«Ты похудела» - это не комплимент! Мнение
Журналист LADY.TUT.BY Ольга Примаченко, ведущая передачи «Психология навынос» и автор блога об интуитивном питании рассуждает, почему «Ты похудела» — это совсем не комплимент.
— Не люблю фразу «ты похудела». Не знаю, как на нее реагировать. Никогда не говорю ее другим. Обычно она выдается как комплимент: в культуре, где тело — это во многом вопрос статуса, «похудеть» равно «начать выглядеть лучше». Но в отличие от приятного «ты чудесно выглядишь» или «слушай, да ты сияешь!», на фразу «ты похудела» навешано много личного (и лишнего) с обеих сторон.
Во-первых, избыточное внимание к форме и размерам чужого тела бестактно и неуместно. Вес — штука такая же интимная, как сексуальные фантазии и внутрисемейные разговоры: ну то есть никого не касается и ни в чьих замечаниях, а тем более оценках, не нуждается.
Во-вторых, радостные или завистливые интонации комплимента отчетливо намекают, что раньше ты выглядела хуже (и все молчали из жалости), а теперь ничего так, смотри-ка, взялась за ум, продолжай в том же духе. Понятно, что если вы точно знаете, что человек озабочен своим весом (он вам сам об этом говорил) и делает все возможное, чтобы похудеть, ваш комплимент действительно будет комплиментом, желанным и ценным, отражающим прогресс и ненапрасность усилий, мотивирующим продолжать, поддерживающим.
А вот выдать такое человеку, с которым вы давно не виделись, на мой взгляд, too much. Потому что его похудение может быть про болезнь или какое-то горе в семье — и тогда слышать такое будет или больно (еще одно напоминание о том, что организм проигрывает борьбу и сдает позиции), или странно до абсурда и отвращения (у человека мать умирает, а тебя волнует, что его пятая точка начала неплохо смотреться в штанах?).
В-третьих, разговоры про вес (и комплименты как их часть) в целом делают данную тему горячей, «важной», на злобу дня, повышая и без того высокий градус тревожности по поводу внешнего вида в обществе и его соответствия «стандартам красоты».
Не могу не поделиться забавной историей подруги (с ее разрешения), которая хорошо иллюстрирует сказанное.
«Однажды коллега мужа, с которым мы хорошо общаемся, сказал мне: „О, ты занялась спортом? Молодец! Похудела!“. Начнем с того, что я не занялась тогда спортом — возможно, эффект был достигнут утягивающими колготками, но дышать и не втягивать живот в тот вечер я уже не могла. Ну и помню этот „комплимент“ до сих пор!»
Именно поэтому я считаю, что оценка другого на предмет его веса должна исчезнуть как вид (если вы не лечащий врач этого человека), и сознательное уклонение от «толстых» разговоров — хороший шаг на этом пути.
«Толстые» (или «жирные») разговоры — это критика собственного или чужого тела, завуалированная под нежный щебет о том, что «вот здесь у меня торчит, тут свисает, а еще я такую диету новую откопала — просто бомба, хочешь поделюсь?». Это обсуждение того, какие «ужасные последствия» повлечет за собой десерт на вашей тарелке, и вздохи о том, что добавки вам нельзя, вы и так толстая. Это шутки про ведьму с нотками завистливого восхищения в адрес кого-то (мол, ест, что хочет, и не поправляется) и смакование того, как плохо стала выглядеть знаменитость после родов. Равно как и бурное эмоциональное обсуждение звездных нарядов с красной дорожки — «нет, ну вы видели, как у нее складки на боках были видны, не могла, что ли, нормальное платье надеть — чтобы скрывало?».
Потому что все это — обесценивание уникальности чужого тела с его живой, неотфотошопленной красотой и в то же время такая же готовность обесценить и «тело собственное». Успеть пошутить над собой первой, чтобы, не дай Бог, не опередили.
