«Уже вынесла свой приговор». Журналисты поговорили с матерью одной из девушек, убитых в Бобруйске

Нина Алексеевна, мама Олеси Климовой, обратилась на «BOBR.by» чтобы развеять все недомолвки вокруг ее дочери и выразить свое мнение по уголовному делу. Из соображений корректности мы не приводим здесь некоторые ее эмоциональные высказывания и заменили некоторые категоричные выражения на вероятностные, которые отражают лишь ее мннение.

Ну что я вам могу рассказать... Вы знаете, а ведь они с братом родились одновременно — «королевские двойняшки». Так говорят, когда рождается мальчик и девочка. Вот фотография, когда Олесе с братом по году.

С детства они с братом очень дружили. Любили друг друга. Я их воспитывала одна, было тяжело поднимать двоих детей. Очень помогали мои родители — бабушка и дедушка, которые в них души не чаяли. И когда моя мама стала неходячей, Олеся все время за ней ухаживала.

Вот ее фотографии... Очень красивая девочка была... До того, как ее изуродовали...

Какой она была? Очень общительная, открытая, коммуникабельная. Поэтому и со своим будущим убийцей она тоже познакомилась легко...

Хочу подчеркнуть: она была очень добрая. Девочка была хорошая. Ну как хорошая... со стороны общества всегда есть какие-то стереотипы восприятия, формальные критерии добропорядочности, под которые может подойти даже плохой человек. Мы говорим «хорошая» подразумевая, что «хорошая» для кого-то, для чего-то... Я сейчас говорю про индивидуальность, личность. Было разное в ее жизни, но сама она была добрая, врагов у нее практически не было. У нее было очень много было людей на похоронах, но я многим не разрешила прийти на похороны, потому что в свое время они оказывали на нее негативное влияние. Я ей всегда говорила: «Олеся, они тебе не друзья. Друзья те, кто хочет тебе хорошего. А те, кто втягивает тебя в негатив, кто оговаривает тебя — они тебе не друзья».

Но у нее все были «добрые и хорошие», у нее все были друзья. У нее не было такого, что кто-то был плохой. Вплоть до того, что она прощала тех, кто неоднократно приносил ей зло. Я по характеру более жесткая. Если я вижу, что человек плохо относится ко мне, раз, другой, я делаю вывод о закономерности его характера. Таких людей я исключала из своего общения. Она — нет. Она всех прощала, со всеми дружила. Это большая редкость.

Ее все любили. Она была очень добрая.

В детстве с братом они были очень хорошие дети. Добрые, послушные, дружные. Спокойные, уравновешенные.

В школе Олеся училась нормально, средне. Но кроме школы Олеся закончила еще музыкальную школу по классу фортепьяно. Выступала за музыкальную школу, заняла призовое место. Она пела хорошо, но выступать и петь перед всеми стеснялась. Преподаватели хотели, чтобы она пошла учиться дальше, но я не захотела отправлять ее в училище в Могилеве. Не видела будущего у музыкального работника в наше время, настояла, чтобы она пошла в торговое училище. Эта профессия всегда востребована.

Еще Олеся была достаточно открытой, общительной. Она любила жизнь, любила людей. Я никогда не слышала, когда она говорила бы что-то плохое про человека. Вот я могу, она — нет. У нее не было какой-то боязни людей, опасения того, что они могут сделать ей зло. Нас раньше так воспитывали, что мы воспринимали другого человека как товарища и друга. Может быть, это и плохо, особенно по нынешним временам.

Был тяжелый период в моей жизни, когда Олеся пошла в училище. Вы сами понимаете, девочки взрослеют, подростки, они пробуют жизнь, пробуют быть взрослыми, делают это неловко — и были приводы в милицию. Но вы сами понимаете, как порой работает у нас милиция: забирают подвыпившего человека, забирают человека без талончика в троллейбусе, бывает, что просто за компанию идешь с подвыпившими — и тебя забирают, хоть ты ничего и не делаешь.

С ребятами ей не совсем везло. Я думаю, она как-то недооценивала себя и поэтому изначально выбирала общаться с неподходящими ухажерами. Она очень боялась остаться одна. В этом плане она была очень ущемлена.

