''Хирург говорил: ''Не факт, что поможет''. Динара Алимбекова - о болях в плече до операции и после

Это интервью олимпийская чемпионка по биатлону Динара Алимбекова переносила несколько раз на протяжении лета и еще раз — в сентябре. Во время разговора 22-летняя девушка вытирала слезы и однажды почти на две минуты прервала рассказ, чтобы успокоиться. Она говорила о левом плече, которое травмировала два с половиной года назад и прооперировала в мае, а также — о боли и непринятии сроков восстановления.

«После скоростных тренировок просыпалась ночью с криками»

— После победы Беларуси в женской эстафете на Олимпиаде в Пхенчхане твоя мама Ирина Александровна рассказала нам, что большего всего переживала из-за того, какую адскую боль ты испытывала, когда у тебя «выскакивало» плечо. Поясни.

— Мама знала об ощущениях с моих слов, хотя она ничего такого не видела: дома, в Чаусах, левое плечо не болело…

Все началось с того, что два с половиной года назад на первом в сезоне этапе Кубка IBU в Швеции я упала, когда съезжала с небольшого спуска. Одна из палок попала между лыжами, и я упала руками вперед. Меня отвезли в местную больницу. Врачи посмотрели снимок плеча и увидели что-то похожее на вывих. Точный диагноз не поставили. Несколько следующих дней я не могла заснуть, а о полноценных тренировках и речи не шло.

— Предположение о вывихе тебя успокоило?

— Тогда не думала, что на самом деле все очень плохо. Падение — обычное дело в биатлоне. Случается и летом, и зимой много раз.

На первом этапе в сезоне трасса была подготовлена не то чтобы хорошо. Имелись какие-то неровности. Думала, ну вот сейчас боль пройдет, ничего страшного! Буду готовиться к новым стартам. До следующего этапа Кубка IBU в Италии оставалось около недели. Я не смогла восстановиться, и все равно побежала с болью в руке.

— Травма плеча тебя беспокоила постоянно или время от времени?

— На протяжении двух с половиной лет на соревнованиях боли не чувствовала, а вот в ходе тренировок — да. Боль не позволяла закачать плечевой пояс. Я не могла делать силовые упражнения на руки. Даже висеть на перекладине! Левое плечо могло в любой момент «выскочить».

Какое-то время я вообще не думала об операции. Затем работавший с нами Валерий Польховский стал замечать, что, когда я работала в полную силу на тренировках, у меня частенько «выскакивало» плечо. Случай на перекладине был как раз при нем. «Давай, покажи, что ты умеешь», — предложил Валерий Николаевич. Когда он увидел, что у меня «выскочило» плечо, сказал, что нужно провести обследование и понять, что происходит. На первых снимках МРТ тоже не до конца было ясно, что там внутри. Врачи говорили, что для стопроцентной уверенности, в чем же дело, нужно оперировать.

Этот разговор состоялся в сентябре 2016 года, в мой последний год по юниорам. «Можешь сейчас сделать операцию и вернуться в строй в марте», — объяснили мне. То есть я пропустила бы тот сезон и сразу готовилась бы к олимпийскому. Для меня такой расклад стал шоком! Лишь только представила, что накануне провела последнюю тренировку перед длительным периодом восстановления… В общем, на операцию не пошла. Подумала, что отбегаю, как получится. А уж если совсем будет больно, то, конечно, придется идти на операцию.

— Напомни, какие задачи ты решала два года назад? Пробиться в состав национальной сборной?

— Да. Для этого необходимо было хорошо выступать на юниорских чемпионатах мира и Европы, а конкуренция за место в сборной была очень высокой. С моими тогдашними результатами вряд ли кто-то стал бы ждать моего возвращения после операции.

— Адские боли — это что? Муки по ночам?

— Бывало, что после скоростных тренировок просыпалась ночью с криками от того, что просто больно либо неудачно повернулась.

— Не стоны, а именно крики?

— Крик, от которого ты сам просыпаешься в недоумении: «Что это за кошмар?». Пройдет немного времени, и ты опять засыпаешь. Такое случалось редко: после скоростных ударных тренировок, когда рука была весь день в напряжении.

