Анатолий Карпов: Всё началось в 1999 г., когда возродили Попечительский совет ФСИН (Федеральная служба исполнения наказаний), а я стал одним из членов правления. Такой совет, возглавляемый императрицей, существовал в Российской империи, после революции его ликвидировали. В общем, стали думать, что менять в жизни заключённых. Я предложил внедрить шахматную программу. Во-первых, их необходимо было чем-то занять, потому что госзаказов на выполнение работ в тюрьмах становилось всё меньше. А сидеть в неволе и не иметь дела — с ума можно сойти! Во-вторых, я считал, что шахматы могут помочь в социальной адаптации. Ведь что происходило? Если в СССР правоохранительные органы помогали освободившимся с трудоустройством, то в девяностые органы эту функцию с себя скинули. И вот отсидит человек 10 лет, выйдет из колонии, а там — семья развалилась, работы нет, зацепиться не за что. Помотается он — и снова идёт на преступление, чтобы оказаться за решёткой, в знакомой среде. Процент таких вернувшихся в тюрьмы был огромен. Я же исходил из того, что человек, оказавшись на свободе, может прийти в шахматный клуб, который есть в любом городе, и через шахматы влиться в социум. Как мне рассказывали, Чайка (тогда министр юстиции) поморщился: какие шахматы, кому это надо?! Но программу приняли, а начальников тюрем обязали написать отчёт по организации шахматных соревнований как для заключённых, так и для служащих. Эти же начальники потом мне рассказывали, что смогли улучшить дисциплину через шахматы.
До сих пор вспоминаю один из первых сеансов, который проводил в рязанской колонии строгого режима с особо опасными преступниками. Такие персонажи — по лицам, рукам можно понять, что побывали во всех тяжких. Смотрю, мухлюет один. Я не стал глаза закрывать, говорю: «Вы несколько ходов подряд сделали». Он: «Нет». Пришлось показать ему, что изменилось на доске. Удивительно, но вдруг этот человек, который, думаю, убил не одного в своей жизни, растерялся, покраснел: «Простите, я не хотел. Если обыгрывать вас, то только по-честному».
Виктория Хесина, «АиФ»: Сколько тюрем за 20 лет объехали, Анатолий Евгеньевич?
— Сосчитать точно не смогу. Сейчас всё проще стало, можно проводить онлайн-турниры, а в начале 2000-х всё было без компьютеров. Помню, делали турнир в Тверской области, людей собирали из тюрем и колоний семи регионов. Представляете, что такое возить их по стране? Нам один заключённый рассказывал про эпизод на пересыльном пункте. Смотрит капитан в его бумаги, а в предписании написано: «Направляется в такую-то колонию на встречу с чемпионом мира по шахматам Анатолием Карповым». Реакция капитана: «У вас там все перепились, что ли?!» (Смеётся.)
— В интернете попался заголовок образца «Легендарный Карпов не смог выиграть у зэка». Часто с вами такое случается?
— Это люди непонимающие пишут. Обычно я не обыгрываю всех, выделяю лучшего и предлагаю ничью в качестве поощрения. Причём, знаете, не все соглашаются. Как-то давал онлайн-сеанс одновременной игры десяти колониям, среди которых была женская из Мордовии. Интернет мы тогда только начали осваивать, и из-за организационных проблем сеанс затянулся. Чтобы ускорить процесс, я предложил женщинам ничью, играли они неплохо. А там ведь и приз денежный был, спонсоры Попечительского совета выделили долларов 500. Дамы взяли время на обсуждение, а после заявили: «Это, конечно, для нас большие деньги, но мы отказываемся. Будем продолжать играть, матч с чемпионом мира бывает раз в жизни». Проиграли, конечно.
— Правда, что у вас была возможность сыграть с Каспаровым в тюрьме?
— Когда мне сказали, что его задержали (в 2007 г. за организацию «Марша несогласных». — Ред.), я не мог поверить. Пришёл в милицию с Рыжковым, попросил встречи. Хотел убедиться, что хотя бы с условиями всё нормально. Мне к Каспарову не дали зайти, сославшись на то, что вышестоящего начальства нет и вопрос с посещением решить некому. Я передал Каспарову журнал «Шахматное обозрение» — и всё... Хотя считаю, что наши генералы упустили уникальный шанс. Они должны были пустить меня в камеру, дать нам шахматную доску да ещё и телевизионщиков позвать. Такой бы сюжет показали на экранах всего мира!
— Вам интересно с Каспаровым сыграть?
— Нет, я с ним наигрался. Я говорю о том, что Россия часто упускает возможность показать себя по-новому. Имидж страны ведь и складывается из таких маленьких эпизодов.
Реабилитировать Стрельцова мне не удалось
— Известно, что вы возглавляли общественный комитет, пытавшийся пересмотреть дело Эдуарда Стрельцова, обвинённого в изнасиловании. Почему не получилось реабилитировать известного футболиста?
— Всё, что случилось, — это полнейшее безобразие. Когда мы стали изучать дело Стрельцова, то сомнения в объективности следствия подтвердились (накануне Чемпионата мира-1958 Стрельцова арестовали по обвинению в изнасиловании, он был признан виновным и приговорён к 12 годам лишения свободы, спустя 5 лет был освобождён, — Ред.). Мы подняли документы, выяснилось, что биоматериалы (кровь и т. д.) Стрельцова и Караханова, на даче которого всё и произошло, полностью совпадают. Да, насилие состоялось, но кто это был: Стрельцов или Караханов? Этот вопрос никто не рассматривал, не пытался докопаться до истины. Решение было принято высшим руководством ещё до суда. Всем известно, что Стрельцова недолюбливала Фурцева (секретарь ЦК), поскольку тот ответил её дочери отказом. Как только Фурцева, благодаря некой Найдёновой из Генпрокуратуры СССР, услышала про изнасилование, то тут же побежала к Хрущеву... Мы направляли письма в Генеральную прокуратуру, утверждали, что вина Стрельцова не доказана, но... Кто-то очень хотел похоронить эту историю. Вероятно, Найдёнова, которая пусть и вышла на пенсию, но связи сохранила. В общем, под предлогом, что надо почистить архивы, личное дело Стрельцова было сожжено. Поэтому официально доказать его невиновность невозможно.