То же самое, эти клубы... Когда я была молодой, у нас было множество мест, где можно весело и радостно проводить досуг, знакомиться друг с другом, общаться. А где сейчас молодым знакомиться? Все выхолостилось, что-то позакрывали, что-то стало коммерческим. А где коммерция — там и прибыль. На одних только танцах много не заработаешь. Нужно под предлогом знакомств и общения продавать алкоголь. Вот и получается, что молодежи хочется познакомиться, танцевать, отдыхать, проводить досуг, но это возможно только за деньги, да еще рядом выпивка. А если ты пришел в клуб и не выпиваешь, когда все вокруг выпивают — ты «не такой как все», «белая ворона», «зачем ты сюда пришел?» Да, выбор делает сам человек, но вам не кажется, что кто-то создал все условия для того, чтобы выбор был сделан именно такой, а не другой? Особенно молодыми, которые так падки на все рекламное, внешнее, которые стремятся попробовать все... Что уж сейчас говорить...

Поэтому да, Олеся порой употребляла алкоголь. Но, повторяю, она не была выпивающим человеком, не выпивала, как некоторые, только лишь для того чтобы выпить. Напишите про это, чтобы ее не воспринимали люди как... Она была самым обычным человеком со всеми желаниями и интересами, свойственным молодым людям, таким как большинство молодых людей. Просто есть места, где молодежи нельзя не выпивать, если ты хочешь отдохнуть, познакомиться и провести досуг. Идет очень мощное психологическое давление. Да и в нашей жизни, на работе, на праздниках, на поминках, на свадьбах, на отдыхе — есть много ситуаций, где ты должен выпивать, чтобы тебя восприняли как своего. Так устроена наша жизнь. Что нормальные человеческие желания почему-то или кем-то совмещаются у нас с употреблением алкоголя. И кто из большинства людей так не живет? Тот пусть кинет в нее свой камень...

Конечно, я, как мама, не могла этого принять и всегда очень остро реагировала, когда Олеся с какого-то праздника или вечеринки возвращается с запахом алкоголя. Устраивала скандалы. Может быть поэтому Олеся в ту роковую ночь не поехала сразу домой из клуба, зная, как меня это расстроит...

Что еще сказать... Несмотря на то, что Олеся была маленькая, худенькая, она была очень характерная. Могла отстаивать свои принципы. Даже на аудиозаписи звонка за считанные мгновения до смерти я услышала, как она оставалась взвешенной, не впадала в панику, не теряла разум.

Вот такая была моя бедная дочка. Училась, работала, жила... Да, она была разная. Искала себя. Совершала ошибки. Очень пыталась устроить свою жизнь. Устроить, как могла. Она просто жила.

Знаете, после похорон Олеси я наслышалась много разных мнений о ней. Очень много было оскорбительных. Причем, в основном плохое о ней говорили люди, которые сами далеко от идеалов нравственности.

Примечательно, что из всех оскорбительных мнений, самые унизительные высказывания об Олесе, о ее, так называемом, «виктимном провоцирующем поведении», я услышала именно от человека, обвиняемого в ее убийстве. По его версии, они с Кристиной — чуть ли не «банда клофелинщиц», которые промышляли тем, что знакомились с мужчинами в клубах и подсыпали им что-то, а потом обворовывали. Или даже «гулящие женщины», которые занимались тем, что ночами искали себе определенных «приключений» и тем зарабатывали на жизнь — да, были намеки и на такое.

Но я хочу обратиться к людям. Подумайте! В Беларуси организованная преступность изведена на корню, криминальная хроника, в основном, говорит о разбитых стеклах или семейных ссорах. Везде стоят видеокамеры. Отследить определенных людей, их деятельность — не составляет труда. Если бы в Бобруйске и завелась такая банда, как долго она могла бы просуществовать? У нас все лица, склонные к такому, переписаны и поставлены на учет.

Подумайте сами. Те, кто профессионально занимается преступлениями, что-то подливают в напитки или занимаются оказанием «интимных услуг», наверняка должны бы подготовиться ко всем вариантам развития событий и иметь при себе определенные средства и орудия, набор своего «профессионального мастерства»: флакончики с определенным веществом, запасные флакончики, если «не подействует», средства самообороны, средства, чтобы поднять тревогу и защититься, если их поймают... Вы были на суде, слышали подробное описание содержимого сумочек. Обычный женский набор. Даже близко ничего такого нет.