В остальных случаях боль проявлялась, когда надевала винтовку или готовилась к стрельбе лежа. На соревнованиях старалась не делать лишних махов руками и не слишком быстро ускоряться во время разминки. Берегла руку.

— При лыжном ходе насколько скорость зависит от работы плечевого пояса?

— Можно сказать, что это вообще основное, что нужно. Понятно, что техника у лыжников отличается. Кто-то задействует плечевой пояс в большей степени, кто-то в меньшей. Но чтобы развить высокую скорость, нужно задействовать все тело: руки и плечи — по максимуму.

— То есть из-за травмы ты не дорабатывала руками?

— Нет, я не скажу, что не дорабатывала на соревнованиях. Когда едешь, то показываешь то, что натренировал. Но точно можно сказать, что я не дорабатывала на тренировках. Не доделовала силовую и скоростную работу, что, конечно, отражалось на выступлениях в сезоне. Так что предыдущие два года, можно сказать, были такие…

— В сборную ты в итоге пробилась и в эстафете на Олимпиаде выступила. Как это объяснишь?

— Когда в прошлом году мы с Дашей Юркевич оказались за бортом основной команды, я не то чтобы сильно расстроилась. Что поделать? Не была готова, раз меня не видели в олимпийском составе! Было обидно за Дашу, так как за год до этого она взяла медаль на этапе Кубка мира в Эстерсунде. Рассчитывала, что она будет в команде. Мы поддерживали друг друга, что ли, старались подстегивать, мол, в начале сезона будем доказывать свою состоятельность. Хотелось, чтобы решение о составе принималось на основе отбора, которого, увы, не было.

Так случилось, что готовиться на снегу я уехала отдельно от команды. Девчонки отправились в норвежский Шушен, а я в «Финку» — ну, в Финляндию. То есть отобраться на первый этап Кубка мира в олимпийском сезоне я не могла. Правда, тренер сказал, что будет ротация между составами на Кубок мира и Кубок IBU.

Понимала, что за прошлое лето мне удалось сильно прибавить. Это показывали результаты на роллерах. За счет силовых тренировок, которые проводила под руководством Сергея Алексеевича Соколовского! По его мнению, именно за счет силы я могла добавить, так как техника вроде как, есть, а оттолкнуться нечем.

Еще до прошлого года я не могла даже висеть на перекладине, а тут стала подтягиваться. Вместе с Сергеем Алексеевичем пришли к этому через попытки закачать плечо. Сначала я просто висела на перекладине, затем подтягивалась с помощью, без помощи и наконец — с отягощением. Стала работать со штангой. По полной нагружала плечевой пояс и считала, что, раз добавила летом, значит, и зимой должна быть прибавка.

— Когда ты закачала плечо, боли прошли?

— Да. Мне с самого начала советовали закачать плечо, но никто не был уверен, стоит ли это делать и как с учетом повреждения. Когда мы попробовали, и я переварила ощущения, то перестала бояться. А до этого осторожничала: «Так, вот это не буду делать! И это — тоже нет».

Перед гонками на Олимпиаде у нас были силовые тренировки. Сказать, что я сильно нагружала плечо, не могу. Переживала, так как считала некоторые упражнения опасными для себя. К счастью, обошлось без срывов.

«Тут вдруг я уже не могу ни одеться, ни раздеться, ни винтовку поднять»

— Когда ты поняла, что операция все-таки нужна?

— В сентябре 2016-го я отказалась от операции и предполагала сделать ее сразу после юниорского чемпионата мира 2017 года, который проходил в феврале. Мне бы хватило времени, чтобы после хирургического вмешательства восстановиться и дальше готовиться к олимпийскому сезону. Однако юниорский чемпионат вышел неудачным для меня: вообще ничего не получилось. В итоге я поехала с командой на этапы Кубка IBU, потому что с учетом последних результатов ждать меня после операции вряд ли стали бы.

На Кубке IBU же выступила хорошо — дважды была то ли шестой, то ли седьмой. А для того чтобы попасть на этапы Кубка мира, по установленным в команде критериям необходимо было финишировать в десятке сильнейших атлетов. В общем, съездила на этап Кубка мира, а после него — это конец марта — пришлось снова отложить операцию. И вот только в этом году после окончания сезона сделала ее.

