Между Чечней и Ингушетией: полиция молилась вместе с народом

В Магасе вот уже пятый день продолжается митинг протеста против соглашения об определении административной границы, которое 26 сентября подписали Глава Чечни Рамзан Кадыров и глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров. Люди собрались в столице Ингушетии в день, когда депутаты Народного собрания республики должны были ратифицировать подписанное главами соглашение, — и с тех пор остаются на площади, то прибывая в числе до нескольких тысяч (по случаю пятничной молитвы, например), то убавляясь до полутора сотен — по случаю холодной ночи.

Старикам принесли стулья, для молитв расстелили большие ковры. Жгут костры, греются.

Депутаты Народного Собрания, сами пожелавшие 4-го числа голосовать за ратификацию границы в закрытом режиме и, согласно официальной версии, утвердившие ее большинством голосов, к сегодняшнему дню перед народом реабилитировались. Если сразу после объявления официального положительного итога депутатского голосования о своем несогласии с ним открыто объявили трое депутатов, то к концу дня в списке несогласных с соглашением было уже 14 фамилий (из 24 голосовавших). А в последующие дни, когда Ингушетия со своими границами уже не выходила из федеральной повестки, еще трое депутатов признались, что тоже голосовали против ратификации. Их имена в общий список дописывали уже от руки, там внизу еще оставалось место.

К чести ингушей надо сказать, что, несмотря на колоссальный накал страстей, митинг все эти дни оставался в мирном поле, и даже полиция молилась вместе с народом. Со стороны властей не было никаких попыток разогнать собрание, а с сегодняшнего дня и до конца недели митинг и вовсе согласован с администрацией.

В воскресенье к протестующим приезжал первый президент Ингушетии, Герой Советского Союза Руслан Султанович Аушев, чей авторитет в ингушском обществе велик. Именно Аушев в 1993 году определился с границами с тогдашним президентом самопровозглашенной Ичкерии Дудаевым, и именно этот вариант границы с Чечней, собственно, и был утвержден соглашением Евкурова и Кадырова.

На митинге Руслан Аушев выступил с короткой речью на ингушском, из которой официальные СМИ поняли, что первый президент призвал собравшихся к мирному разрешению проблемы путем диалога, а протестные паблики услышали, что «власть в руках врагов ингушского народа».

Ряд российских политических деятелей высказались в поддержку ингушского митинга или же попытались проанализировать его причины, обнажив главную проблему: «в России» (так говорят на Кавказе о всей стране за пределами СКФО) мало кто понимает причины ингушского возмущения. А потому обсуждается утрированная и, по правде говоря, опасная для страны и для людей версия об аннексии ингушских территорий в пользу Чечни.

Российский Кавказ — сложнейший геополитический клубок, смотавшийся в таком запутанном виде в значительной мере по причинам грубого потребительского хозяйствования советской власти.

(Можно копать и глубже, но это не имеет смысла с административной точки зрения: в составе России Кавказ, как мы помним, живет только с конца XIX века, с завершения Кавказских войн. И говорить о каких-то документально закрепленных в тот момент границах между республиками не получится, ввиду господства на данных территориях родоплеменного уклада.)

С пришествием Советов в 1920 году была образована Горская ССР, куда, помимо Чечни и Ингушетии, вошли также нынешние Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкессия и Северная Осетия. В том же 20-м году был образован Сунженский казачий округ. Исторические земли Сунженского казачьего округа были населены преимущественно ингушами, но позже их заняли терские казаки. Через два года, в 1922-м, из Горской АССР была выделена Чеченская автономная область, а еще через два года, в 1924-м, Горскую Республику и вовсе упразднили, разбив на самостоятельные территориальные единицы, одной из которых стала Ингушская автономная область.

В 1929 году Сунженский казачий округ был присоединен к Чечне. А в 1934-м к Чечне была присоединена уже и вся Ингушетия, так появилась Чечено-Ингушская автономная область, позже преобразованная в ЧИАССР.

В 1992 году ЧИАССР распалась на Ичкерию, решившую существовать отдельно от России, и Ингушетию, оставшуюся в ее составе. В 1993 году Аушев и Дудаев договорились о границе между республиками, отталкиваясь именно от тех границ, которые Чечня и Ингушетия имели при объединении, в 1934 году, однако это соглашение до нынешнего времени не было документально закреплено. Это неопределенное положение само по себе рождало опасность конфликта. Так, в 2012 году Рамзан Кадыров заявил о том, что значительные территории Ингушетии по факту должны принадлежать Чечне, и чеченский парламент, принимая закон о муниципальном управлении, даже закрепил за Чечней эти территории. Кадыров, обосновывая свою позицию, отсылался как раз к советскому административно-территориальному делению, к моменту, когда рассматриваемые территории относились к Чечне, а также к тому обстоятельству, что на этих землях исторически жили чеченцы. Тогда позиция главы соседней братской республики спровоцировала в Ингушетии настоящую бурю. Как мы можем судить по соглашению о границах, подписанному 26 сентября Кадыровым и Евкуровым, эти слова остались словами: никто у Ингушетии ничего не забрал, все осталось в рамках последних договоренностей Аушева и Дудаева.

Но вот именно эти договоренности теперь ингуши и подвергают сомнению, настаивая, что при разделе в 1993 году Ингушетия многое уступила Чечне. И теперь она, по мнению многих участников митинга, должна забрать свои земли обратно.

Любопытно, что аргументируя эту позицию, спикеры зеркально пользуются ровно теми же аргументами, которые прежде приводил Рамзан Кадыров: мол, когда-то, при Советах, эти земли относились к Ингушской автономии, ну и также — «там нет ни одной чеченской могилы».

«Когда-то» — это вообще центральный и всепобеждающий аргумент нынешнего ингушского митинга. Многочисленные протестные паблики в эти дни заполоняют картинки, на которых к актуальной карте Ингушетии присоединены земли, некогда населяемые ингушами, а теперь, как следует из логики авторов, утраченные. Самая «полная» из этих Ингушетий включает в себя даже территории, ныне относящиеся к Грузии.

И если руководствоваться этой логикой, то из нынешнего протестного тупика есть только один выход. И он страшный.

Фантомные страдания по землям, какими бы наивными они ни смотрелись со стороны той самой «остальной России» (за пределами СКФО), — есть реакция защитной системы маленького народа, уцелевшего в веках и желающего и далее себя сохранять.

Отцам из Рязани или Хабаровска никогда не понять ингушского отца, которому в страшном сне не приснится, что его дочка вышла замуж не за ингуша.

Москвичам и новосибирцам, никогда не понять ингушских стариков, которые, прожив всю жизнь в тысяче километров от родины, знают, что, когда закончится их земной путь, они будут похоронены в родной земле.

Все это — тоже защитные механизмы, гарантирующие выживание народа. Самое печальное и тревожное в нынешней ситуации — это то, что никак не запускается последний и, наверное, самый главный механизм самозащиты ингушского народа (да и любого другого): понимание того, что жизни сыновей, их пролитая кровь стоят много дороже, чем все вместе взятые могилы предков. Как бы жестоко, а для кого-то даже кощунственно это ни звучало.