В фильме «Я худею» (реж. Алексей Нужный, 2018) с Сашей Бортич в главной роли есть эпизод вечеринки в бассейне, где ее героиня Аня наблюдает сцену, как тощая (по сравнению с ней) барышня модельной внешности, манерно оттянув кожу на талии пальцами, жалуется: «Я тоже хотела к лету похудеть — да вот бока отрастила…». Аня такой «оплеухи» выдержать не может и убегает с словами: «Как же вы меня бесите! Худеют они, блин!». И в этой фразе — не только отчаянье от еще не достигнутого желаемого веса (по сюжету героиня над этим упорно работает), но и ужас от того, что если даже вот эта «худющая» считает, что ей надо еще похудеть (и подружки вокруг вроде как одобрительно и понимающе кивают), то до какого состояния нужно себя загнать Ане, сколько еще усилий приложить, на какую изнанку вывернуться? То есть если даже такое стройное тело еще не идеал, то какое тогда вообще?
«Ой да ладно, это же просто женское кокетство, напрашивание на комплимент!» Как по мне, так грош цена комплименту, который надо клянчить. И здесь мы вновь возвращаемся к сказанному чуть выше: публичная оценка тела (неважно, своего или чужого) на предмет его «вписываемости» в идеал — это выражение своего согласия с тем положением вещей, что есть «правильные» и «неправильные» тела, «хорошие» и «плохие». Укрепление стереотипа, что если у тебя какое-то «неправильное» тело, то и человек ты какой-то неправильный (ленивый, распущенный), и мысли у тебя такие же, и дела, а поэтому не имеешь ты никакого права радоваться жизни, пока «не приведешь себя в порядок».
В своем крайнем проявлении «толстые» разговоры являют собой фэтшейминг (от англ. fat — «жир» или «толстый», to shame — «стыдить») — это «действия или высказывания, которые унижают, высмеивают или оскорбляют человека или группу людей за полноту; культура осуждения «лишнего веса», где границы «нормального веса» определяются субъективно. Основывается на идее, что полнота — это вредно для здоровья, непривлекательно, стыдно и является результатом «распущенности».
Пересматривала недавно архивные выпуски «Что? Где? Когда?», и в программе лохматого 2000 года услышала то, что сильно резануло по уху. Ведущий (тогда еще) Владимир Ворошилов, предваряя вопрос, во всеуслышание заявил: «Я вообще недолюбливаю толстых дам, в том числе не очень хорошо отношусь к полным женщинам Ренуара…»
У меня по этому поводу мысли такие.
Если это частное мнение в формате «я не люблю / мне не нравится» — оно имеет право на жизнь. Ну считает так человек — дело его, на вкус и цвет все фломастеры разные. В остальных случаях для меня это показатель недалекости. Из разряда знакомой всем ситуации в переполненном транспорте: из-за чего бы ссора между пассажирами ни возникла, отгребет тот, кто крупнее, его проще всего задеть словом, вжать обратно в сиденье хрестоматийным: «Отрастил себе ж… у и возникает еще!» Как на такое реагировать, кроме приказного «не мелите чуши», сказанного агрессору, и «не слушайте!» — жертве, я не знаю.
Но вот что мне представляется реально важным, это достижение такого уровня крепости внутренних опор, чтобы чужой визг — про ваш вес, про ваш вид — проходил мимо, наносным, пустопорожним, идиотским в своей нелепости, потому что вы точно знаете и ощущаете каждой клеткой: это не про вас, и поэтому это не может сделать вам больно. (Есть такой дивный анекдот: «Мне не нравятся твои шутки, они какие-то тупые». — «Может, это кто-то другой тупой?» — «Кто?»)
То есть когда понимаешь, что тебе даже защищаться не нужно, потому что на тебя просто не могут напасть — не во что целиться. И здесь огромная внутренняя работа с образом тела и анализом, что тебя ранит, какие слова. О чем эти слова для тебя на самом деле. И сколько в них правды.
Я рада, что мне резануло по уху высказывание Ворошилова. Я рада, что представить подобный ляп с экрана телевизора в интеллектуальной игре сегодня уже невозможно. Я рада, что мы начинаем не принимать за нормальное то, что ненормально.
Времена меняются — и с этим уже нельзя не считаться.