— Операция — твоя инициатива или команда тоже хотела, чтобы ты сделала ее?

— Я боялась, ведь даже хирург, который меня оперировал, говорил: «Не факт, что поможет». Неясно было, как поведет себя организм и как срастутся порванные связки. Но, по мнению хирурга, лучше все же сделать операцию, чем потом не иметь возможности взять ребенка на руки (смеется и вытирает слезы). Хирург пробовал меня отговорить от операции. Мол, молодая еще! Завязывай-ка ты со спортом! Звучало это в шуточной форме. Я решилась. Тренеры сказали, что дадут мне время залечить плечо. В начале мая я повторно сделала МРТ. Затем простудилась, так что операцию пришлось перенести на середину мая.

Я ведь до это никогда в жизни не лежала в больнице! За день до операции мне сказали находиться в палате, так я ужаснулась. Не смогла. Очень тяжело. Уехала на базу в Раубичах, где меня ждал парень (российский биатлонист Кирилл Стрельцов. — Прим. ред.). Еще успела съездить на фотосессию с олимпийской медалью! В больницу вернулась на следующий день. К операции подошла в расслабленном состоянии. Думала, что все пройдет в лайтовом режиме. Не было страшно. Рассчитывала, что благодаря действию обезболивающих средств я вообще ничего не почувствую. Одним словом, не представляла, что такое «отходняк» после общего наркоза. Не помню, сколько проспала после операции. Когда пришла в сознание, ужасно себя чувствовала. Бывало, зрение теряла.

— На какой день после операции ты разместила в Instagram фотографию на больничной койке?

— Утром следующего дня. Двигаться толком не могла (вытирает слезы). С пятницы по воскресенье, что я лежала в больнице, можно сказать, сходила с ума. В воскресенье хотелось сбежать. В понедельник рано утром стояла под дверью главврача, чтобы объяснить ему, что мне нужно уехать. Обещала принимать все необходимые препараты.

После возвращения из больницы я, считай, сразу оказалась на сборе команды. Возникли небольшие проблемы с больничным. Закрыла его, написав заявление о том, что беру на себя ответственность за все то, что может случиться. Выдохнула и успокоилась, так как была вместе с командой.

— Операция должна была установить, что не так с плечом. И что же?

— Как мне говорили, там был надрыв двух связок: подостной и еще какой-то (рядом располагаются надостная мышца, малая и большая круглые мышцы. — Прим. ред.). Хотя в бумажке после операции написано что-то другое.

— То есть тебе сшили эти связки?

— Да, поставили какие-то штучки, которые соединили их. Врачи называли их «якорями».

— Как долго ты ходила с фиксирующей руку повязкой?

— Нужно было в течение шести недель. Сразу скажу, что я не выдержала… По возвращении в Раубичи практически сразу попробовала пробежаться. Было больно, так что я перешла на прогулки в лесу с палкой для здоровой руки и езду на велотренажере. Как-то ночью проснулась от боли, несмотря на то что принимала необходимые таблетки. Рука как будто просила: «Доставай меня из повязки». Достала и аккуратно положила на кровать, уснула. С того дня стала спать без повязки.

— Зачем ты тренировалась? Не из-за того ли, что было неловко в компании ребят из команды ничего не делать?

— Настолько некомфортно! Приходила — а ребята стреляют. У нас же уже в мае — период настрела, тренажа без патронов. Никто не сказал мне, что делать, кроме как: «Гуляй и ничего не делай». По-хорошему мне был показан полный покой, но я не могла усидеть на месте. Хотелось поскорее прийти в норму. Верила, что, если буду потихоньку входить в рабочий ритм, все получится. Не могла позволить себе терять время.

Допуск к тренировам с командой получила от врача в медцентре в Раубичах. Здесь же мне сняли швы. Я регулярно ходила на все предложенные процедуры по восстановлению плеча. Еще врач советовала давать нагрузку на здоровую руку, чтобы потихоньку приводить в действие прооперированное плечо.

— Шрам у тебя большой?