Еще. Люди сплетничают, что Кристина с Олесей пытались обворовать квартиру. Почему они так думают? Это мнение запущено убийцей, оно идет от него. Тут понятно — ему надо найти хоть какое-то обоснование своей жестокости, если не оправдать, так хоть найти малейшее понимание у общества, у судебной коллегии. Но почему другие люди так охотно принимают версию обвиняемого? Подумайте сами: если бы все было так, как он говорит, что они лазили по всей квартире, заходили в комнаты, открывали шкафы, выдвигали полки, то отпечатки пальцев Олеси и Кристины были бы на всех вещах, на всех шкафах, на всех полках, на внешней и внутренней их поверхности, нет? А в самой квартире обнаружили бы сложенные вещи, которые они, якобы, подготовили бы к выносу. Вы же были на суде! Следователь и эксперты по миллиметру обследовали квартиру и ничего, никаких следов «лазания и обворовывания» не обнаружили: ни отпечатков пальцев на шкафах и полках, ни вещей, ничего! Как же можно так взять и оболгать умерших девушек, которые уже не в состоянии постоять за себя? Такое впечатление, что не только убийце, но и некоторым людям психологически нужно как-то рационально объяснить себе жестокую участь, которая постигла девушек, обосновать, как-то понять, прикрепив к ним ярлык «гулящих женщин». И успокоиться мыслью, что такая смерть может произойти только с теми, кто входит «в группу риска».

На самом деле, ни Олеся, ни Кристина, с которой моя дочь была знакома лишь поверхностно, не были «шайкой» и в своей жизни, в своей биографии никак не были связаны с криминалом. И следствие это подтвердило. Обе работали, зарабатывали себе на жизнь своим трудом, законно. Да, в проведении досуга они не были ангелами, молодые самостоятельные девушки, они пытались жить, как умели и как считали необходимым для себя, в чем-то ошибались. Но теми, в чем их пытаются обвинить после их смерти — они не были.

Я много часов читала материалы дела, пыталась представить, как это могло произойти, зная свою Олесю.

Еще раз говорю, «экзотические» версии про «гулящих женщин», «шайку воришек», «подсаживающихся к одиноким мужчинам в клубах» и «подливающих усыпляющие средства в их напитки» — все это не соответствует ни характеру, ни образу жизни Олеси. Из слов мамы Кристины — и Кристины тоже.

Все проще и жизненней, а потому — страшней.

Все началось с того, что Кристина забыла на работе ключи от дома. Как я поняла, она не из Бобруйска, из Глусского района, квартиру здесь она снимала, поэтому открыть ей было некому. К матери она тоже не поехала — далеко. И ей надо было как-то провести ночь. Именно поэтому она общалась сначала с одной компанией, потом пристала к компании из Минска. На суде они подтвердили: во время общения Кристина несколько раз повторяла, что забыла ключи на работе, ей негде ночевать и звала их в ночной клуб.

Может быть поэтому, когда Кристина увидела Олесю, когда та проходила мимо, она тоже позвала ее и уговорила поехать с ней развлекаться в клуб — чем больше людей с ней, тем веселее и безопаснее прошла бы ночь. А Олеся, спешащая домой с работы, не смогла ей отказать и откликнулась на это приглашение.

Именно в клубе веселая компания познакомилась с обвиняемым. Вы знаете как это бывает: когда люди выпимши, отдыхают, находятся в атмосфере клуба, знакомства их завязываются очень легко, каждый человек после какого-то времени кажется хорошо знакомым другом.

Кроме того, посмотрите, какой он приспособленец. Посмотрите, как он смирно ведет себя на суде. Посмотрите, как тихо и вежливо отвечает на вопросы. Посмотрите, как «выкручивает» ситуацию. Вы можете поверить, глядя на него внешне, что человек, который находится на скамье подсудимых и вежливо общается с вами — опасный рецидивист со стажем «отсидки» в 11 лет? И что еще совсем недавно он зверски молотком и ножом убивал двух человек? Не сможете, если только не услышите его признание из его же уст. Он уже опытный и зрелый. Если ему при всех его тяжких преступлениях и пяти предыдущих судимостях удавалось освобождаться досрочно, удавалось обманывать видавших виды специалистов, думающих, что в этот-то раз он «исправился» окончательно, то наверное, уж притворяться он научился мастерски. Может быть, поэтому две неопытные молодые девочки, ничего не видевшие в свои двадцать с лишним лет и не знающие жизни, не ощутили опасности от него. И уж конечно, они не могли знать о том, что этот «хороший приветливый знакомый», с которым они общаются и танцуют — опасный рецидивист, хронический алкоголик с несколькими судимостями за тяжкие преступления.