— Тюрьма исковеркала жизнь Стрельцову. Сейчас, когда вы смотрите на Мамаева и Кокорина, о чём думаете?
— Это сложный вопрос. Конечно, перед законом все равны, но, если преступление не носит особый характер, мне думается, должна быть возможность материального наказания. Тем более, как я понимаю, свою вину футболисты признали. Хотя по-человечески я не могу понять, как один человек может ударить другого табуреткой по голове. Поэтому во мне борются два чувства.
Чикаго против Чувашии
— Идея проводить шахматные матчи между заключёнными США и России тоже ваша?
— Да. Я приехал в Чикаго, где у меня есть шахматная школа. На одном шахматном мероприятии познакомился с начальником полиции штата Иллинойс, разговорились. Узнав про наши шахматы в тюрьмах, тот загорелся: «Надо и у нас сделать что-то подобное, поможете?» Уже через день они закупили шахматные доски и часы в местную тюрьму, которая, к слову, огромная, тысяч на 15. Пришли мы с начальником полиции и объявили, что стартует такая-то программа...
— То есть вы куратор и американской программы?
— Куратором себя назвать не могу, но на сегодня я заместитель шерифа полиции штата Иллинойс. Со звездой шерифа, с документом. (Смеётся.) В общем, договорились о проведении онлайн-турниров. Заключённые тюрьмы Чикаго против наших шахматистов из разных колоний (Челябинск, Саратов, Чувашия и т. д.). 8 партий, 8 участников с каждой стороны. Таких турниров уже два было, оба наши выиграли с разгромным счётом.
— В наших тюрьмах сидят самые умные люди в мире?
— У нас программа дольше идёт, чем у них. Хотя, может, какую-то роль и сыграл состав заключённых. Камеры чикагской тюрьмы в основном пополняют выходцы из бедных афроамериканских семей. Это среда, где образование явно не в приоритете. Тогда как у нас в преступниках может оказаться кто угодно.
— Третий матч будет? Или сегодня не до игр с американцами?
— А почему нет? Мы и второй матч проводили, когда отношения с США уже были напряжёнными. Звонит мне тогда начальник полиции: «Будем?» Я: «С нашей стороны никаких проблем». Он: «С нашей — тоже, политика отдельно — шахматы отдельно». Вообще, помимо США, моя программа идёт ещё на Украине, в Бразилии, Швейцарии. Сейчас белорусы должны присоединиться, есть интерес у Болгарии, Чили, Аргентины. Уже была попытка провести международный турнир, но возникла заминка с Украиной, там генералы, видимо, решили не рисковать службой ради шахмат. Но я уверен, что в перспективе мы такой турнир проведём.
«У Конгресса США шансов против нас нет»
— А не хотите провести матч с конгрессменами США? В Думе ведь целая команда шахматистов: вы, Жуков, Макаров.
— Да, команда у нас сильная подобралась. Мы уже играли с парламентом Швейцарии, с Бундестагом в Германии, с Национальной ассамблеей в Париже... А конгрессмены? Нет, они до нашего уровня не дотягивают. Вряд ли американцы согласятся. У них из шахматистов разве что Бжезинский был (советник по национальной безопасности Картера. — Ред.). Ярый антисоветчик, но у меня с ним сложились дружеские отношения. Бжезинский мне, кстати, даже показал рабочий кабинет президента США. Я один из немногих неамериканцев, кто там побывал. Кабинет, скажу вам, крохотный, человек 5 для совещания вместит. Я представил тогда шок Бжезинского, запусти его в кабинет Брежнева. (Смеётся.) У Конгресса не хватит сил тягаться с нами. В высшем обществе США шахматы не так популярны, как в целом в мире. Среди американских президентов разве что Картер шахматами интересовался. Клинтон не играл, Буш-старший не играл, о Буше-младшем и говорить нечего...
— «Не дотягивают до уровня»... Судя по вашим высказываниям, создалось впечатление, что вы что-то подобное думаете и про современных гроссмейстеров.
— К сожалению, в шахматах мы пошли по американскому пути очень узкого профобразования. Когда я стал гроссмейстером, то на пальцах одной руки можно было пересчитать тех, кто из первых пятидесяти шахматистов не имел высшего образования. А сейчас хватит пальцев одной руки, чтобы посчитать тех, кто имеет. Ботвинник, который был одним из моих учителей, считал, что шахматисту необходимы глубокие разносторонние знания. Это иной образ мышления, иное сознание. Когда человек узко образован, то неудача на этом узком фронте становится огромным разочарованием. Человек же с широкими интересами по-другому реагирует на проблемы.
Возьмите чемпионов мира. Ласкер — профессор математики, профессор психологии. Капабланка — один из лучших дипломатов Кубы. Алехин — замечательный юрист, владел массой языков. Эйве — профессор математики, Ботвинник — доктор технических наук, автор ряда изобретений и т. д. Я, наверное, в этом списке был последним. Может быть, ещё Каспаров. А дальше — падение. Наверное, это когда-нибудь изменится. Я бы очень этого хотел. Но пока имеем то, что имеем.