— Нет. Стоял выбор между двумя вариантами операции. После первого осталось бы множество швов и вместе с тем сроки восстановления бы затянулись. Я выбрала второй.

— Так какого размера шрам? С сантиметр?

— Вообще маленький (приспустила майку, показав плечо). Спереди один небольшой шрам и сзади таких два. Или наоборот?

— Когда повязку сняли, ты могла контролировать руку?

— Я думала, что да (плачет и пробует успокиться). В общем… В общем, было больно. Было больно держать в руке телефон (вытирает слезы, глубоко выдыхает). Я просила тренера, чтобы разрешил поскорее встать на роллеры. Хотела начать делать какую-то другую работу, а не только гулять. В июле мне разрешили. И вот я ехала в гору с одной палкой… Блин (вытирает слезы). Прооперированная рука по инцерции потянулась, и рывок был таким, после которого было страшно подумать, что я еще когда-нибудь подниму руку.

— Ты не переживай и не стесняйся слез. Думаю, поклонники биатлона будут сопереживать тебе, когда узнают твою историю.

— Это не совсем то, чего бы мне хотелось.

— Да, но после, скажем, неудачной гонки в новом сезоне люди хотя бы примерно смогут представить, что ты пережила этим летом.

— По оценкам врачей, после операции я смогу прийти в форму только через полгода. Мне не хотелось верить этим словам. Думала, что реально восстановление может пройти быстрее. Не была готова принять, что лишь в ноябре или декабре я смогу толкнуться второй рукой или лечь стрелять лежа. Однако в июле столкнулась с тем, что не могу поднять вверх руку, не могу взять вторую палку и толкнуться ее (вытирает слезы). Силы как будто покидали меня! В голову стали лезть мысли о том, что не справлюсь и не выдержу.

— В августе ты сообщила через соцсети, что стала стрелять без упора.

— Мы договорились с тренерами, что через три месяца после операции мы попробуем пострелять. Работа с винтовкой доставляет боль, все тянется. Чтобы было не так больно, мы скорректировали положение винтовки, так что изготовка неидеальная. Рука стоит нечетко под винтовой, а намного дальше, что лишает положение устойчивости. Упор под здоровое плечо тоже не такой, как нужно, но хоть что-то! Сильно обрадовалась первой тренировке с винтовкой.

Вместе с тем мы с тренерамии понимали, что стрельба в неправильном положении может войти в привычку и в будущем сказываться негативно. Так что на следующий день после первой стрельбы попытались подвинуть ремень в сторону правильного положения. Затем пробовали поставить руку поближе к винтовке. Каждый день мы вносили небольшие поправки. Когда девочки приступили к стрельбе с патронами, я все еще не могла правильно подлезть под винтовку. Каждый раз, когда ложилась, думала: «Блин, как же больно. Я же вчера могла! Почему сегодня не могу?» Ничего. Можно сказать, сегодня стреляю близко к тому, как это следует делать.

— В начале сентября я предложил тебе поснимать твою стрелковую тренировку, а ты ответила: «А я уже не стреляю».

— Незадолго до этого на сборе в Италии у нас была контрольная гонка. Я к ней не готовилась, так как накануне простыла и принимала антибиотики. То есть по самочувствию не была готова к взрывным тренировкам, но, конечно, интересно было узнать, как справлюсь. Уже на старте почувствовала скорость. Хотелось показать хороший результат, так что не обращала внимания не плечо. Бежала, как до операции на соревнованиях. После тренировки все было хорошо, а уже вечером в душе я не смогла поднять руку. Поняла, что переработала.

— Физически не могла поднять руку или из-за боли?

— Чтобы вы понимали: я «сидела в телефоне» и нашла какую-то картинку. Хотела сделать скриншот, для чего просто нужно нажать на две кнопки телефона одновременно. Плечо не позволило. Не смогла поднять руку. Раньше можно было стерпеть боль. Без нее — ну никак! А тут вдруг я уже не могу ни одеться, ни раздеться, ни винтовку поднять.

— Боль после операции сопоставима с той, что была «до», либо боль — психологическая проблема, страх?