«Минская компания», с которой пришла Кристина и Олеся, устав развлекаться, уехала из клуба раньше. Кристине нужно было еще как-то скоротать время до работы, поэтому она осталась, а Олеся осталась с ней за компанию. Так они отдыхали еще какое-то время, до закрытия клуба.

Но в 4 часа клуб стал закрываться, оставшихся посетителей выпроваживали. Это на суде подтвердил бармен. А Кристине нужно было еще как-то скоротать 3 часа до утра. Из знакомых людей в клубе, с кем можно было бы провести время, остались только Олеся и обвиняемый. Но у Олеси дома находилась я, которая бы негативно восприняла появление дочери с незнакомым человеком, а у обвиняемого в квартире никого не было. Кто там кого уговорил поехать к обвиняемому — я не знаю. Может быть и Кристина, а может быть и он. Знаю только, что таксист, который подвозил их к дому обвиняемого, говорил, что Олеся собиралась ехать дальше, домой, но Кристина и обвиняемый стали уговаривать ее пойти с ними. И уговорили.

Наверное, Кристина все же опасалась идти в одиночку в квартиру к обвиняемому, вдвоем девушке было бы спокойней, а Олеся, добрая душа, откликнулась и не стала оставлять свою знакомую в такой двусмысленной ситуации. Вдвоем не так страшно, может быть, они подумали, что справятся вместе, если что...

Ей надо было сюда прийти... Но я негативно относилась к выпивке, поэтому она знала, что если она выпьет, то я очень отрицательно к этому отнесусь. А тем более, если они с подружкой придут обе, то Олеся понимала, конечно, что скандала ей не избежать. Поэтому, может быть, она подумала и пошла на эти уговоры, не захотела идти сюда и расстраивать меня — знала, что придя домой в пятом часу ночи, она разбудила бы меня, а почувствовав запах от алкоголя, я восприняла бы это очень плохо.

И посмотрите: план Кристины как-то скоротать время до работы уже почти удался. Когда они уже приехали в квартиру, они мирно общались 2-3 часа, спокойно разговаривали на кухне до утра и больше ничего не делали. (Кстати, вот еще один довод против унизительных и оскорбительных «версий» недоброжелателей — Олеся и Кристина все время просто разговаривали на кухне). Напал он на них уже утром, в 7 часов, когда девочкам надо было уже начинать расходиться на работу. Может быть именно это стало причиной «внезапно возникшей ссоры» (как написано в постановлении), в ходе которой обвиняемый стал бить девочек, разбил Кристине губы, сломал коронку зуба (в чем сам признался на суде), из-за чего они стали спасаться от него в ванной и звонить в милицию? Я не знаю. Он не признается, а они уже не скажут.

Весь ужас этой ситуации для меня как раз и состоит в том, что убиты были не люди из «группы риска», которые хорошо понимают и осознают, с чем они связываются, чем они могут закончить и психологически готовы к этому. Всех жалко, но тут, как говорится, все понятно. Наших же девочек привели в ловушку простые и понятные мотивы: одной нужно было как-то скоротать ночь до работы с забытыми ключами, а другой не хотелось будить мать и бросать подружку наедине с незнакомым мужчиной ночью.

Может быть, своей гибелью они показали всем остальным молодым девочкам, что в наше время надо быть очень осторожными. Вы не знаете людей, с кем знакомитесь. Люди могут быть очень опасны. Вы не знаете, кем могут притворяться люди и как искусно порой они это делают. А алкоголь, который вы потребляете в местах своих развлечений, притупляет чувство бдительности и усыпляет чувство реальности. Донесите это, пожалуйста!

Позвольте мне выразить свое мнение. Убийство не оспаривается самим обвиняемым. Это подтверждается всеми материалами уголовного дела, прежде всего — судебными экспертизами. Они подтверждают, что многочисленные смертельные удары наносились еще при жизни девушек. По этому вопросу никогда ни у кого не было сомнений, ни возражений.

Причем это не простое убийство. Для лишения жизни обвиняемый выбрал способ, который связан с причинением потерпевшим особых страданий. Более 30 ударов молотком было нанесено по голове моей дочери, несмотря на ее попытки закрыться от ударов руками (удары приходились и по рукам). Все это время другая девушка осознавала, что ее подругу убивают, что тоже относится к особым страданиям. А потом убили и ее.

Следователь А.С. Беляцкий прислал мне постановление, в котором написано, что у обвиняемого было намерение именно убить девочек, причем, убить их не обычно (если это слово может быть применено к убийству), а с особой жестокостью.

Я полностью согласна с его мнением.

