Угрожает ли закон Шуневича о нацизме коллекционерам и реконструкторам?

В декабре 2018 года Шуневич заявил, что в Беларуси увеличивается число преступлений, фигурантами которых являются сторонники идеологии нацизма. Источником неонацизма и нацизма министр назвал Европу. В связи с этим были инициированы и приняты поправки в специальном законе, передает "Белсат".

Теперь, мол, нельзя не только распространять и хранить с целью продажи предметы с нацистской символикой, но также и визуальные изображения нацистских лидеров и «их пособников». В отдельных случаях есть угроза даже уголовного преследования и реальные сроки — до 5 лет… А как быть с коллекционерами, которые собирают артефакты, связанные со II Мировой?

Чтобы разобраться в ситуации мы обратились к Виктору Кокореко, председателю правления Белорусского нумизматического общества.

— Я внимательно изучил этот закон. С подобными ситуациями я сталкивался и раньше. Скажем, общество коллекционеров проводит выставку в парке. Я выставляю коллекцию паспортов разных времен с Гродненщины: царские, польские, первые советские, также и немецкие «аусвайсы».

Подходит заместитель председателя облисполкома: «А что это ?!» Говорю: «Это – история!» Он мне: «Ну как хотите…», и побежал. То есть были подобные инциденты и раньше – до принятия закона.

— А каким будет продолжение? Все эти документы за последние сто лет ходили на нашей территории. Во время войны эта территория была частью Рейха, местные паспорта отличались, скажем, от тех, что были в Мире или в Минске. И эти предметы не носят какой-то агрессивной или пропагандистской окраски.

— Ну документ – и что? А если это документ времен ВКЛ, а мы тогда Москву били? Ах, какие мы нехорошие были! А если наоборот? Ничего, это же история – все должно сохраняться. А если у меня родные где-то там были, то мне от родных сейчас отказаться?

— Здесь по-другому: если я сейчас наделаю повязок фашистских и начну это все продавать, чтобы кто-то там носил – тогда да, запрещено. Но это не про старые вещи. Закон о новых предметах и их продаже с целью пропаганды.

— Нет, я так не думаю. У нас же есть, к примеру, реконструкторы боевых событий, объединенные в клубы. Больше это касается Первой Мировой, но есть и по Второй.

Если кто-то для реконструкции баталии оденет немецкую форму – в этом ничего страшного нет. Это как в театре. Мы переживаем события, которые когда-то были. История у нас носит политический характер. Мы победили, потому как хотим, так и доказываем события.

С немецкой точки зрения совсем по-другому все звучит, но нам говорят: «Не надо слушать! Там неправду говорят! Было только так, как говорим мы!»

— В некоторых странах так действительно принято. Возможно, там и есть определенное количество людей, которые хотят взять подобные идеи на вооружение. А мы – просто не можем оставаться в стороне. Даже президент публично высказался, мол, ему безразлично это все. Но если кому-то надо, мол, то подпишу этот документ. То есть, если кого-то эта проблема волнует – он реагирует.

— Нет, ничего серьезного. Скажем, на 9 мая в парке Жилибера мы выставляем свои коллекции, посвященные этим событиям. Кто подходит смотреть? Определенные слои общества. Если выставляемся на Советской площади, то старушки идя из храма, вообще не подходят – им неинтересно. Надо просто думать, чтобы все было к месту и соответствовало запросам людей, которые будут проходить рядом и все это видеть.