— До операции таких болей не было. Только в случаях, когда плечо «выскакивало», и его нужно было вставить обратно. Боль же после того контрольного забега можно сравнить с ощущениями только-только после операции.

— О чем подумала? Неужели все сначала?

— Да (вытирает слезы). Именно так. Пошла к доктору. Он сказал: «Да, потолкалась, ускорилась. Завтра все будет хорошо. Сейчас мы примем какие-нибудь лекарства, и все пройдет».

— Этим и закончилось?

— Нет. На следующий день стало лишь больнее. До конца сбора в Италии у меня не было тренировок. По приезде домой только за день до сбора в Раубичах, который начался 4 сентября, я смогла поднять руку вверх без боли.

— Что ты сегодня можешь?

— На тренировках мы не пробуем делать сильную скоростную работу. Берегу руку. Еще раз проверять не хочется — опасно.

— Другими словами, сейчас твое отношение такое: раз врачи отвели на восстановление полгода, значит, надо набраться терпения?

— Да. Немного осталось ждать. Если не сорвусь, ничего не поврежу, то к тренировкам на снегу должна подойти в хорошем состоянии.

— Надеешься ли ты быть готовой к первому в новом сезоне этапу Кубка мира?

— Да. Надеюсь и верю.

«Многие подкалывали: «Когда уже косить пойдешь? Когда пойдешь рубить дрова?»

— Надежда Скардино и Дарья Домрачева завершили карьеру. Как ты отреагировала на эти новости после операции?

— Про то, что Надя уходит, мы знали еще в прошлом году. А что касается решения Даши, то все немножко удивились, расстроились. В любом случае это не должно сказываться на качестве нашей подготовки.

— На подготовку — нет, на результаты команды уход Нади и Даши скажется.

— Понятно, что наша команда переживает сейчас не самые лучшие времена. Смена поколений — болезненный процесс для любой команды.

Когда после окончания сезона поползли слухи, что Надя и Даша уходят, мы поняли, что у нас не хватает девочек на эстафету, не говоря уже о полной квоте с учетом Кубка IBU. Знали, что в новом сезоне не будет Нади Писаревой и Насти Дуборезовой (после замужества — Анастасия Киннунен. — Прим. ред.), Кристина Ильченко уехала обратно в Россию. Конечно, будет сложно рассчитывать на какой-то супререзультат в тех же эстафетах. Но мы все будем биться, стараться. Выступать за страну — это всегда ответственно, к тому же мы взяли олимпийское золото в эстафете. Волнительно, а как же?

— Не чувствуешь ли ты, что будто подводишь команду?

— Моя операция была запланирована. Повторюсь, я верила, что восстановление будет проходить быстрее. Не думала, что кого-то буду подводить. Когда стала пробовать тренироваться и испытывала боль и когда видела, насколько далеко вперед ушли в подготовке другие девушки, конечно, появились такие мысли, что не смогу быстро вернуться и что у нас не получится собрать команду на эстафету. Думать об этом — нагружать себя лишними мыслями. Лучше гнать их от себя и работать в меру сил каждый день.

— Кто тебя поддерживает?

— Все! Родители, тренеры, друзья. Они рады, что операция позади и что когда-то я смогу приступить к полноценной работе. Если использовать тот резерв, который во мне всегда был, то результаты должны стать выше.

— Такая история, и все это только про плечо. А что твоя мама имела в виду, когда рассказала нам, что у тебя также болят ноги?

— Ой, когда-то давно — в 2012 году, по-моему, — у меня были проблемы с надкостницами! Их сводило до такой степени, что иногда я не могла завершить гонки. Такое случалось летом на роллерах во время силовых тренировок. Когда «садилась» на спуск после подъема, от боли не могла войти в поворот. Было больно поднимать роллеры. Еще, помню, на юниорском чемпионате мира 2012 года в Контиолахти уходила с двумя «нулями» на последний круг. Еле-еле дошла до финиша! Была рада тому, что дошла.

Сейчас боли в надкостницах проявляются все реже и реже и в значительно меньшей степени. Предпринимались усилия для того, чтобы избавиться от них.

— Тренировочные или медицинские решения?