Во-первых, обвиняемый прекрасно осознавал, что он делает. Он все помнит. На следствии он давал подробные показания относительно мельчайших деталей убийств, показывал, как он это делал и не путался. Он прекрасно понимал, что он не бьет, а именно убивает, понимал, кого он убивает и остановился лишь тогда, когда убедился, что цель его действий достигнута и смерть обоих девочек наступила.

Во-вторых, напоминаю вам, что несколько осколков головы (не получается спокойно говорить «черепа») от ударов после нашли в разных местах квартиры, а нож вошел на всю длину лезвия, пронзив шею и войдя в голову. Кроме того, экспертиза установила, что нож, войдя в шею и голову, был обвиняемым еще и провернут в ране. Все это говорит о том, что обвиняемый однозначно предвидел, что удары молотком и ножом в жизненно важные органы (по голове и в шею) неизбежно повлекут смерть для потерпевших.

И, в-третьих, обвиняемый желал наступления смерти обоим девушкам. Физически сильный человек, мужчина, который, по его показаниям, «увлекался боксом и карате» мог справиться с хрупкими девушками не прибегая к оружию. Однако, он взял молоток и нож именно чтобы убить. Он сам неоднократно подтверждал, что неоднократно наносил удары и остановился только тогда, когда убедился, что первая девушка мертва. Цитата из показаний: «Почему перестал наносить удары? Она обмякла, закрыла глаза, упала и не дышала. Я понял, что она уже умерла». После этого он принялся убивать вторую девушку и также остановился только тогда, когда понял, что она умерла. Цитата из показаний: «Я выхватил нож. Девушка была в согнувшемся положении. Я сразу ей ударил в шею, под подбородок. Лезвие вошло целиком. Пошла кровь. Я продолжал наносить удары. Зачем? Не знаю, не могу пояснить... Девушка захрипела и села на пол. Почему я не пытался оказать помощь? Я понял, что она умерла, ей уже не помочь».

Это же подтвердила и экспертиза. По заключению экспертов, психологическое состояние обвиняемого в момент убийства признаков состояния аффекта не носило, психических расстройств не было, он мог осознавать общественную опасность своих действий и руководить ими. Он согласился со всеми выводами экспертов. А после экспертиз вообще дал показания, что все многочисленные удары, найденные на телах девушек, нанесены им, хотя ранее говорил только о 8 ударах по голове и 1 ударе ножом.

Что тут еще говорить?..

Да, обвиняемый не раз говорил, что это его чем-то опоили, это на него нападали с ножом и с молотком, это он защищался. А перед этим хотели обокрасть его квартиру.

Однако эти его слова ничем не подтверждены. В анализах обвиняемого следов одурманивающих веществ не найдено, а отпечатки пальцев с молотка и ножа им были предусмотрительно стерты.

Но есть одно доказательство, которое перечеркивает все слова обвиняемого. Это — сами девушки, точнее, их голос, записанный при обращении в милицию, запись их последних слов перед смертью. Я склонна больше доверять этому доказательству, чем словам обвиняемого, потому что условия разные: обвиняемый озвучивает в суде подготовленную позицию, а девушки спасались от смерти. Когда умоляешь спасти от смерти — ничего не придумываешь.

Цитирую:

Кристина: «Я не знаю... Лынькова... определите по адресу... убьет!»... «Избивает!.. Мы в ванной закрылись»... «Да, смотрите! Я на трубке вешу. Он с топором рвется в ванную! Мы закрылись»... «Он закрыл все двери, стучит топором»... «Боже мой, он разнесет!»... «В середине. Я вся в крови!..»

Дежурный: «Он вам причинил чем-то телесные повреждения, откуда кровь?» Кристина: «Конечно! Да, да!..»

Олеся: «Да слушайте, молодой человек, он нас встретил... с топором...»

Вы видите? Из этой записи следует, что обвиняемый закрыл все двери, отрезав им путь чтобы убежать, он уже начал избивать их так, что Кристина была в крови, они убежали в ванную спасаясь от него, но он настигал их там. Это подтвердила и экспертиза: на телах девушек нашли ссадины и кровоподтеки, которые не могли быть получены при нападении, описываемом обвиняемым. Я думаю, они были нанесены еще до ванной. Под конец записи мы слышим только крики, по-видимому, обвиняемому удалось взломать дверь и ворваться в ванную — от этого девушки и закричали.

