицу. На подходе к реке высажены небольшие деревца, которые однажды станут настоящей аллеей, ведущей к берегу. Лед на реке у дома вырублен: мужчина каждый день окунается в прорубь. Просим хозяина устроить показательное выступление, он улыбается: «Легко».

— Врачи говорят, что в ледяной воде человек может продержаться только семь минут, но я смотрел сюжет о женщине, которая просидела в проруби час. Потому что она поняла, что нет никаких рамок, кроме тех, которые ставим мы сами. Раньше я мог только окунуться и тут же выпрыгнуть. А теперь свободно плаваю в любой мороз.

Володя снимает одежду, без содрогания заходит в воду, плавает несколько минут, выходит на берег и не торопится убежать в дом. Говорит, сегодня тепло.

— Я не болею.

— Если ты понимаешь, как все устроено, ты не будешь чувствовать никакого недомогания. Надо просто жить в ладу с природой и с самим собой. Конечно, что-то может слегка прихватить, но это же мелочи. Природа дает все, что необходимо.

— Сорок восе… Сорок девять уже.

— Не было ни одного такого дня за 15 лет.

— Я Володя. Человек, который живет на земле.