— И те, и те. Бывало, что между этапами меня возили к австрийским специалистам, которые что-то вводили в надкостницы, накладывали тейпы. Какое-то время мне предлагали не качать пресс, так как считали, что мышцы пресса как-то связаны с надкостницами, и на выходе мышцы не расслабляются.

Всякое было за эти годы. Не знаю, что мне из этого помогло. Может, изменения в технике? Я по-другому начала вставать на лыжу. А Клаусс Зиберт, когда еще тренировал нас, подсказал отказаться от платформ на креплении, которые поднимают носок вверх.

— То есть плечо — твоя главная проблема?

— Главная и единственная.

— После возвращения из Пхенчхана Александр Лукашенко предложил тебе программу тренировок: «Я тебе топор подготовлю, косу, чтобы плечевой пояс нагрузить». Затем в Instagram ты опубликовала фото с косой. Что это было — шутка или учеба?

— Много кто подкалывал меня на эту тему, в том числе биатлонисты: «Когда уже косить пойдешь? Когда пойдешь рубить дрова?» А я что? Приехала домой к маме. Она разводит кроликов. Как-то говорит: «Поедешь с нами за травой? Нужно покосить». — «Почему бы и нет?» Приехали на большое поле. Косить-то я не умею, а косу попросила для того, чтобы сделать фото. Опубликовав его, превратила этот сюжет в шутку над собой. Не думаю, что предложение покосить изначально было серьезным.

— Думаешь, президент знает о твоей проблеме с плечом и поэтому забеспокоился о твоем плечевом поясе?

— Думаю, нет. Темы личных проблем мы как-то не поднимали. Наверное, он видел гонку, когда на финишном круге я еле-еле ехала, а ему хотелось, чтобы я обогнала всех. Вернее, чтобы не дала себя обогнать, когда уходила с огневого рубежа. Вот и решил, что мне нужно подкачаться.

— Сейчас в соцсетях обсуждают другую твою фотографию. В преддверии свадьбы Дарью Юркевич ты сфотографировалась с табличкой «Я следующая».

— Кажется, мне стоит серьезнее отнестись к постам в Instagram! Мы просто выбирали таблички для общего снимка. Так вышло, что мне досталась именно эта. Без подтекста. Когда-то я же все равно выйду замуж!

— Тебе присвоили звание «Почетный гражданин Чаусского района». Что оно дает? Бесплатный проезд на автобусе?

— Не знаю, не уточняла. Я могу присутствовать на всех концертах, которые там будут проходить.

— Кто, по-твоему, главная звезда, которая доезжала до Чаусов?

— Из белорусских звезд были Плотникова и Хлестов. Кстати, недавно проверяла и вот: на доске почета в Чаусах моего фото нет!

— Летом ты завела декоративного кролика Барни.

— Давно мечтала об этом. Долго выбирала, как вдруг попросила парня съездить и посмотреть на декоративных кроликов вживую. Бывает, что хочешь чего-то, но только когда увидишь, можешь понять, нужно тебе это или нет. Барни сразу приглянулся мне. Окрас у него интересный. Где-то сбоку можно разглядеть пятнышко-«сердечко».

Я как-то взяла Барни с собой на сбор в Раубичах. Ему было грустно, ведь меня постоянно не было. Он гадил — разбрасывал по комнате опилки, что лежали у него в клетке. Не очень-то приятно было уборщице каждый день прибираться за ним… Поняла, что Барни будет луше дома у мамы, с детьми — моими братиком и сестричкой. Скучаю по нему. Он растет, грызет все подряд. Мама жалуется на него, а мне, когда бываю дома, всегда интересно наблюдать, как он спит и играет. Необычно, для меня это не то же самое, что смотреть за кошками-собаками.

— «Не стоит бояться испытаний в жизни. Сильный ветер ломает только слабые деревья», — написала ты в Instagram. Твой новый девиз?

— В тот период, когда работала и, не говоря тренерам, поднимала руку, брала что-то, представляя перед собой вторую палку, сильно расстраивалась от того, что это невозможно. Потом поймала себя на мысли, что, чем больше расстраиваюсь, тем хуже себе делаю. Нужно не сломаться на этом пути восстановлении, а дальше все будет хорошо.