То есть, я не верю, что была какая-то длительная ссора, какие-то ключи, хождения под окнами. Обвиняемый в какой-то момент решил убить девушек, закрыл двери и напал на них. Они закрылись в ванной, но это их не спасло. В действительности не он защищался от них, а они защищались от него.

Кстати, обратите внимание: в момент, когда обвиняемый ворвался в ванную, по телефону разговаривала именно Олеся, моя дочка! Это опровергает показания обвиняемого, что Олеся напала на него с молотком. Невозможно перепуганной девушке одновременно разговаривать по телефону и изготовиться для удара молотком, невозможно одновременно что-то объяснять дежурному и наносить удар по обвиняемому (как он это говорит).

Нет, в это я не верю.

Как показывает обвиняемый, сразу после того, как он убедился в том, что обе девушки мертвы, он подумал, что «натворил беды», что могло бы явиться признаком глубокого раскаяния. Однако, последующие действия обвиняемого не только не подтверждают этот вывод, но и опровергают его. Он не вызвал милицию. Он не позвонил родителям убитых им девушек. Как показывает сам обвиняемый, сразу после убийства он пытался уничтожить следы на орудиях преступления, на месте преступления и на своей одежде. Цитата из показаний обвиняемого:

Вымыл руки. Помыл нож. Помыл молоток и положил в шкаф с инструментами.

Что я ощущал, о чем думал? Что натворил беды.

Выпил пива. Покурил.

Шорты я снял, они вообще были красного цвета. Замочил шорты в ведре, со стиральным порошком...

Решил, что нужно поспать.

Проснулся в начале 12-го или без пятнадцати 12.

Когда проснулся, решил убраться в квартире...

Убирал кровь с пола полотенцем. В раковине его споласкивал.

Девушки полусидя сидели в ванной, их ноги свисали с ванной и я заметил, что с их одежды на пол капает кровь. Решил снять с них всю одежду. Нижнее белье снималось само, с одеждой. Пока снимал одежду меня вырвало 2 раза, тошнило.

Убрался. Окровавленную одежду девушек выбросил в мусорный контейнер.

Купил пива, выпил во дворах.

Купил еще пива, а также пакеты для мусора. Они продавались по скидке и были необходимы для уборки.

Когда сидел во дворе, ко мне подошли сотрудники милиции и предложили пройти с ними.

Таким образом, из показаний обвиняемого следует, что вплоть до встречи с сотрудниками милиции он занимался только тем, что старательно уничтожал следы преступления. Такие действия совершенно расходятся с его словами о том, что он раскаялся и стремился обратиться в милицию.

Обращаю ваше внимание, что обвиняемый, в силу своей криминальной биографии, прекрасно осведомлен о том, как следствие по следам на месте преступления восстанавливает событие преступления. Он не мог не знать о том, что уничтожение следов на месте преступления и орудиях убийства затруднит расследование дела и стремился достичь этой цели. Он не мог не знать о том, что запрещено изменять обстановку на месте преступления, более того, он именно стремился скрыть то, что произошло в действительности и намеревался пустить следствие по ложной версии.

То, что после «уборки» обвиняемый звонил своим знакомым и просил их «помочь в серьезном деле», а также купил большое количество пакетов — я считаю, логичная закономерность последовательного продолжения уничтожения улик со стороны обвиняемого. Для «раскаяния» и «явки с повинной» помощи друзей «в серьезном деле» не просят. И пакеты для явки с повинной не нужны. А вот для сокрытии следов преступления — да, нужны и подельники и приспособления.

Да и встреча с милицией произошла не по желанию обвиняемого, а по инициативе милиционеров: как я понимаю, милиционеров подняли на поиски, а обвиняемый пил пиво возле подъезда и его задержали за распитие спиртных напитков.

Поэтому, так называемую, «явку с повинной» обвиняемый написал только после того, как убедился, что уничтожил следы преступления, выбросил одежду своих жертв, подготовил пакеты для мусора, но был задержан сотрудниками милиции.

Если он и думал, что «натворил беды», то только о том, что «натворил беды» для себя, а не для убитых девушек и не для их родителей.

Поэтому не говорите мне про раскаяние. Раскаяния у него нет. Может ли раскаявшийся человек методично уничтожать орудия преступления? Может ли человек, испытывающий раскаяние, уничтожать следы преступления, стирать отпечатки пальцев? Можно ли под действием раскаяния застирывать одежду, снимать одежду с девушек, выносить ее на мусорку? Улыбаться и шутить в магазине? Нет, раскаявшийся человек так себя не ведет.